Служба в потешных войсках ХХ века - Страница 85

Дети не на шутку испугались и сказали, что чехол отрезал и унёс в деревню к себе домой Коляба. Он живёт в третьем доме от края деревни. На их доме гнездо аиста. Деревня рядом, за опушкой леса.

Небольшая деревушка, всего из десяти – двенадцати далеко друг от друга стоящих домов вдоль извилистой дороги, казалась вымершей. На окнах всех домов висели занавески из парашютных чехлов и другой парашютной ткани. Когда подъехали к дому, аист, стоявший в гнезде, оттолкнулся и взлетел в воздух. Сделавши два круга над двором, он явно рассматривал приехавших гостей, и, не видя для себя угрозы, опять стал в гнездо. С машины было видно, как из гнезда высунулись четыре раскрытых клюва. Морозов и двое ребят сошли с машины и зашли во двор. К ним подошла собачка и стала вилять хвостом. Входная дверь была открыта, Морозов зашёл в сени, а затем без стука в горницу.

Посреди неё стоял перепуганный мальчишка, а в руках он держал оранжевый шёлковый чехол.

Занавески, скатерть на столе, покрывало на кушетке, всё было пошито из парашютной ткани. Морозов схватил чехол, бросил его в руки Козлову и начал обрывать занавески на окнах, содрал скатерть и покрывало и что-то всё время приговаривал. Мальчишка заплакал Морозов хотел открыть двери и зайти в другую комнату, но кто-то из ребят ему сказал:

– Не надо, товарищ капитан. Это уже разбой.

Тот послушался, но схватил мальчишку за руку, вытащил его на улицу, заставил сесть в кузов машины и поехали опять искать остальные два чехла. Один нашли в высокой ржи, а второй никак не могли найти. Вдруг увидели, что со стороны села к ним бежит женщина.

Она не просто бежала. Она мчалась полная отчаяния и решимости спасти своего ребёнка, которого увезли солдаты. Здесь, в этих местах, не так давно прокатилась война, и люди, пережившие её боялись всякой неожиданности и готовы были от неё спасаться. Увидев своё дитя целым и невредимым, она схватила его за руку и стала говорить, обращаясь к Морозову:

– Почто мальчонку забрали?

– Он воинское имущество привёл в негодность. А вы все бандиты и воры. Вас всех пересажать надо.

– Да ты знаешь кому ты энто говоришь?

– Кому?

– Да я трижды битая. Первым мужем битая, немцем битая, нашими битая. И ты меня не стращай.

С той стороны, откуда бежала женщина, появился всадник, быстро скакавший на лошади. Сидел он на лошади охлюпкой, без седла и не слезая с лошади, ещё не успев подъехать, спросил:

– Чё, Варька, тут происходит?

– Да вот энтот, – она показала на Морозова, – Колябу забрал.

– За что?

– А ты у яго спроси.

– Как это за что? Вы воры, вредители, вредите Советской армии.

Вот чехол, обрезанный вашим мальчишкой.

– Я не резал. Это Сенька резал.

– Вот что, капитан, я сейчас поеду в милицию, что ты безобразничаешь, в дом без спросу врываешься, пусть они разберутся.

– Да пусть разберутся, откуда у вас в доме всё из парашютов.

– А ты знаешь, что мы находим их гниющими в поле и лесах. Как бросают десант, так тут всего находят.

В такой перепалке шла беседа, когда Шапкин вышел из кустарника с чехлом, и Морозов, уже смягчившись, сказал:

– Ладно, партизаны, забирайте своего Колябу, но смотрите. Нельзя больше этого делать.

На том и разъехались.

В свободное время от прыжков развлекались как могли: иногда купались в реке Западная Двина, (Интересно, что она имеет ещё одно название ниже по течению. В Латвии она называется Даугава), гуляли по лесу. Как-то Сергей Гетманов взял малокалиберную винтовку и отправился вместе с Отяном в лес. Все птицы, даже сороки, мигом исчезли из их поля зрения. Лес замер в тишине. Здесь, в Белоруссии, птицы и звери знали цену человека с ружьем. Четыре года войны оставили у них генетическую память, которая знает, что если человек взял в руки оружие, то он будет стрелять, а по кому…? Может быть, даже и по себе.

Вот и сейчас кто-то из двоих, увидев брошенный в лесу сарай и валяющуюся консервную банку, решили пострелять по ней. Но не просто по банке, а поставив её одному из них на голову, а потом поменяться местами. Решили.

Первым уселся спиной к сараю Отян. За его спиной стоял ржавый стальной лист. Гетманов отошёл на двадцать шагов и сначала принялся целиться из положения стоя. Но, видимо, был неуверен в меткой стрельбе и стал на колено, одним локтём упёрши локоть в ногу.

Выстрелил, но лист железа громко хлопнул, а банка осталась на голове у Анатолия.

– Серёга, возьми чуть ниже.

Отян сидел на земле и с безразличием смотрел, как Гетманов перезаряжает ружьё, целится, стреляет, и банка слетает с головы.

– Теперь твоя очередь.

Они поменялись местами, Анатолий взял в руки винтовку, зарядил, поднял её, прицелился и почувствовал, что у него противно заурчало в животе. Он умел неплохо стрелять, но сейчас, глядя на спокойно сидящего Сергея, ему стало не по себе.

– Сергей, я не буду стрелять, вставай.

– Нет, ты посмотри какой умный. Что, очко заиграло? Так нечестно.

Думаешь, мне просто было? Давай, стреляй, может одним скобарем меньше будет? – засмеялся Сергей.

Отян лёг на траву, но она была высокой и мешала прицеливаться, тогда он стал на колено, прицелился, но мушка не хотела наводиться на банку, а поднималась выше. Сжав зубы, Анатолий навёл её в центр банки и нажал на спусковой крючок. Банка со звоном отлетела в сторону, Сергей встал, они посмотрели друг на друга и засмеялись оба неестественным смехом.

– Слушай, Серёга, зачем мы это делали?

– Дураки, потому что. Это точно. Давай никому об этом не рассказывать. Стыдно.

– Сошлось.

Они ушли в свой барак и у обоих было ощущение, что они сделали что-то гадкое, неприличное.

В другой раз вечером Анатолий вместе со Светой Власовой и Валерой Катковым пошли в соседнюю деревню в клуб на танцы. Света жила в Витебске, а Валерий там служил и они знали здешние места.

Вышли из расположения, когда начало темнеть, но скоро стало совсем темно и перед их глазами, в темноте зажглись тысячи блуждающих огоньков. Это сказочное зрелище навсегда осталось у Анатолия в памяти. Тихая белорусская ночь и движущиеся по воздуху, мерцающие огоньки. Если есть на земле рай, то это был он.

Они пришли в клуб, зашли в душный, прокуренный полутёмный зал (если комнату в сельской хате можно назвать залом), где звучала громкая скрипучая музыка, стоял гул и двигались человеческие тела.

Постояв две минуты, ребята двинулись обратно. Светлячки также летали, и Анатолий хотел, чтобы фантастически красивая ночь не кончалась. И вдруг, минут через двадцать на их обратном пути, огоньки мгновенно погасли. Все одновременно. Кто-то невидимый выключил маленькие фонарики, и наступила тёмная ночь. Но ощущение сказки, в которой они находились, не проходило. Помнят ли волшебную ночь его партёры по живой сказке? Молчат они. Света живёт в Чернигове, А Валерий в Москве. Анатолий с ним недавно говорил по телефону.

Однажды вечером, перед сном, Анатолий пришел в барак и увидел на своей кровати ежа, которого кто-то из ребят принёс из лесу. В бараке не было только Крылова и, Отян положил ему ежа под простынь.

Выключили свет, и горел только слабенький ночник у входа. Крылов прибежал после вечерней зарядки и с размаха улёгся на кровать.

Раздался сначала истошный крик, потом хохот. Слава зажёг свет, выбросил полуживого ежа на улицу и стал вычислять, кто же это сделал. Начал отсчёт от дверей:

– Пети нету, Шапкин ежа боится, Бессонов где-то проявляет плёнку, этот нет, скобарь мне пакость не сделает, Толя на такие штуки не способен, значит Федоська.

Он хватает Федосимова, самого малого среди всех, но самого шаловливого, а Гена поднимает крик:

– Славочка, родненький, это не я. Честное пионерское, век свободы не видать, чтоб я издох, сука буду.

Крылов отпускает Генку и ложится спать, угрожая кому-то.

Прошло с тех пор сорок четыре года, и Анатолий, боясь, что его не возьмут в рай за грехи, просит прощения у Крылова и у того ежа за пакость, которую он им сделал.