Смелая жизнь - Страница 14

– Что это, вы, никак, дремлете, Дуров? – послышался за нею звонкий молодой голос, по которому она разом узнала своего недавнего ходатая, хорунжего Матвейко.

Надя проворно смахнула слезы и взглянула на говорившего. Выплывшая в эту минуту из-за облаков луна освещала юное лицо офицерика, полное горячего участия к ней.

– Не грустите, Дуров, – произнес Матвейко, понижая голос до шепота, чтобы не быть услышанным ближними рядами казаков. – Оно конечно, сразу тяжеленько бывает… Ведь я то же пережил… А потом зато, как привыкнешь, чудо как хорошо!.. Просто в отчаяние приходишь, что через три-четыре недели надо возвращаться домой и остаться на зиму до следующего похода…[18] А как матушка убивалась, если бы вы знали, Дуров, когда меня снаряжала в военщину!.. Ведь мой батька – природный казак, и я также должен служить в казаках… Это наш старинный закон в земле войска Донского. И сестренка у меня есть, Дуров, красавица…

– И у меня есть… И брат есть, – сразу оживилась Надя, почуяв искреннее участие в словах юноши-хорунжего. – Славный он мальчуган! Вот если бы вы увидали его, Михаил… Михаил… – И Надя в нерешительности замолкла, не зная отчества своего нового товарища.

– Эх, что там за церемонии! – рассмеялся тот. – Знаете что, Дуров, как придем на следующую дневку, выпьем запеканки на брудершафт, а пока зовите меня Мишей, попросту, без затей. Вам сколько лет?

– Шестнадцать.

– Ну а мне семнадцать. Мы, значит, почти погодки с вами, и между нами церемоний быть не должно. Я вас просто Сашей звать буду… Можно?

– Ах, пожалуйста! – поспешила произнести Надя.

– И отлично! – обрадовался Матвейко. – А знаете, что у нас в станицах делают казаки, чтобы не скучать по родине и дому? Берут горсть родной земли, зашивают в ладанку[19] и носят на груди с крестом вместе. И мне Даня-сестра такую ладанку сшила.

«А у меня ее нет! – мысленно произнесла с сокрушением Надя. – Нет родной вятской земли с собою… А кто знает, может быть, судьба занесет далеко от нее и где-нибудь на чужбине придется сложить буйную головушку…»

– А вы желали бы войны, Миша? – внезапно обратилась она к своему новому приятелю, стараясь прогнать от себя печальные мысли.

– Знаете, Саша, – произнес тот, и Надя поразилась выражением глубокой тоски, зазвучавшей вдруг в звуках его молодого голоса. – Я и хочу ее и нет – в одно и то же время. Я боготворю Родину, царя… Но мне жаль причинить горе матери и Дане… Если меня убьют… ведь я их единственный покровитель, Саша… А меня убьют, наверное, я это знаю… На войне меня ждет могила… Мне бродячая цыганка нагадала: «Погибнешь от вражеской пули». Как вы думаете, может ли это быть правдой, Дуров?

– Вздор! – уверенно произнесла Надя.

Этот молоденький жизнерадостный мальчик все больше и больше привязывал ее к себе. Его заботы о матери и сестре трогали ее и располагали в его пользу.

– Ну вот, ну вот, и я думаю то же, – обрадовался, как бы встрепенулся тот. – Меня все дома зовут счастливчиком, и я впрямь счастливчик. Все меня любят, и всюду мне хорошо – и в полку, и в станице. Уж и сам не знаю, почему так…

«Да потому, что ты сам славный, чуткий, хороший, и другим так тепло и хорошо с тобою!» – хотелось крикнуть Наде, но она только ласково кивнула юноше и произнесла потом, помолчав немного:

– Жаль, что мне недолго придется побыть с вами, Миша. Наши пути расходятся. Вы вернетесь в станицу, а я поеду дальше. Не знаю, куда пошлет меня судьба… Но только я никогда не забуду вас. Вы подошли ко мне в тяжелую минуту, когда меня грызла тоска, и своим участием утешили и успокоили меня так хорошо, так добро.

Спасибо вам, Миша! – И она крепко пожала небольшую, но сильную руку юноши.

– Ах, Дуров! – искренним порывом вырвалось из уст Матвейко. – Вы непременно должны поехать к нам, погостить у нас в станице. Всегда успеете дойти до регулярных войск. Теперь не война – мирное время, торопиться некуда. А как матушка-то будет рада, Даня! Вы их полюбите сразу, Саша, я в этом уверен! А они-то в вас души не будут чаять, я уж заранее знаю! Они в восторге от храбрых, а вы – сама храбрость, Дуров! Ну кто из нашей молодежи решится тайком удрать из-под родительского крова и пробираться Бог знает куда, в неведомые места, к неведомым людям? Я видел, как вам было тяжело при допросе полковника и как вы стойко перебороли и смущение, и тревогу… А между тем не сердитесь, но, мне кажется, вы не все сказали Степану Ивановичу, у вас на сердце лежит какая-то тайна… Не правда ли, Дуров?

Надя ничего не ответила, только кивнула головой.

Тайна… О да, он не ошибся, этот прозорливый юный офицерик. У нее есть тайна, постоянная тайна, которая будет всю жизнь тяжелым ярмом лежать на ее душе. Зачем, тысячу раз зачем она родилась не мальчиком?! Как легко и хорошо сложилась бы тогда ее жизнь! А теперь Бог знает что ждет ее впереди. Но что бы ни было, она, Надя, добьется своей цели, хотя бы самой тяжелой, дорогой ценой. Ценой труда, терпения, муки – все равно, но добьется!.. И она вся горела от волнения в то время, как сердце ее наполнялось неясной тревогой и сладким торжеством.

А полк все идет да идет вперед…

В ушах по-прежнему звучит та же за душу хватающая мелодия торжественной и печальной казацкой песни… по-прежнему черная ночь осеняет природу своими властными крыльями, по-прежнему, тихо побрякивая стременами, взвод за взводом, сотня за сотней, идут казаки, унося все дальше и дальше за своим потоком смугленькую девочку в неведомую, темную, непроглядную даль…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.