Смена культур - Страница 2

Каков же этот другой фактор? Это – то, что называют «духом народа». Повторяю, этот «дух» можно рассматривать как, в конце концов, создающийся под влиянием данных экономических условий жизни народа.

Но такое рассмотрение завело бы нас слишком далеко. Мы можем принять особенности рас, народов, племен как нечто самодовлеющее, и этот фактор окажется одним из важнейших в деле создания той или иной культуры. Духом семитической расы окрашены созданные ею культуры, халдо-вавилонская и др.; духом хамитов – египетская; эллинов – эллинская; римлян – римско-античная; германцев – европейская средневековая и т. д. Изменяется степень развития народа, изменяются экономические условия его жизни, сменяется в нем господство одного класса другим, но общий дух народа пребывает неизменным, пока не изменится самый антропологический состав его (как то было, напр., с населением Италии после великого переселения народов). Соответственно этому пребывает неизменной и культура, созданная этой расой, этим народом.

До сих пор мы не касались ещё вопроса о воздействии на культуру борьбы классов общества. Мы видели, что великие культуры подразделялись на разные ветви, напр., новоевропейская на итальянскую, французскую и др. Внутри этих подразделений можно наблюдать дальнейшее дробление. Так, у нас в России в XVIII и начале XIX вв. выработалась характерная старо-дворянская культура, отличавшаяся от русской культуры других классов общества; но, конечно, по своей природе, русская культура оставалась единой, и к ней были равно причастны и дворянин, и горожанин, и крестьянин. Рабочий класс, выступая на арену истории как новая сила, везде принимал культуру своего народа, своей страны, приобщаясь в Европе к общей новоевропейской культуре. Борьба классов, выступление новых – влияли на видоизменение культуры, но до сих пор, в истории, ещё не получали такой силы, чтобы сломить одну культуру и заменить её другой.

Теперь, после всех этих соображений, мы можем более полно определить понятие культуры. Культура есть выражение духа расы, народа, племени, класса общества, в данную эпоху развития, выражающееся в отношениях ко всем сторонам жизни, как материальным – особенностям быта, обычаев, домоустройства, одежды и т. д., – так и духовным, – религии, философии, науке, искусствам, политическим установлениям. Вполне самобытные культуры создаются целыми расами и исчезают только тогда, когда данная раса теряет своё всемирно-историческое значение. Отдельные народы, отдельные племена видоизменяют общую культуру своей расы, сообразно со своими индивидуальными особенностями и экономическими условиями жизни. Внутри отдельных народов отдельные классы общества создают свои, вторичные, видоизменения родной культуры. Притом, в течение веков и тысячелетий, культуры, под влиянием общих исторических сил, развиваются, влияют одна на другую, перерождаются и, наконец, вырождаются.

Исходя из таких определений, возможно уже и вплотную подойти к нашему основному вопросу: что такое пролетарская культура, чем она хочет, может и должна быть, и что такое её выразительница – пролетарская литература, в частности, пролетарская поэзия? [Окончание следует – В. Я. Брюсов]

Европейцы склонны думать, частью бессознательно, что их новоевропейская культура является «культурой» по преимуществу. Внося её в другие страны, европейцы считают себя «культуртрегерами» (вносителями культуры), хотя бы то были страны с более древней культурой, нежели новоевропейская, как Индия, Китай, Япония. В Европе серьёзно говорят, что Япония присоединилась к общекультурному движению человечества с того времени, как переняла некоторые формы жизни у Западной Европы, что Китай всё ещё остается вне этого движения и т. под. Аналогично тому европейцы полагают себя вправе проповедать свою религию, христианство как «высшую форму религии» среди народов, исповедующих всякую иную веру. Христианские миссионеры шли и идут не только к полудиким племенам, верования которых действительно первобытны, примитивны, но и в страны, где распространен ислам, буддизм, конфуцианство. А, наверное, европейцы посмотрели бы с удивлением на буддийских миссионеров, явившихся проповедать своё учение французам, немцам, англичанам, и тем более на китайских «культуртрегеров», задавшихся целью внести китайскую культуру в Европу.

Конечно, каждому верующему свойственно признавать свою религию за единственно истинную и как бы забывать, что рядом существуют другие веры, а в прошлом известны и ещё другие, ныне исчезнувшие почти без следа (напр., маздеизм, религия олимпийцев и др.). Точно также каждому сыну своей культуры, в силу привычек жизни, в силу наследственных (врожденных) склонностей, свойственно видеть в родной культуре высшую ступень развития, которой до сих пор достигало человечество, хотя бы он и сознавал глубокие и часто вопиющие недостатки этой культуры. Так, напр., китаец, признавая внешние преимущества европейской культуры, не склонен отречься от всего уклада жизни, освященного в Китае привычкой тысячелетий, и турок или перс не хочет отказаться от характерных особенностей мусульманской культуры (напр., от многоженства) ради всех благ, сулимых европейским укладом. Но, без сомнения, особая самоуверенность новоевропейцев опирается на то, что до сих пор они по большей части оставались победителями во всех военных столкновениях с народами иных культур и иной религии. То обстоятельство, что весь ход исторического развития Европы, от средних веков до нашего времени, вёл её к особенному изощрению искусства войны и истребления людей, к господству новейшего милитаризма, – заставило европейцев верить в исключительное превосходство их культуры.

Мало того. Европейцы склонны также думать (и частью также бессознательно), что их культура не только лучше, совершеннее всех других, бывших прежде и существующих ныне, но является вообще завершительной формой культуры. По европейским понятиям, новоевропейская культура, с её разительными успехами точного знания и техники, есть то самое, чего разные народы в разные времена искали, создавая свои разные культуры. Европа уверена, – или, по крайней мере, до последнего времени была уверена, – что её культура останется уже навсегда, что она может только развиваться дальше, распространяться шире, но, основанная на прочных, «истинных» началах, погибнуть не должна. Точнее, – гибель новоевропейской культуры всегда представлялась европейцам как гибель культуры вообще, за чем должен наступить мрак варварства и новое медленное восхождение человечества по ступеням цивилизации, которые приведут его опять к тем же началам европейской культуры…

Рассуждая так, европейцы, – в том числе учёные, историки, социологи, философы, – как бы забывали, что на Земле сменился уже ряд культур, поочерёдно уступавших первенствующее место одна другой. В чём новоевропейская культура, sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности), имеет преимущество перед другими? Не в длительности ли своего существования? Но она существует едва несколько столетий или, даже если считать её прямым продолжением средневековой (утверждение весьма сомнительное), во всяком случае не более 13 веков. Между тем культуры халдо-вавилонская, древнеегипетская и эгейская пережили несколько тысячелетий и всё-таки погибли; античная культура, от времен Гомера до Аттилы, прожила те же 13 веков; византийская – больше 10; китайская – ещё жива, хотя начало её заходит далеко за начало нашего летоисчисления и т. д. Или в своём внешнем успехе? Но античная культура также подчинила себе весь тогда известный «мир», за малыми исключениями, и её носители также побеждали во всех столкновениях с народами иных культур. Или в утончённости форм, до которых Европа довела внешние условия жизни (разумеется, для имущих классов)? Нет, в этом отношении Европа далеко не достигла той высоты, которую знали древний императорский Рим, классический Китай, отчасти старо-мусульманский Восток.

Европе остается ссылаться на успехи своей науки и техники, своей философии, своего искусства, на совершенство своих политических установлений. Но и такая ссылка не будет оправдана фактами истории. Иными путями, иными методами, но мудрецы и учёные древней Халдеи, древнего Египта, Индии, античного мира достигали во многом высшего, нежели современная европейская наука, в познании «тайн природы». Если говорить о технике, то должно вспомнить, что народы древних культур без помощи паровых машин, электричества и двигателей внутреннего сгорания, умели передвигаться по земле едва ли медленнее, чем мы в поездах и в океанских стимерах; воздвигать такие, вряд ли доступные современности, чудеса зодчества, как пирамиды, храм Бэла, cloaca maxima (большая канализация (лат.)), римские дороги; создавать в своих городах, даже построенных в африканских пустынях, условия жизни, которым должен завидовать любой европейский город, и т. д. В философии достаточно упомянуть греческих мыслителей, с «божественным» Платоном во главе, чтобы отнять у европейской философии права на первенство. Наконец, в области искусства новая Европа не создала ничего такого, с чем не могли бы соперничать эллинские ваятели и художники, римские эпики и прозаики, восточные лирики; пожалуй, одной европейской музыке трудно было бы противопоставить что-либо в прошлом, но именно музыка древних и древнейших народов нам всего менее известна.