Смерть современных героев - Страница 2
Когда он вышел из ванной, там, наверху, мисс Ивенс бравурно беседовала по-французски с мужским голосом. Джон Галант, к стыду своему, за год пребывания в Париже так и не сумел выучиться французскому до степени понимания быстрого разговора. Журнал «Модерн-эйдж» отнимал все его силы и энергию и ограничивал поле его деятельности английским языком. Большинство людей, с которыми Джон общался, были, впрочем, парижские американцы. Доллар стоял крепко и стоил дорого, потому американское население Франции насчитывало сорок тысяч человек. И большинство из них жили, разумеется, в Париже. Вдохновляемые судьбами Хемингуэя и Миллера, несколько тысяч молодых американцев осели во французской столице. Часть их с блокнотами и запасом хорошо отточенных карандашей начинали день за столами кафе. Восемь англоязычных журналов публиковались в Париже. Преследование «америкэн кальчурал дрим» не оставляло времени для изучения языка аборигенов и их культуры.
— Вы были когда-нибудь в Венеции, Джон? — спросила его мисс Ивенс, когда он вскарабкался по лестнице на антресоль и стал одеваться, отвернувшись спиной к дыре; оттуда теперь выглядывала спина мисс Ивенс, до половины прикрытая авокадными волосами. (Дыра — теперь это стало ясно — была еще одной антресолью над антресолью и служила мисс и мужчине спальней.) — Виктор, представляете, никогда еще не был в Венеции!
— Был, — односложно соврал Джон. И подумал: «Интересно, чем я занимался с мисс Ивенс и ее другом, прежде чем уснуть, если был в состоянии чем-либо заниматься?»
3
Если бы они не выпили за ланчем три бутыли «Божоле Виляж», он бы не попал в Венецию. Но они выпили. И это был Джон Галант, захмелевший вновь и уже никуда не торопившийся, он первым вспомнил: «В Венеции сейчас карнавал, если не ошибаюсь?»
И он не ошибался, в тот день в Венеции еще был карнавал. Последний день карнавала.
Они сидели вокруг ярко-желтого стола, помещающегося под помостом, на котором провел ночь Джон. Аккуратную яичницу с английским беконом приготовил Виктор.
— Вот что, мужчины, — сказала мисс Ивенс, — поехали в Венецию. На карнавал. Сейчас же. Нужно осуществлять мечты. И осуществлять их мгновенно. Именно в момент, когда они приходят в голову, а не через пару лет или к концу жизни, как американские пенсионеры, в возрасте восьмидесяти лет наконец являющиеся с туристским визитом в Европу. Десять дней мечты перед смертью. — Она насмешливо взглянула на Галанта. — В Венецию! Я иду звонить на Лионский вокзал. — И, встав, мисс Ивенс пошла в глубину зала, к телефону.
Гладко причесавший очень черные волосы — бритые щеки и шея отливали синевой — Виктор улыбнулся.
— She is so crazy, Fiona![3] — произнес он восхищенно, трудно справляясь с английским языком. Несмотря на очевидно проведенную в таком же стиле, как и Джон, ночь, желтая рубашка латиноамериканца была свежа и незапятнанна. Ало-белый галстук не измят. Галант скосил глаза на свою, забрызганную несколькими большими каплями красного вина рубашку. Возможно, латиноамериканец мало пил и потому оставался таким свежим и аккуратным. Он явно был франт. От него пахло крепкими мужскими духами. Так как Галант не заметил в ванной комнате присутствия предметов мужского туалета, получалось, что Виктор носил духи с собой.
Энергично водрузив трубку на рычаг, деловая, вернулась с клочком бумаги в руке мисс Ивенс.
— Внимание, джентльмены, — сказала она. — Поезд отправляется в 18:30 с Лионского вокзала. Мы возьмем спальное купе, нас как раз трое, по количеству мест в купе, и к утру мы проснемся в Венеции.
«Как видно, эти люди действительно привыкли буквально следовать своим желаниям», — подумал Галант.
— Без меня, — сказал он вполне равнодушно. — Я не могу. — Явно неосуществимые затеи его не привлекали.
— Но почему? — воскликнула мисс Ивенс. — Ненадолго. На несколько дней.
— Не могу по одной простой причине. Неделю назад у меня украли паспорт. Или, может быть, я его потерял. Новый, сказали в консульстве, будет готов только к концу месяца.
— Что он сказал? — переспросил Виктор у мисс Ивенс.
— Он говорит, что у него нет паспорта. У него украли паспорт, потому он не может поехать с нами.
— Это не проблема, — сказал Виктор. — Если он хочет, я достану ему паспорт. Паспорт будет у него через час.
— Он имеет в виду фальшивый паспорт? — Джон вздохнул.
— Ну нет, настоящий, хороший паспорт. — Виктор, казалось, обиделся.
— Американский?
— Французский. Чем французский паспорт хуже американского?
— Может, он и лучше, но я плохо говорю по-французски.
— На американский паспорт требуется больше времени, — подумав, сказал Виктор. — День или пару дней.
— Мы должны выехать сегодня же. Сейчас, — сказала мисс Ивенс. — Завтра будет неинтересно.
— Я все равно не смогу ехать с вами, даже если мы решим проблему паспорта. На моем счету в BNP[4] — двести франков.
— И у Виктора нет денег, — радостно сообщила мисс Ивенс. — Но у меня есть деньги. Поехали. Посмотрите на эту поездку с другой стороны, Джон. Представьте себе, Джон, что мы совершаем доброе дело, везем в Венецию юношу, который никогда там не был и мечтает о ней. А?
— Вы предлагаете мне отправиться в Венецию за ваш счет? Но почему? — Галант был искренне изумлен непонятной щедростью женщины, знающей его менее суток.
— О, почему… почему… — Лицо мисс Ивенс внезапно покрылось розовыми пятнами. — Мне так хочется, вот и все… И у меня есть деньги, чтобы осуществить мое желание. Смотри… Иди сюда! — Она отступила к двери кухни и стояла там, приглашая его рукой.
Галант встал и прошел за нею в кухню. Вежливый и спокойный, остался на месте Виктор. Он, очевидно, хорошо знал привычки мисс Ивенс и не удивлялся эксцентрическому предложению женщины прогулять двух мужчин в Венецию.
В углах кухни и на полках — повсюду стояли банки. Взяв наугад одну из них с этикеткой «Нэскафе», мисс Ивенс высыпала из нее на кухонный стол колючие и пряные травы, очевидно специи, и, запустив руку глубже, вынула толстую пачку пятисотфранковых билетов, стянутых резинкой. «Видишь!» Пошарив рукой среди банок на полке, выдернула деревянно-медный корпус старой ручной кофе-мельницы, быстро отвинтила гайку на дне ее и вытряхнула содержимое на стол. Вместе с деталями механизма вывалились несколько пачек пятисотфранковых билетов, также перетянутых резинками. «Нам этого хватит на неделю, не волнуйся!»
Низведенный или возвышенный из «вы» в «ты», он согласился.
— OK, едем! — Еще за несколько месяцев он бы ни за что не согласился, но сейчас он был готов. Созрел, по всей вероятности.
4
— Последний раз я была в Венеции с Чарли. Интересно оживить вдруг воспоминания! — Мисс Ивенс радостно огляделась вокруг.
Джон — в кармане его, впрочем, находился паспорт, удостоверяющий, что он — Жан-Кристоф Деклерк, — подумал, что, если бы он встретил Чарли, «человека, сломавшего ей жизнь», как он мысленно назвал его, он по меньшей мере дал бы Чарли по физиономии. По пятидесятилетней физиономии интеллектуала и университетского профессора. Информации, сообщенной мисс Ивенс в поезде, было предостаточно, чтобы понять, какой бастард был, есть и останется этот хваленый Чарли.
Мисс Ивенс шла между двумя мужчинами, держа их под руки, время от времени повисала на их руках, болтала ногами и смеялась. Виктор, остановившись для этого, тронул рукой обильно заснеженную ветку пинии, боком нависшей над набережной, и ветка осыпала их снегом.
— Это очень хорошо, что мы в Венеции! — воскликнула мисс Ивенс. — Я очень рада, что мы вот так вот спонтанно приехали. Я не выношу строить планы, а вот так, вдруг — это очень хорошо. Как приятно здесь, да, Виктор?