Смерть на выбор - Страница 35

— Значит, Генри оставил вас?

— Да. — Короткий слог закончился всхлипом. — Он уехал сегодня утром. Забрал мою машину, деньги — все.

— Вы повздорили?

— Даже этого не было! — сказала она таким тоном, словно Генри лишил ее законного права всякой жены. — Рано утром мне позвонили из лос-анджелесской полиции, и Генри взял трубку. Потом он слышал, как я говорила с ними. И тут же начал собирать вещи — я еще трубку не успела положить. Я умоляла его сказать, что произошло, но так ничего и не добилась. Он сказал только, что должен срочно уехать по делу. Он выписался из гостиницы и уехал, даже не позавтракав.

— В вашей машине?

— Она была куплена на мои деньги, но записана на него. Так хотел Генри, он просто настоял на этом, к тому же я купила ее для нашего медового месяца. Словом, я не особенно возражала — подчиняясь ему, я больше чувствовала себя женой. — Она прижала руки к своей красивой груди, но это прикосновение не могло ее утешить.

— Вы еще сказали что-то насчет денег, миссис Феллоуз.

— Да. — Брови ее нервно дернулись и сошлись на переносице. — Пожалуйста, не называйте меня «миссис Феллоуз». Зовите меня Марджори или миссис Баррон.

— Это фамилия вашего первого мужа?

— Да. — Она выдавила слабую улыбку, глядя на меня полными слез глазами. — Джордж был великодушен и при разводе выделил довольно большую сумму на мое содержание, а я уже успела изрядно ее растранжирить. Господи, какая я дура!

— Сколько выудил у вас Генри?

— Тридцать тысяч долларов. — Она сама ужаснулась цифре. Непроизвольно потянувшись за кошельком из крокодиловой кожи, лежавшим на столике рядом, она прижала его к животу. — Он сказал, что у нас есть прекрасная возможность выгодно вложить деньги — купить часть доходного дома в Голливуде. — Даже возил меня посмотреть на него. Плакали теперь мои денежки.

Раздался тихий стук в дверь. Марджори открыла, и пожилой официант вкатил в комнату тележку с нашим обедом. Пока он накрывал на стол, Марджори куда-то вышла. Она вернулась как раз вовремя, чтобы дать ему щедрые чаевые. Она улыбалась, успев умыться и привести лицо в порядок. К счастью, Генри не удалось отнять у нее все — ни в финансовом, ни в каком-либо ином смысле.

Она с аппетитом поела и спросила, как мне понравился обед. Я ответил, что немецкое пиво превосходно и яйца-пашот тоже очень недурны. Когда мы закурили сигареты, я спросил ее :

— Что вы сказали по телефону сегодня утром, когда вам звонили из полиции? Видимо, именно это вспугнуло Генри.

— Вы так думаете? Этот лейтенант Гери хотел приехать и поговорить со мной, но я объяснила, что у меня медовый месяц, и тогда он сказал, что свяжется со мной позже и мы договоримся, когда я смогу дать письменные показания или что-то в этом роде. Потом он долго расспрашивал меня про дом мистера Даллинга: что я там делала, были ли вы без сознания, когда я вас нашла, — я, конечно, сказала, что да, — и в какое время все это произошло. В конце концов он сообщил мне, что мистера Даллинга убили — какой ужас, правда?

— Да, действительно. Лейтенант Гери не спрашивал вас, что вы делали возле дома, когда нашли меня?

— Спрашивал.

— И что вы ответили?

— То же, что и вам. — Она скромно потупила глаза и стряхнула пепел с кончика сигареты. — Что просто проезжала мимо и увидела вас лежащим на крыльце.

— Думаю, вам пора хоть кому-нибудь рассказать правду.

Она вспыхнула — слабо, как отсыревшая спичка.

— Как я могла сказать ему правду? Генри стоял совсем рядом, прислушиваясь к каждому моему слову. Я и заикнуться не смела о том, что подозреваю его...

— Ага, значит, вы его все-таки подозревали.

— Я подозревала его с самого начала, теперь я могу себе в этом признаться. Но мне было так хорошо с ним, что у меня просто не хватало духу посмотреть фактам в глаза. Я знала, что у него нет денег, а он знал, что у меня они есть. Я понимала, конечно, что это глупо — сразу выскакивать за него замуж, не выяснив, кто он и откуда. Но мне так хотелось верить, что он любит меня ради меня самой, что я сознательно закрыла на все глаза и бросилась за ним очертя голову. Я никогда бы не отдала ему тридцать тысяч, если бы не стремилась обмануть саму себя. Я, конечно, глупая женщина, мистер Арчер, но не настолько же глупая.

— Вы вовсе не глупая, Марджори, — возразил я. — Но вы чересчур уж доверяетесь чувствам, и в этом ваша беда. Быть может, вы совершили ошибку, разведясь с Джорджем, но точно такие же ошибки делают многие женщины. Или делают другую — не разводятся с «Джорджем».

— Вы ужасный циник, просто ужасный. Но то, что вы говорите, — совершенная правда. Я действительно слишком эмоциональна. Я большая эмоциональная дура, вы очень верно подметили мое главное слабое место. Из-за своих глупых эмоций я и отдала ему деньги. Я доверилась ему, потому что очень хотела довериться. Мне необходимо было верить ему, чтобы хоть немного продлить ощущение того, что у нас с ним все по-настоящему. А оно уже, видно, начинало рассеиваться.

— Когда у вас впервые появилось это чувство?

— В прошлый четверг, на следующий день после нашего приезда сюда. До этого мы останавливались в Санта-Барбаре, в отеле «Билтмор». Мы прожили там неделю, и это была настоящая идиллия. Там прекрасный большой бассейн, и Генри научил меня плавать. Генри великолепный спортсмен, и мне это так нравилось в нем. Я обожаю, когда мужчина умеет что-то делать. Он рассказывал мне, что, до того как его ранили, он был чемпионом армии по боксу. — Она заметила, что мягчеет по отношению к Генри, и оборвала себя на полуслове. Когда она заговорила снова, в голосе ее снова прорезалась нотка отвращения: — Врал, наверное, как и во всем остальном.

— До того, как его ранили? — переспросил я.

— Да, на войне. Он дослужился до полковника, пока его не уволили из-за ранения. Он жил на пенсию по инвалидности.

— Вы когда-нибудь видели его пенсионные бумаги?

— Нет, но тут он не соврал. Я видела шрам от раны.

— Где он получил ранение?

— В Германии. Он воевал в армии генерала Паттона.

— И куда он был ранен?

— О! — Она зарделась. — У него был страшный шрам внизу живота. Столько лет прошло, а рана еще как следует не зарубцевалась.

— Бедняга, — посочувствовал я.

— За ту неделю, что мы провели в Санта-Барбаре, он рассказал мне всю свою жизнь. Но уже тогда у меня возникли какие-то подозрения. Взять хоть этого официанта из «Билтмора» — он узнал Генри и окликнул его, но назвал каким-то другим именем. Похоже, он встречался с ним, когда работал в другой гостинице. Генри тогда очень смутился. Объяснил, что это не имя, а прозвище. Но ясно ведь, что прислуга в отелях не обращается к гостям по кличкам, — тут я и призадумалась.

— Как он его назвал?

— Удивительно, но я не запомнила. Хотя, может быть, еще вспомню. В общем, тогда у меня впервые появились серьезные подозрения насчет Генри. А потом, когда мы приехали сюда, он все время куда-то исчезал — объяснял, что уходит по делам, но никогда не говорил куда. В воскресенье мы из-за этого поссорились. Он опять хотел исчезнуть, а я не дала ему ключей от машины, и ему пришлось взять такси. Когда такси вернулось, я заплатила водителю, чтобы он сказал мне, куда он отвез Генри. Оказалось — к дому этого самого Даллинга. Я ждала его допоздна, однако, вернувшись, он не захотел сказать мне, что он там делал. То же самое повторилось в понедельник вечером. Он уехал, а я все ждала и ждала и в конце концов отправилась искать его к дому Даллинга.

— И вместо него нашли меня.

— И вместо него нашла вас, — улыбнулась она.

— Но лейтенанту Гери вы ничего этого не сказали.

— Ни словечка. Ведь Генри был рядом.

— Вы упомянете об этом в ваших официальных показаниях?

— По-вашему, я должна?

— Обязательно.

— По правде сказать, не знаю. — Она отодвинула свой стул от стола, встала и начала прохаживаться по мягкому ковру с индейским узором, неслышно ступая длинными стройными ногами и плавно покачивая полными бедрами. — Не знаю, стоит ли. Может быть, он действительно уехал по делам и завтра вернется, как обещал. Генри странный человек — такой скрытный, неразговорчивый.