Смерть Сталина - Страница 6
–Ты тосты с Василием опрокидывать будешь!
–Да нет! Ваше здоровье принадлежит революции.
–Да брось ты, не нравится мне этот культ, это чинопочитание. Чем-то колонизаторским отдает… Вот к примеру, ты знаешь, чем вон то дерево знаменито?
–Никак нет.
–Товарищ Мао Цзэдун, когда ко мне в гости приезжал, прямо под ним хезал.
–Что, простите? – в отличие от товарища Сталина, полжизни проведшего в ссылках да тюрьмах, Артемка этого уголовного жаргона не знал.
–Срал, срал!
–Как? – покраснел молодой охранник.
–Да вот так! – и показал товарищ Сталин своему юному другу, что то, что приемлемо для его китайского коллеги, и ему самому не чуждо. А что такого? Абсолютная органика, природа все впитает. Посмеялся в душе Артемка, да ничего не сказал.
А после обеда любит товарищ музыку слушать. Рояльные композиции Бетховена и Шуберта исполняет для него его любимая пианистка Мария Юдина. И замечательно же играет! А между композициями рассказывает вождю о своем видении различных вопросов, в том числе, государственных – прав, значит, вождь в том, что сторониться их никому не следует. Внимательно слушает ее Иосиф Виссарионович, даже тогда, когда та критикует кого-то из чиновников или навязанный ими государственный курс! И сложно же ему работать, почтительно думает Артемка, ведь всех выслушать это уже само по себе какой труд!
Так время до ужина и пролетело. Ничего товарищ Сталин не подписал, обрекая совхоз остаться без навоза, даже его собственного производства, только музыку слушал да рассуждал. И за то судить его тоже не надо – при такой работе сложно подчас резко сосредоточиться, да еще на таком мелком вопросе!
А после, за ужином, усадив Артемку с собой за стол и опоив его прекрасным грузинским вином, присланным из родного Гори, товарищ Сталин вдруг обратился к нему:
–Что это?
–Где, товарищ Сталин?
–В тарелке.
–Кукуруза.
–Понятно, а чья это кукуруза?
–Ваша.
–Нет, не коммунист ты еще… У нас ее столько не растет, вот закупаем у Америки. Значит, вражеская кукуруза. Если б знали американцы и их президент, этот дурак Эйзенхауэр, что вождь будет есть их кукурузу, наверняка бы отравили, а?
–Наверное…
–Значит, что надо сделать с поваром, который ее приготовил? Это ведь я случайно жив остался. Все кругом спят и видят меня в гробу. Ты подумай над моими словами. Нет, не коммунист ты пока еще…
Товарищ Сталин протянул руку и по-доброму, по-отечески похлопал его по загривку. Сильная рука у вождя, это разу чувствуется. Настолько сильная, что тяжесть почувствовал Артемка на затылке. Пожурил его вождь, но руку не убирает. Держит на затылке. Смотрит ему прямо в глаза. Что хочет сказать? Во всяком случае, ничего плохого, вождь ведь, отец целого народа. А руку все держит, уже шея затекла. Кажется, что клонит его голову вниз, под стол – но так только кажется, когда шея затекает. Минуту спустя рука уже кажется стальной, настолько велика ее тяжесть. Все-таки думал Артемка, что у вождя рука сильная, но чтобы настолько и в прямом смысле… Клонит все же голову его прямо под стол. И насколько силен и крепок молодой парень, а все же не выдерживает – и падает со стула с грохотом.
И в этот момент из-за тяжелых дубовых дверей столовой раздается хохот – часовые, что стоят к Генсеку в непосредственной близости, расхохотались от падения молодого парня.
–Что это? – не привыкший к такому Артемка интересуется у товарища Сталина. А может, внимание его переключает с себя на нерадивых часовых.
–Подсматривают.
–Да как же?!
–Правильно делают, вдруг, что со мной случится?
–А как же частная жизнь? Ну совсем вам ни покоя, ни отдыха…
–Да. Ты прав, – не отводя от него сурового черного взгляда, рассудил Сталин, убирая руку с затылка молодого охранника. – Надо запретить наблюдение. В конце концов, что я, арестованный что ли или Наполеон на Елене?
–На какой Елене?
–На святой.
Когда Артемка выходил из столовой, оба часовых рассмеялись ему в глаза.
–Чего вы? Ну свалился с непривычки, ну так что?
–Ничего. Ты и впрямь с непривычки.
–Да в чем дело-то?! – волнуется уже Артемка.
–А ты сам не понимаешь, чего вождь от тебя хотел?
–Нет.
–А что обычно делают под столом?
–Ну если кто что уронит…
–А если нет?
–Тогда не знаю.
–У тебя в вашей деревне девка-то была?
–А как же.
–Так вот ты с ней по ночам что делаешь?
–Ну…
–Ты когда за столом ужинаешь, она под стол залезает?
–Зачем?
–Ну дурак… Сосать!
–Леденец?
–Да, леденец, который у тебя в штанах!
Такие слова ударили Артемку обухом по голове. Он не спал всю ночь, просто представляя себе, что его мужское достоинство может какая-либо девушка в рот взять. Он не думал о своих ощущениях в данный момент, он думал только о том, насколько развратной должна быть такая девица. У них, в Горьком, таких днем с огнем отыскать нельзя было. Все-таки правильно говорили наезжавшие из Москвы земляки его, что нравы в столице выглядят просто ужасающе. Мысль о том, что нечто подобное хоть в какой-то мере могло быть свойственно товарищу Сталину, могла закрасться в голову только сумасшедшему. С такими мыслями Артемка уснул уже засветло. Понятное дело, что проснуться в 6 утра он не смог. Однако, Василий велел не будить его. Не стали будить.
Доктор Сигурд Йоханссон.
Теория гомосексуализма Сталина.
Данный вопрос интересовал меня давно, еще до начала совместной работы с братьями Швальнерами. Потому я посвятил данному аспекту биографии «отца народов» отдельную главу в книге «Иосиф Рюрикович-Дракула: рассекреченная родословная генералиссимуса».5
Вообще первое правило историка состоит в том, чтобы оценку тому или иному историческому явлению давать в контексте событий той эпохи. Насколько был распространен гомосексуализм во время правления Сталина, в том числе на пике его правления, в 1930-х годах?
Весьма и весьма. Вот, например, что в своих воспоминаниях «Записки секретаря Сталина» пишет Борис Бажанов, характеризуя отношения наркома иностранных дел Г.В. Чичерина с его заместителем М.М. Литвиновым:
«Чичерин и Литвинов ненавидят друг друга ярой ненавистью. Не проходит и месяца, чтобы я получил "строго секретно, только членам Политбюро" докладной записки и от одного, и от другого. Чичерин в этих записках жалуется, что Литвинов – совершенный хам и невежда, грубое и грязное животное, допускать которое к дипломатической работе является несомненной ошибкой. Литвинов пишет, что Чичерин – педераст, идиот и маньяк, ненормальный субъект, работающий только по ночам, чем дезорганизует работу наркомата; к этому Литвинов прибавляет живописные детали насчет того, что всю ночь у дверей кабинета Чичерина стоит на страже красноармеец из войск внутренней охраны ГПУ, которого начальство подбирает так, что за добродетель его можно не беспокоиться. Члены Политбюро читают эти записки, улыбаются, и дальше этого дело не идет».6
Не только министерство иностранных дел было поражено заразой, но и ВЧК-ГПУ-НКВД. 28 марта 1937 года органы НКВД арестовывают бывшего наркома, исполнявшего тогда обязанности наркома связи Генриха Ягоду. При обыске у Ягоды, согласно протоколу, были найдены фильмы, открытки, фотографии порнографического характера, резиновый искусственный половой член, троцкистская литература и др. Всё это забрал к себе новый нарком НКВД Н. И. Ежов, оно было изъято при его аресте.7 Сам Ежов, в свою очередь, 24.04.1939, в преддверии суда и расстрела, написал покаянное письмо следующего содержания на имя следственных органов:
«Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд новых фактов характеризующих мое морально бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке – педерастии.