Слушаю и повинуюсь - Страница 3

А тот зачастил:

– Да, сайед. Умоляю, не гневайтесь, это мой… э-э-э… сын моей… э-э-э… сестры. Я должен был присмотреть за ним, я не знал, я не думал, что он… Лучше накажите меня, он же еще ребенок…

Стражники остановились в дверях, не торопясь заходить. Ну, наказывает хозяин нерадивого работника, так и что – дело-то житейское.

Ясар лениво махнул пухлой рукой, показывая, что в помощи не нуждается. Амин так и думал: сайед не станет поднимать лишний шум, он быстро просчитает про себя выгоду. И терять рабочие руки из-за горсти персиков и слив не станет. Нет, Ясар возьмет свое иначе.

– Неделю работаешь бесплатно, – бросил торговец, брезгливо отпинывая сжавшегося юношу с дороги. – Или месяц. Я подумаю. И принеси, наконец, пахлаву. Да, и если я увижу хоть еще раз твоего… этого негодника, плахи ему не миновать.

Амин дождался, когда хозяин уйдет, и только тогда со вздохом поднялся. Оглянулся.

Но на складе уже никого не было. Мальчишки, конечно, и след простыл.

Весь оставшийся день Амину не раз приходило на ум сравнение с ослом – прибыл караван из далекой Кусеи, а с ним и торговец, привезший Ясару сладкие земляные орехи. Амин переносил мешки со двора на склад, каждый раз непроизвольно вглядываясь в полумрак клетушки. Но странного мальчика, естественно, не было. Как не было и лукума – на полу сиротливо валялся только один белый комочек.

Потом пришлось носить уже мешки с корнями куркумы – спустя неделю они отправятся в Кусею. А сайед вместе кусейцем сидели в тени, попивали ароматный чай, делились новостями, попутно оговаривая условия сделки. Проходя мимо, Амин то и дело слышал: «Ну какой может быть неурожай, когда у вашего соседа, почтенный Абазади, я слышал, цена в три раза ниже?» или «А вы знаете, почтенный ас-сайед Ясар, какие нынче пошлины установили кочевники? Это же просто разорение, да не прогневится на меня Манат!».

– Снова этот бурдюк тебя развел? – сказал Фарах, когда Амин принес в лавку блюдо с персиками. – Не пойму, почему ты его терпишь? Пригрозил бы, что уйдешь… Да вон, хоть к сайеду Наджаху, он и то меньше скупится.

Амин только грустно улыбнулся и, со вздохом стирая пот со лба, поплелся обратно во двор.

– А я думал, ты сирота, – бросил Фарах ему вслед.

Амин только в очередной раз удивился, как пронырливый бахрец успевает все узнавать. Явно не Ясар про «родственничка» на ушко нашептал. Иной раз Амину казалось, что Фараху благоволят местные джиннны – как еще можно быть в курсе абсолютно всего, что творится на рынке?

К вечеру жара стала потихоньку спадать. И, когда уставшее, заалевшее солнце-Аллат потянулось за накидкой-гишуа, и сумерки прозрачным покрывалом наполнили Бахру, Амин передал ключи от склада сайеду Ясару, попрощался с Фарахом, собравшимся с друзьями в чайхану, и устало направился домой на городскую окраину.

Обычно шаги за спиной не привлекали внимание. Праздные прохожие направляются в храм, бани или чайхану – многие бахрцы возвращаются домой только после полуночи. Но эти были странными – легкими, скользящими. До храма Аллат Амин не оглядывался, но потом не выдержал. И удивленно замер.

По пустой улочке за ним спешил воришка со склада. Поймав взгляд Амина, остановился. Простенькое лицо побережца расцветила совершенно плутовская улыбка.

Амин молча смерил его сердитым взглядом, отвернулся и пошел дальше. Мальчишка не отставал. И бежал вприпрыжку, пока Амин не остановился снова.

– Что ты здесь делаешь?

Мальчик насупился.

– Как что? Иду.

– Куда? – уточнил Амин, думая, что еще чуть-чуть – и маленький вор получит за случай на складе сполна.

Мальчик почесал затылок и словно само собой разумеющееся выдал:

– К тебе.

Амин мысленно застонал.

– Откуда ты? Где твои родители? – с трудом сохраняя самообладание, спросил он. – Ты прибыл с караваном или на корабле?

Мальчишка склонил голову набок и снова почесал затылок. Пробурчал, ткнув пальцем в небо:

– Оттуда я. И мне некуда идти. Пусти к себе, а? – и снова широко улыбнулся.

Амин медленно вдохнул. Так же медленно выдохнул, успокаиваясь.

Стая голубей, с шумом хлопая крыльями, взлетела в тающее закатом небо.

– Ну мы идем, да? – дергая себя за ухо, поторопил мальчик.

Амин кивнул.

– Идем, – и, подойдя ближе, добавил: – Давай руку.

Мальчик окинул его странным взглядом, но руку в ответ протянул. Амин совсем не удивился, почувствовав, что пальцы у воришки липкие. На мгновение юноше стало интересно, сколько сладостей этот негодник сегодня успел слопать?

Они повернули в левый проулок, оттуда – в еще один и, наконец, впереди показалась высокая, богато украшенная резьбой по камню башня.

– Не думал, что ты живешь в храме, – удивленно протянул мальчик, разглядывая башню.

Амин молча огляделся, заметил группу младших учеников, гуськом идущих из медресе за учителем. И подтолкнул мальчика к ним.

– Нет. Ты живешь. Уважаемый сайед! Вот, от вас отбился.

Жрец мазнул равнодушным взглядом по Амину и обалдевшему воришке, махнул рукой, и выскочившие словно из ниоткуда младшие служители-рабы живо поставили мальчишку в строй.

Амин, не став дожидаться, когда негодник поднимет шум, поспешил на свою улочку.

…Вадд-месяц выбрался на небо, в храме Аллат отслужили молитву. Амин с усталым вздохом упал на потертый ковер и попытался забыть, что во рту с утра маковой росинки не было… когда над ухом вдруг раздалось:

– Слушай, а я не понял той шутки с храмом.

– Иблис!

– Да нет, я всего лишь.

Амин медленно приподнялся на локтях и неверяще уставился на сидящего рядом мальчика.

– Ты? Как ты… как ты здесь оказался?!

– Вошел, – пожал плечами воришка, кивая на открытую дверь. – Слушай, а у тебя случайно нет тех больших сладких ягод? Ну, темно-синих. Мне они понравились.

Амин, в который раз напомнив себе, что имеет дело с ребенком (хоть и очень странным, и очень наглым), молча встал, схватил негодника за шиворот и поволок к двери.

Мальчик и не думал вырываться. Молчал, даже когда вылетел за порог – только удивленно глядел на Амина через плечо.

– Во имя всех богов! – выдохнул юноша. – Или ты оставляешь меня в покое, или я зову стражу и тебя возвращают к родственникам. Или в храм, если ты сирота. Понял? Тогда пошел вон отсюда!

– Но ты же сказал, что я сын твоей сестры, – обиженно отозвался воришка.

Амин, взявшись за дверную ручку, сердито бросил:

– У меня нет сестры.

И хлопнул дверью перед носом удивленного мальчика.

…В тягучей тишине южной ночи тоскливо завыла соседская собака. Спустя минуту к ней присоединилась еще одна. И еще. Потом чей-то визгливый голос проорал ругательства, и собаки – так же по очереди – замолкли.

Амин ворочался с боку на бок. Глаза слипались от усталости, но пустой желудок все не давал уснуть. Пора бы к голоду и привыкнуть, но пока не получалось.

Амин улегся на спину и, положив руки под голову, уставился в потолок, принявшись изучать давно знакомые трещины.

За дверью тихонько, но очень жалостливо затянули песню кочевников – древний гимн гостеприимству.

Амин изумленно прислушался: какому это певцу-шади вздумалось явиться в их бедный квартал? Да еще такому сладкоголосому. И странно-знакомому. Но, когда голос дошел до припева-речитатива, юноша сразу вспомнил, где его слышал.

Мальчишка мгновенно заткнулся, стоило Амину распахнуть дверь. И, по-прежнему стоя на коленях у порога, грустно вздохнул:

– Ну чего ты такой упрямый, а?

Амин услышал, как застучали ставнями соседи, явно разбуженные песней, и торопливо втащил мальчика в комнату.

– Какого шайтана ты ко мне прицепился?!

Мальчик только устало улыбнулся и, степенно поправив видавшие виды рукава посеревшей абаи – рубашки до колен – демонстративно растянулся на ковре в центре комнаты. И нарочито спокойно засопел.

Амин тихо застонал. Посмотрел на мастерски притворяющегося спящим ребенка, подумал, что ночью все равно тащить его некуда – в такой час даже жрецы спят – и улегся рядом.