Смерть на Ниле - Страница 1

Agatha Christie

DEATH ON THE NILE

Copyright © 1937 Agatha Christie Limited. All rights reserved.

AGATHA CHRISTIE, POIROT and the Agatha Christie Signature are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and/or elsewhere. All rights reserved.

© Харитонов В., перевод на русский язык, 2010

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Линит Риджуэй!

– Это она! – сказал мистер Барнэби, хозяин «Трех корон». И толкнул локтем соседа. Приоткрыв рты, оба выкатили буколические глаза. Перед почтовым отделением стал большой ярко-красный «Роллс-Ройс». Из него выпрыгнула девица – без шляпки и в простеньком (обманчиво простеньком) платьице; златовласая девица с властным лицом, с прелестной фигурой – словом, редкая птица тут, в Молтон-андер-Вуде.

Она быстрым, уверенным шагом прошла в здание почты.

– Она, – повторил мистер Барнэби и, понизив голос, трепетно продолжал: – У нее миллионы… Собирается потратить тысячи на усадьбу. Бассейны устроить, итальянские сады с бальным залом, полдома порушить и перестроить…

– Потекут в город денежки, – сказал его худой, болезненного вида приятель. Сказал завистливым, вредным тоном.

Мистер Барнэби согласился:

– Подфартило Молтон-андер-Вуду. Подфартило. – Мистер Барнэби ликовал. – От спячки наконец пробудимся, – добавил он.

– Не то что при сэре Джордже, – сказал второй.

– Да, тому, кроме лошадей, ничего не надо было, – снисходительно сказал мистер Барнэби. – Вот и дошел до ручки.

– Сколько он получил за усадьбу?

– Шестьдесят тысяч, я слышал, так-то.

Худой присвистнул.

– И говорят, еще шестьдесят, – продолжал радоваться мистер Барнэби, – она потратит на обустройство.

– Черт-те что, – сказал худой. – Откуда у нее эти деньжищи?

– Из Америки, я слышал. Мать была единственной дочкой у тамошнего миллионера. Прямо кино, правда?

Девица вышла из почты и села в автомобиль. Худой проводил взглядом отъехавшую машину.

– Неправильно это, – пробормотал он себе под нос, – чтобы она еще так выглядела. Это слишком – иметь деньги и такую внешность. Если девушке привалило богатство, то какое же она имеет право быть еще и красоткой? А она – красотка… Все при ней. Нечестно…

Отрывок из светской хроники во «Всякой всячине»: «Среди ужинавших в ресторане «У тетушки» мое внимание привлекла красавица Линит Риджуэй. С ней были достопочтенная Джоанна Саутвуд, лорд Уиндлизем и мистер Тоби Брайс. Общеизвестно, что мисс Риджуэй является единственной дочерью Мелиша Риджуэя, мужа Анны Хатс. От своего деда, Леопольда Хатса, она наследует огромное состояние. Сейчас прелестная Линит в центре внимания, и поговаривают, что в скором времени может быть объявлено о помолвке. Разумеется, лорд Уиндлизем казался весьма épris[1]»!

Достопочтенная Джоанна Саутвуд сказала:

– Дорогая, по-моему, все получится совершенно изумительно.

Она сидела в спальне Линит Риджуэй в Вуд-Холле. За окнами взгляд, миновав парк, уходил в поля с сизой каймой леса.

– Прелестно тут, правда? – сказала Линит.

Она стояла, опершись руками о подоконник. Лицо горело энергией, нетерпением. Рядом с ней высокая и тонкая двадцатисемилетняя Джоанна Саутвуд с продолговатым умным лицом и капризно выщипанными бровями смотрелась тускловато.

– Сколько же ты успела сделать! У тебя было много архитекторов или кого там еще?

– Трое.

– А какие они – архитекторы? Никогда с ними не сталкивалась.

– Славные люди. Иногда, правда, довольно непрактичные.

– Ну, это ты быстро поправишь. Ты очень практичный человек, дорогая. – Джоанна взяла с туалетного столика нитку жемчуга. – Это ведь настоящий жемчуг, да?

– Конечно.

– Для тебя – «конечно», моя радость, но большинство людей сочтут его либо старательной подделкой, либо даже дешевкой из «Вулвортс»[2]. Совершенно неправдоподобный жемчуг, дорогая, изумительно подобран. Эта нитка должна стоить сказочно дорого.

– Ты находишь, она вульгарна?

– Отнюдь нет! В чистом виде красота. Сколько же это стоит?

– Около пятидесяти тысяч.

– Кругленькая сумма! Ты не боишься, что твой жемчуг украдут?

– Нет, я его всегда ношу, а кроме того, он застрахован.

– Слушай, дай поносить до обеда. Дай порадоваться жизни.

Линит рассмеялась:

– Носи, если хочешь.

– Как я тебе завидую, Линит! Тебе только птичьего молока не хватает. В двадцать лет ты сама себе хозяйка, денег не считаешь, красавица, на здоровье не жалуешься. И вдобавок умница! Когда тебе будет двадцать один?

– В июне. Я устрою в Лондоне грандиозный прием в честь совершеннолетия.

– Кстати, ты выходишь за Чарлза Уиндлизема? Пресловутая светская хроника спит и видит поженить вас. А как жутко он тебе предан!

Линит пожала плечами:

– Не знаю. Мне пока совсем не хочется замуж.

– И правильно, дорогая! От добра добра не ищут.

Пронзительно зазвонил телефон, Линит подошла.

– Да? Да?

Ответил голос дворецкого:

– Звонит мисс де Бельфор. Вас соединить с ней?

– Бельфор? Да, конечно, соединяйте.

В трубке щелкнуло, и напористо, сбиваясь с дыхания, заговорил мягкий голос:

– Алло, это мисс Риджуэй? Линит!

– Джеки, дорогая! Я не слышала тебя целую вечность!

– Я знаю. Ужас! Мне страшно нужно увидеть тебя, Линит.

– А что бы тебе не приехать сюда? У меня новая игрушка. Очень хочется показать тебе.

– Я как раз хочу приехать.

– Так садись скорее на поезд или в машину.

– Я так и сделаю. У меня двухместная развалина. Я купила ее за пятнадцать фунтов, и время от времени она прилично бегает. А иногда дурит. Если я не приеду к чаю, значит, она задурила. Пока, моя радость.

Линит положила трубку и вернулась к Джоанне.

– Это моя старинная подружка – Жаклин де Бельфор. Мы обе были воспитанницами в одном парижском монастыре. Ей жутко не повезло. Ее отец был французским графом, а мать – американкой из южных штатов. Отец ушел к другой женщине, мать потеряла все деньги в уолл-стритском[3] крахе. Джеки осталась буквально ни с чем. Не представляю, как она прожила эти два года.

Джоанна полировала кроваво-красные ногти подушечкой из набора своей подруги. Клоня набок откинутую голову, она придирчиво разглядывала достигнутый результат.

– Дорогая, – протянула она, – а это не будет тебе в тягость? Если у моих друзей случаются неприятности, я сразу порываю с ними. Пусть это звучит жестоко, зато потом никаких забот. Они все время норовят занять денег либо определяются в белошвейки, а ты носи их жуткие платья. Или еще: расписывают абажуры, тачают батиковые кашне.

– Потеряй я все свои деньги, ты завтра же порвешь со мной?

– Всенепременно, дорогая. И ты не назовешь меня лицемеркой. Я люблю только везучих людей. Ты еще убедишься, что я совсем не исключение – просто-напросто большинство боится в этом признаться. Они скажут, что стало невозможно переносить Мэри, Эмили или Памелу: невзгоды совсем ожесточили бедняжку, она теперь такая странная!

– Какая же ты противная, Джоанна!

– Просто я устраиваюсь в жизни – как все.

– Я, например, не устраиваюсь.

– Понятное дело! Тебе ли жаться, если каждый квартал симпатичные, средних лет американские опекуны выплачивают тебе роскошное содержание.