Слушайте звезды! (сборник) - Страница 10

— Меня???

— А что, ты не согласен? — засмеялся Куликов. — Будешь обо всем докладывать прямо мне, минуя секретаря. Если они снова ступят на путь войны, то так легко не отделаются. Можешь им это передать.

Утром Куликов на работу не пошел. Не пошел и назавтра. Заскочивший проведать больного друга Толик обнаружил его лежащим на диване.

— Ты что, заболел? — заботливо спросил Толик.

— Нет, — буркнул Куликов, не пошевелившись даже для того, чтобы подать ему руку.

— А как же работа? Они справку потребуют.

— Плевать я хотел на бюллетень!

Толик сконфуженно замолчал. Куликов лежал на диване, устремив взгляд в потолок и не испытывал желания поддерживать разговор.

— Ты подумай, какой будет скандал, когда у тебя справки не окажется, — проговорил наконец Толик.

Куликов вскочил, свесив ноги на пол.

— Чего ты лезешь? — почти закричал он. — Что хочу, то и делаю! Ясно?

— Да я… ничего… Я только узнать… Я ведь беспокоился… — смущенно проговорил Толик.

Но Куликову уже стало стыдно.

— Ладно, — сказал он, — за беспокойство спасибо. И давай, иди, иди домой. Я завтра появлюсь.

Он действительно появился на следующий день, спокойно воспринял выговор, а на дела совершенно махнул рукой. Ближе к вечеру его поймал Петренко и спросил про задачки. Куликов молча отвел Петренко к своему столу, вытащил из ящика листки, сунул их Петренко в руки и ушел, не произнеся ни единого слова.

Неприятности на работе ему были невыгодны. Хотя он и считался молодым специалистом, однако терпение начальства тоже было не бесконечным: рано или поздно его выгонят. А Парс предпочитал встречаться с ним здесь, в трамвайном парке. Конечно, он мог изменить место их встреч, но это было связано с определенными трудностями. Подобные трудности не позволяли Парсу появляться чаще, чем раз в неделю.

С цилиндром Куликов не расставался. Однако мальчишеская радость, которая владела им в первый день, теперь сменилась совсем другими чувствами. Пришла боязнь. Он боялся ходить по улице, смотреть по сторонам, случайно задеть кого-нибудь плечом; вдруг на него прикрикнут, и это разозлит его. После работы он спешил скорее добраться до дома и запирался в своей комнате. Он ощущал что-то похожее на всемогущество пигмея.

И тут родилась идея. Парс говорил, что создал свой прибор на основе сканнера. Не значит ли это, что его можно использовать в качестве сканнера? Куликов договорился с Николаем, и тот привез ему свой видеомагнитофон. Ожидания оправдались. Но, что замечательнее всего, цилиндр не терял свойства Прибора: вторгаясь в фильм, Куликов продолжал получать от Парса ментальные импульсы. Без всякой тренировки он становился мастером менбиа.

Теперь все свободное время Куликов проводил запершись у себя в комнате. Он модифицировал фильмы с самого начала: входил в одного героя, затем в другого, в третьего… Число переделанных лент росло, Николай невозмутимо выкладывал деньги за каждую. Он не лез с расспросами, и это казалось удивительным. Куликов как-то задумался над странным поведением Николая, но одна мысль немедленно потянула за собой другие, куда более неприятные. А размышлять о собственных поступках Куликов не желал. Он чувствовал, что изменился за последнюю неделю.

Неделя подходила к концу. Наступил день встречи с Парсом.

Вечером позвонил Толик.

— Привет! — робко сказал Толик. — Ты это… На дежурство идешь?

— Да, — холодно ответил Куликов.

— Так я заезжаю с видиком, как обычно? Куликов помолчал. Потом сказал:

— Спасибо, я как-нибудь обойдусь.

— Ну ладно тогда, — обиженно проговорил Толик.

— Пока! — равнодушно бросил Куликов и положил трубку.

Через полчаса появился Николай. Теперь за кассетами приходил он. Засунул в сумку переделанные и выложил на стол новые — сырье. Затем достал бумажник и отсчитал купюры, которые Куликов бросил в ящик. Завтра он положит их на сберкнижку. «Еще немного, — подумал он, — и можно покупать свой видео. — Но почему-то эта мысль теперь его не радовала. — Что такое видео? Чепуха! Греза!»

В трамвайный парк Николай вез его на своих «Жигулях». Видеомагнитофон и телевизор лежали на заднем сиденье. Николай вслух расхваливал переделанные кассеты. Говорил он ровно и без видимых признаков восторга — настоящий деловой человек! Но если только у Куликова появится свой видео, плевать он хотел на этого делового человека! Пошлет всех подальше: и его, и Толика, и Тиграшку! Он заведет свое дело. Оригинальные кассеты нынче ценятся высоко.

Имея Прибор, он мог позволить себе не только кассеты. Кассеты, видео, деньги — все это чепуха! Вот только бы договориться с Парсом! Без Парса он ничто. Парс мог выключить Прибор в любую минуту, и тогда он сразу лишится всего. И уничтожить Прибор Парс мог при первом желании. Вот он есть в руке; раз! — и нет ничего! Парс застраховался от чужой самодеятельности. Куликов помнил его предупреждение накануне их прощания.

Они уже подъезжали к парку, когда Николай стал толковать о том, как бы он помог Куликову, если бы присутствовал при переделке фильмов. Куликов поначалу не особо вслушивался, но потом сообразил, о чем идет речь, и взглянул на Николая с удивлением. За последнее время это был первый случай, когда тот решился вызвать Куликова на откровенный разговор. «А все-таки интересно, — подумал Куликов, — как он себе представляет механизм переделки? Должна же у него быть какая-то разумная версия». Но Николай, заметив удивленный взгляд, осекся и переменил тему. Вероятно, он опасался, как бы излишняя заинтересованность не повредила их деловым отношениям.

В парке, приняв дежурство, Куликов расписался во всех журналах, сообщил о своем заступлении по телефону в диспетчерскую и залез в кресло. Теперь предстояло ждать несколько часов, пока вернутся в парк последние трамваи.

Появился Петренко. Присел на табурете.

— За задачи пришел тебя благодарить, — сказал он. Куликов молча кивнул головой.

— А Валька как уважать меня стал! — сказал Петренко: — Это, говорит, ничего, папа, что ты последнюю решить не смог у нас, говорит, в классе Олег Чарушников, первый спец по математике, и тот не решил!

Он еще что-то говорил, но Куликов не слушал. Сообразив наконец, что начальник не склонен разговаривать, Петренко умолк и вскоре ушел, обиженный таким равнодушием.

«Ну вот, еще одного человека обидел! — неожиданно кольнуло Куликова. — Он же со всей душой! А-а, плевать!»

Но он уже вспомнил Толика, а потом всю эту сумасшедшую неделю: фильмы, драки, опять фильмы, деньги Николая. «Гнусно, до чего гнусно!» — думал он.

Все реже доносился визг открывающихся и закрывающихся ворот, стук колес на стыках рельс, крик водителей-перегонщиков. Рабочий день подходил к концу.

Все стихло наконец в парке, а до появления Парса оставалось около получаса. Куликову вдруг почудилось, что со стороны ворот донесся какой-то слабый звук. «Петренко, наверное, устроиться никак не может», — подумал он. И опять неожиданно — тот же звук, как будто позвякивание железки о бетонный пол, а затем брань вполголоса. «Заблудился он там в темноте, что ли?» На всякий случай Куликов сжал в ладони Прибор. Но все было тихо. Он занялся видеомагнитофоном, и тут боковым зрением заметил: как будто тень мелькнула за трамваем. Куликов выпрямился.

— Эй! — крикнул он. — Кто там?

Тишина. «Неужели показалось? Нервы, что ли? Да какие нервы! Я же точно видел!»

— Выходите, вам говорят! Нечего тут в прятки играть!

Первым из-за трамвая вышел громила с простуженным голосом. Он усмехнулся угрюмо, и в руке у него был зажат кусок ржавой трубы. За ним появился Аркадий и с равнодушным видом упер в бок вагона поднятый локоть. С другой стороны, чуть подальше, отрезая Куликову путь к воротам, стояли молчун и незнакомый коренастый крепыш, оба с дубинками. Третьим в этой группе был Афиноген в своей молодежной курточке. На лица всех троих падала густая тень.