Смерть героям (СИ) - Страница 4

– Сейчас они будут, – угодливо закивал он Учителю Доо – Подождите чуть-чуть, добрый господин… простите.

Староста появился как официальное лицо, с полным соблюдением протокола: его сопровождали четверо крепких мужчин, умело придерживая ножны мечей, у распахнутых створок по их кивку встали местные вышибалы. Это был совсем не старый человек с располагающими чертами лица, ясным взглядом серых внимательных глаз, вежливой улыбкой, обнажающей ровные зубы. Осанка прямая, полная достоинства. Добротная куртка обтягивала широкие плечи, дорогие сапоги с накладками были чуть припорошены пылью, на груди сияла чеканная пластина в форме полумесяца, изображающая летящих в облаках лошадей с рубиновыми глазами. Он уверенным энергичным шагом подошел к Учителю Доо и уже хотел заговорить с ним, но был остановлен взглядом, прикованным к пластине. Староста отшатнулся… но наставник молниеносным движением поймал украшение. Толстая цепь лопнула, как гнилая нить. Пластина глухо брякнула о столешницу, на которую бросила ее гневная рука.

– Все личное имущество героя Текудера – в зал. Все, до последней портянки! Жду недолго, не испытывайте моего терпения, – голос наставника был сдавлен, словно он последним усилием воли сдерживал себя. – С-с-стервятники.

Староста попятился… и, не сказав ни слова, поспешно вышел. Стараясь не привлекать к себе внимания, покинули обеденный зал и посетители. Непонимающе таращились на нас оставшиеся у дверей вышибалы, да трактирщик с женой о чем-то шептались в углу.

– Ждем, – наставник присел за ближайший стол. Тот самый, на котором поблескивала нагрудная пластина, сорванная со старосты.

Мы просидели так пару часов. Не сделав и глотка воды, не преломив хлеба под крышей обеденного зала, отсылая назад все подношения хозяев. У стола неуклонно росла куча вещей: дорогие доспехи, оружие из прекрасной стали в отделанных самоцветами ножнах и чехлах, конская упряжь, больше напоминающая произведения искусства… трактирщик, вполголоса командуя носильщиками-вышибалами, спустил с лестницы второго этажа тяжелый сундук. Шелковые и шерстяные одеяния, пламенеющие пожаром, мужские браслеты и нагрудники, перстни и пояса…

– Сложить все в переметные сумы, – было отдано распоряжение стоящим вдоль стены старосте и старейшинам деревни. Они уже давно там стояли, как-то незаметно появившись, но ледяной взгляд Учителя Доо не давал дозволения сесть. – Привести потомков Ягмира, – надеюсь, вы не забыли заодно и о наличии у Текудера коня? Навьючить поклажу.

– Что вы себе позволяе… – вернувшийся староста было вскинулся возмущенно, но был сдержан цепкой рукой одного из стариков, сопровождающих его на этот раз.

– Дай мне только повод, – прошипел Учитель Доо, зрачки его сузились. На мгновение лицо исказила гримаса ненависти… да он на грани! С трудом сдерживает себя. – Ради Судьбы, дай мне повод.

Старейшины, видимо, что-то почувствовали и, тихо переговариваясь, потянулись к выходу, волоча старосту за собой.

На деревенскую площадь вывели пять золотых коней. Сухие, с узкими змеиными головами, длинными шеями и четко очерченной мускулатурой – прекрасные и мощные. В глухой деревне даже не ожидал увидеть такое сокровище.

– Их всех забирали Тулипало, – пояснил мне староста. Заискивающий тон его голоса странно контрастировал с привычной степенностью движений. – Вы знаете, господин, что таких коней никому, кроме владетельной семьи, не позволено иметь. Удалось сохранить лишь Мерхе и его кобыл… пра-правнук Ягмира…

Я кивнул. Учитель Доо, подхватив ворох одежд и доспехи, опять ушел куда-то, вот староста и осмелел, разговорился. Почему Тулипало забирали коней? Ничего не понимаю! Разве наследники Текудера не имеют исключительных прав на потомков его скакуна? А если нет наследников, то почему в деревне оставили этих пятерых? Утаили для развода?

Тем временем на площадь высыпала, казалось, вся деревня. Хмурые мужики, притащившие зачем-то с собой хозяйственный инвентарь – косы, вилы, серпы, – негромко гомонящие женщины, детишки, с любопытством выглядывающие из-за юбок матерей и спин отцов. Отдельной группой возле старосты собрались деревенские старики. Трактирщик сам вывел наших лошадок с притороченными к седлам мешками. Сию недовольно сопел: по деревне побегать не дали, еды не предложили… я сочувствовал ему, как себе. Через распахнутые ворота виднелась та боковая калитка, в которую уходили давешний пьяница и мой наставник. Я не сводил с нее глаз и все же умудрился пропустить нужный момент: засмотрелся на фигуристую девицу в синей курточке с ласковыми глазами и белоснежной улыбкой.

Стук захлопнувшейся двери. Скрип распахивающейся створки. Сияние солнца на шлеме, взметнувшемся к небесам. Багрянец плаща на металле доспеха. Черно-алое облако свитых в кольцо духов изнанки окутывало могучую фигуру гордого воина, излучающего неимоверную мощь и энергию. Бездонные колодцы глаз за мгновение вобрали в себя всех, кто толпился у входа. Мертвая тишина опустилась на площадь, только фыркали золотые кони, переступая точеными ногами. Он птицей взлетел в седло Мерхе – то самое, украшенное чернью и слоновой костью, что приносили к нашим ногам, – и тронул поводья.

– Текудер… – умоляюще прокаркал кто-то из стариков.

– Герой Текудер, – презрительно оборвал его Учитель Доо, садясь на свою неказистую кобылку. Я последовал его примеру.

Толпа расступалась сама. Мы ехали под перекрестным прицелом глаз, с изумлением и недоверием взирающих на мощную фигуру всадника, несущую печать истинного величия. Шелк и сталь, роскошь и сила… Герой? Да, такими должны быть герои. Кто осмелится заступить ему путь?

Никто не заступил.

Из переулка метнулась под копыта золотого аргамака серая тень. Старушка. Маленькая и сухонькая. Текудер сделал было попытку покинуть седло, но требовательный окрик наставника остановил его порыв.

– Ты прости нас, – плакала старушка, а герой низко склонялся к ее седой голове, небрежно покрытой платком, – Мы не злые, мы просто глупые… На-ка, возьми, – она сунула сверток, в ее руках выглядящий увесисто, но почти утонувший в квадратной ладони мужчины. – Тебе ужин собирала. Покушаешь вечером…

Всадник молча выпрямился и коснулся поводьев. Мерхе прибавил ходу. Старушка еще какое-то время шла, держась за стремя и не сводя глаз с всадника, а потом начала отставать.

– Господин, – окликнула Учителя Доо, поравнявшегося с ней, – Возьмите. Он берег его до последнего, пока совсем не утратил себя… – потрепанный тешань сверкнул острыми гранями пластин, – я сохранила то, чем он так дорожил…

– Спасибо, – на секунду опустил голову наставник. – Я рад, что хоть у кого-то из земляков и родичей воина душа не покрылась коростой. Это зачтется.

– А куда вы его забираете? – переборов робость, срывающимся голосом крикнула старушка нам вслед.

– В вечность. Вы ведь давно его похоронили.

Вечность скрывалась в лесу, сразу за холмами, опоясывающими деревню героя. Солнце закатилось меж их округлых вершин, взор ласкала просыпающаяся ночь. За весь день не было съедено ни крошки, да и жажда мучила. Привал на лесной опушке, куда свернули с натоптанной копытами тропы, был жизненно необходим. Мы с наставником расседлали и стреножили коней. Он пошел срезать дерн и собирать топливо для костра, а я кинулся вытирать потником лоснящееся золото их шкур. Они не дичились, были дружелюбны и ласковы.

– Балованные и доверчивые, – заметил Учитель Доо, принеся очередную охапку хвороста. – Чувствуется, что в деревне их любили.

– Их нельзя не любить! – восторженно отозвался я, благоговейно поднося кусок сахара к бархатным губам Мерхе.

Герой как спешился, так и сидел у кустов на краю поляны, не издавая ни звука.

Вскоре в костре бесновался огонь, вторя краскам заката и осенней листве.

– Сообрази-ка ужин. – Наставник кинул мне заплечный мешок с походными припасами. – Бурдюк на твоей пегой полон воды, хватит на похлебку и прочие разносолы.

Положим, бурдюк был не очень полон, я в дороге пару раз к нему прикладывался, но на похлебку и вправду хватит. А «разносолы» – это «выпить чаю» и «помыть посуду»? Разносолы остались в деревне! Люблю речи наставника за емкость эвфемизмов.