Смерть современных героев - Страница 28

Начало и конец речи гондольера унес порыв ветра на Канале-Гранде, но все они радостно успели уловить слово padre. Было ясно, что одеяло досталось гондольеру от его падрэ. Как и гондола, без сомнения. Галант закутался в «Ю.С. Арми» не торопясь, но с наслаждением. С еще большим наслаждением он закутался бы во все три. Хотя гондольер и мисс Ивенс несколько раз радостно заверили друг друга в том, что «mare calmo», Галант совсем не был в этом уверен. Дул резкий ветер вкось по каналу, прыгали палаццо на другом берегу, то погружаясь в мыльно-серую, сегодня с небольшой зеленинкой воду, то взлетая вверх из воды. Скорее mare было agitato. Над Канале-Гранде пахло горелым бензином и грязной водой.

— Я предлагаю, boys, доехать до железнодорожной станции Санта-Люсия и купить билеты. Когда вы хотите вернуться в Париж? Завтра? Послезавтра?

Только сейчас Галант понял загадочные буквы на вагоне, привезшем их в Венецию. Пункт назначения «Венезиа S.L.» — Венеция, Санта-Люсия.

— Как ты хочешь, Фиона… — Виктор не проявил особого энтузиазма. От станции их отделяло 13 или 14 остановок вапорино, следовательно, им предстоял долгий путь по холодному, продуваемому ветром Канале-Гранде. Мисс Ивенс могла бы быть менее романтична.

— Я предлагаю вам покинуть Большой канал и отправиться к станции мелкими каналами. Попросить гондольера, чтобы он провез нас не со стороны фасадов палаццо, но со стороны дворов. Чарли считал, что кулисы, back-stage Венеции, куда интереснее ее фасадов. Вы согласны?

— Да, Фиона. — Виктор зябко запахнул на себе одеяло.

— Чарли, как всегда, прав.

— Ты замерз, мужчина… — нежно пропела мисс Ивенс. — Бедный! На, возьми, мне вовсе не холодно! — Она тряхнула так и не развернутым ею третьим пледом и накинула его на Виктора. Галант украдкой вздохнул, позавидовав латиноамериканцу. Мисс Ивенс встала, опершись рукой на плечо Виктора, и занялась объяснением своей стратегии гондольеру.

— Si, signora, — говорил гондольер после каждого слова мисс. — Si, signora, — и обнажал щербатые челюсти. Физиономия его сделалась крепко-красной. Ему было жарко! Его, без сомнения, согревала граппа и гребля. Что касается мисс Ивенс, то ее согревал невидимый нервный генератор внутри. Может быть, круто сошедшиеся в случайный сгусток вены и нервы меж мягких грудей мисс, пять — десять сантиметров в глубину тела. Портативный атомный реактор?

Пропуская караван барж с абсолютно необходимыми венецианцам дровами, они ждали. Плоские палаццо, образующие низкий горизонт, старо-белые, старо-розовые и старо-позолоченные, опускались и поднимались ритмически. Заплескивались вдруг слабо-бутылочного цвета водой.

— Выразительность Венеции заключается в ее нелепости, — сказал Галант. — Как если бы дизельный мотор вдруг зачем-то изготовили из дерева… Историки утверждают, что жители побережья переселились на острова лагуны, спасаясь от варваров. Похоже, что историки не правы. Может быть, общая мода гнала branches[31] того времени на острова? Вопреки здравому смыслу. Что-то вроде моды. Как, скажем, в наше время множество индивидуумов из многих стран мира стремятся жить в Нью-Йорке? Или парижские branches селятся в Марэ?

— Хорошо бы проглотить чего-нибудь крепкого! Нужно было купить бутылку граппы в дорогу… — жалобно сказал Виктор.

— Я спрошу у нашего милого гондольера. Скажу ему, что мои мужчины замерзли. — Снисходительность прозвучала в словах мисс. Перекинув одну ногу через банку, сидя на банке верхом, мисс Ивенс несколькими птичьими трелями и с помощью рук сообщила гондольеру о возникшей проблеме, о том, что ее мужчины замерзли. Галант был уверен в том, что мисс добавила к сообщению несколько комментариев. Что-нибудь вроде «Что ожидать от нынешних мужчин, синьор!» или «Не осталось больше настоящих, горячих мужчин, синьор!»

Гондольер, выслушивая сообщение мисс, показывал щербину, а меж тем они вплыли в узкую щель между зданий. Их последний раз подбросило, сбитых сильным мотором пролетевшего сзади по Канале-Гранде большого катера, легкий бензиновый ветерок коснулся их лиц, и гондольер вынужден был оттолкнуться от стремительно набежавшей ржавой стены багром, а потом и ногой. Стало тише и темнее, как в ущелье, куда они свернули из широкой долины. Близко от них возвышались задние стены палаццо, так сказать, красота с черного хода. Некрасивая красота. Мисс прокралась к ногам гондольера и, наклонившись, открыла ящик, откуда гондольер извлекал одеяла.

— Граппы у него нет, boys, но есть русская водка во фляжке. Он разрешил всем сделать по хорошему глотку. Я отказываюсь от своего в вашу пользу.

Фляжка гондольера была затянута в хаки-чехол на крепких кнопках. Хотя Галант не разглядел мелких букв, неминуемо выбиваемых производителями подобных изделий даже на кнопках, он был уверен, что фляжка, как и одеяло, родилась в его стране, где-нибудь в индустриальном штате Иллинойс. Или же, в самом крайнем случае, является продукцией столь же обожающей удобные полувоенные мелочи страны Германии. Водка обожгла горло.

— Мерси, синьор! — Мисс завернула фляжку и отдала гондольеру. Застопорив гондолу у ржавой лестницы, нисходящей прямо в воду, гондольер отвинтил пробку и, запрокинув голову, отсосал хорошую порцию.

Венеция, обозреваемая с черного хода, выглядела еще более зловонным и разложившимся трупом, чем со стороны розово-позолоченных фасадов. Окна первых и многих вторых этажей были наспех грубо заложены кирпичами или забиты крест-накрест, как попало, грубыми досками. За крестами угадывались черные внутренности. Порой разбитое стекло окна обнажало составленную в сырые штабеля старую мебель. Кладбище предметов, накопленных человеческим общежитием за многие годы. Куда они девают старые вещи в Венеции? Бросают в каналы?

— Столько площади пропадает, — вздохнул латиноамериканец, закутавшийся в одеяла таким образом, что лишь бледное с синевой сбритой щетины лицо его выглядывало в мир. Он был похож сейчас на солдата Наполеона, спасающегося от русских морозов.

— А бедный маленький Виктор живет с ужасной мазэр Фионой в одном помещении, — закончила за него мисс Ивенс и расхохоталась.

Венеция с черного хода оказалась исключительно грустной, бедной, замерзшей и ржавой. Венеция едва стягивала на себе, как дырявое пальто, края разбитых, грязных стекол. Галанту она напомнила парижскую клошарку, обычно базирующуюся на бульваре Сен-Жермен, недалеко от пересечения его с Сен-Мишель. Как-то Галант застал клошарку, испражняющуюся стоя на проезжей части! Лицом к автомобилям, бегущим по Сен-Жермен, она выглядела вполне благопристойно: бежевое, очевидно, недавно подобранное, еще не засаленное драповое пальто скрывало мерзкую наготу. Лишь продвигаясь против автомобильного движения, можно было увидеть со спины обнаженный ужас: одна нога на тротуаре, синий голый зад отставлен назад, жидкое дерьмо хлещет, забрызгивая ноги.

Причалив у вокзала Санта-Люсия, у подножия церкви Босоногих, гондольер на вопрос мисс Ивенс «Quanto Le debbo?» заломил за путешествие сорок тысяч лир.

— Incredible! — воскликнула мисс. — У меня даже нет таких денег. Мы должны обменять франки на лиры. Я не предполагала, что он запросит такую сумму, boys!

— Нужно было договориться о цене заранее, — сказал синий от холода латиноамериканец. — Чарли разве не предупредил тебя, Фиона, что итальянцы любят лиры и считают делом чести выманить у иностранца как можно больше лир?

Опершись на багор, сделавшийся враждебным и презрительным, гондольер ждал, пока они договорятся между собой.

— Scusare, — сказала мисс, — cambio… attandate… cambio, d'accord?[32]

— Cambio? — Гондольер понял и разразился длинной трескучей речью, типа речей, которыми Муссолини двадцать лет в изобилии снабжал свой народ. Ясно было, что гондольер недоволен синьорой и ее амичи. Он думал, что она настоящая синьора, а теперь видит, что ненастоящая, раз у нее нет сорока тысяч лир в сумочке заплатить за трудную работу гондольера. — У меня трудная работа, синьора и bambini, много ragazzi… Bambini хотят есть… mangare. Ragazzini…