Смерть автора - Страница 5

— Простите, но я не могу вас понять, — сказал я. — Вы, насколько я могу судить, образованный человек и приятный собеседник; вы не имеете ничего общего с отвратительным чудовищем, выведенным в романе Моппера. Не хотите ли вы заставить меня поверить, что совершить такие вещи возможно? Сама человеческая природа восстаёт против мысли об этом. Как хотите, а такое бывает только в готических романах, но не в Англии двадцатого века.

Мирослав приподнял тонкую изогнутую бровь.

— Вот как? — насмешливо переспросил он. — Посмотрите в окно. Что вы видите?

— Почему в окно? — недоумевая, переспросил я. — Ну, хорошо, я вижу темноту.

— Куда девается темнота при солнечном свете?

— Это вопрос из области физики или из области морали? — уточнил я, иронизируя над детской наивностью этого вопроса. Он встал с кресла и прошёлся по комнате, заложив руки в карманы.

— Боюсь, на этом наш разговор придётся окончить, мистер Джейсон. Вы ещё неинтереснее, чем я ожидал. Я ответил честно и прямо на все ваши вопросы, но мои ответы вас не устраивают, потому что вы заранее решили, чему верить, а чему нет. Я задал вам всего два вопроса, и вы не сумели на них ответить. Считаю бессмысленной дальнейшую трату времени на переливание из пустого в порожнее. Тем более что мне пора.

Мирослав несколько картинно наклонил голову в знак прощания, взялся за ручку стеклянной двери, повернул её и растворился в темноте сада. Видимо, он решил уйти тем же путём, каким пришёл сюда.

Я ошеломлённо огляделся, сомневаясь, что беседа, имевшая место в этой комнате, мне не приснилась. Тут дверь, ведущая в холл, открылась, и в гостиной появился Моппер.

— Ваш друг меня покинул, — сказал я, — и несколько неожиданно для меня. У мадьяр так принято?

— Мирослав действует исходя только из своих собственных соображений, одному ему известных, — вздохнул Моппер. — Я знаком с ним вот уже десять лет и не могу похвастаться, что постиг его мотивы и побуждения стопроцентно. Примите мои извинения за то, что он обошёлся с вами не вполне учтиво.

— Скажите, мистер Моппер, — отважился поинтересоваться я, — а вам он тоже задаёт вопросы, не имеющие ответа?

— Все его вопросы имеют ответ, — с непонятным смешком отозвался Моппер, — только ответ часто дорого стоит. О чём он вас спросил?

— «Куда девается темнота при свете дня?» Честно говоря, мне этот вопрос показался дурачеством. Должен ли и взять на себя роль маленького мальчика и ответить «под кровать»?

— Ну, этот вопрос из самых заурядных. Считайте, что он вас пощадил, — сказал Моппер, зажигая свою трубку. — Не хотите ли папиросу? Теперь, когда он ушёл, мы можем закурить. Он не выносит табачного дыма.

— Спасибо, — сказал я, прикуривая. Затяжка несколько успокоила меня, и я смог расслабиться. — И что же, вы знаете ответ?

— Знаю.

Писатель пустил в потолок кольцо дыма и вынул трубку изо рта.

— Солнечный свет прогоняет темноту, — проговорил он, — но он не в силах заглянуть внутрь сердца человека. И при свете дня там остаётся тьма.

Из дневника Вирджинии Вульф

4 апреля 1913. Сегодня я не утерпела. Честно сказать, всё это время я боялась — что скажут обо мне мои высоколобые друзья, узнав, что я проявляю интерес к чтиву наподобие «Мирослава боярина»? Репутация интеллектуального читателя дорого стоит и зарабатывается с трудом; в крайнем случае, скажу, что мне предложили большие деньги за рецензию. Я ведь так и не прочла роман в первом издании — мой отец счёл его легковесной чепухой, и я должна была ему верить, ведь мне с малолетства стремились привить литературный вкус. Короче говоря, я отправилась в «Хэт-чард»[1] где и стала обладательницей весьма любопытного экземпляра второго издания.

Что он любопытный — это я увидела ещё в магазине. Я попросила девушку, стоявшую за прилавком, показать мне книгу поближе и тут увидела на форзаце надпись красными чернилами. К моему удивлению, надпись сделана кириллицей. Я немного читаю по-русски, но дело в том, что это не русский язык — это написано на языке, вовсе мне неизвестном. Я разобрала, впрочем, среди всего остального имя «Мирослав». В полном удивлении я спросила у продавщицы:

— Откуда это у вас?

— Даже не знаю, как объяснить толком, мэм, — отвечала девушка, — вчера явился в магазин какой-то чудак. Дай-те, говорит, взглянуть — а сам достаёт авторучку и чирк, чирк! Измарал весь форзац. Я ему говорю: заплатите шиллинг, раз книжку испортили — а он бросает на прилавок полукрону и говорит: «К вашему сведению, эта книга стоит теперь гораздо больше». И книжку не взял…

— Он ведь не иностранец? — спросила я, глядя на кириллическую надпись.

— Похож на иностранца, это да. Выговор не наш и на голове какой-то берет, шея обмотана шарфом и… да, в петлице жёлтая роза.

Речь шла явно не об Алистере Моппере; а я-то думала, что надпись на книге — дело рук писателя, подшутившего над доверчивой публикой. Всё это повергло меня в ещё большее изумление, но на всякий случай я спросила:

— Ну, хорошо, а лицо его вы запомнили? Как он выглядел?

— Не особенно… У меня же много покупателей, разве всех упомнишь, — рассеянно ответила продавщица. — Хотя постойте, у него, кажется, усы были. Да, вспомнила, у него лицо вроде как восточное, и такая издевательская улыбочка, как будто он вас насквозь видит.

Я всё больше и больше терялась в догадках. Понимала я только то, что появление этой надписи на книге куда более таинственно, чем я предполагала ранее.

— Дать вам чистый экземпляр? — обеспокоенно спросила продавщица.

— Нет, что вы, — живо возразила я и вынула из сумочки две полукроны. — Ваш чудак совершенно прав — этой книге цены нет.

(Я действительно испугалась, что книгу купит кто-то другой.)

— Но что же… — начала она; я не слушала её дальше. Я пододвинула к ней монеты, схватила книгу и, прижимая её к груди, вышла из магазина. Если только знать наверняка, что статья в The Literate Modernity не журналистская утка! Возможно ли, чтобы в руках у меня оказался автограф самого Мирослава-боярина? Мне кажется, что человек, исписавший форзац этой книги, был именно он.

NB: надпись эта сделана вовсе не красными чернилами, и совсем даже не чернилами. Ошибиться тут нельзя…

Кто же ещё, кроме него?

Голова идёт кругом! Я умолкаю.

Из Pall Mall Gazette

от 7 апреля 1913 года

Вчера нашей редакции выпала необычная честь — нас посетил человек, послуживший прототипом для знаменитого героя книги Алистера Моппера. Вы, конечно, уже догадались, что речь идёт о Мирославе-боярине. В сегодняшний номер мы собирались поместить интервью с Имре Микешем — исполнителем главной роли в снимающемся сейчас фильме по мотивам романа. Но вместо «Блестящего мадьяра» в редакцию пришёл Мирослав Эминович — друг писателя, выведенный в романе под именем Мирослава Э., то есть фактически под своим собственным.

Следует заметить, что внешне он ничуть не походит на героя книги. На вид ему около тридцати пяти лет, он менее пяти с половиной футов ростом, очень смуглый; у него толстые красные губы и чрезвычайно живые тёмные глаза, а с лица не сходит выражение иронической улыбки. Он явился в редакцию в прекрасно сшитом шевиотовом костюме цвета гречишного мёда с ярко-жёлтой розой в петлице; на голове у него был коричневый плисовый берет, чуть светлее его очень длинных волос; свою трость из полированного красного дерева он нёс под мышкой, не опираясь на неё. Походка у него невероятно лёгкая, как бы невесомая. Несколько странное впечатление производит плотно обёрнутый вокруг горла шёлковый шарф кричащей расцветки. Вообще же облик его выдаёт человека образованного и с незаурядным характером.

Наш корреспондент Сайгонец Дуглас беседовал с ним в течение часа. Содержание их разговора мы и приводим ниже.

Примечание: по каким-то личным соображениям мистер Эминович не позволил снять себя на «кодак», но разрешил зарисовать свой портрет, который вы можете видеть в конце интервью.