Слуга Государев 2. Наставник - Страница 12

Сказав это и не дождавшись ответа Ромодановского, который и без того находился в раздумьях, я действительно отправился спать. Оказалось, что я настолько устал, что не мог уже даже толком соображать. Даже не озаботился тем, чтобы занять какую-нибудь удобную комнату для себя. Да, в царских хоромах этого не сделаешь, но тут хватало пристроек, в том числе и где проживали слуги.

И нет, я не хотел идти туда, где слуги. Была особая палата, которая служила своего рода гостиницей. Тут могли останавливаться бояре или служивые люди, прибывавшие в Кремль. Тут же могли держать «на передержке» послов – когда нужно было помурыжить иностранцев. Ведь нельзя же допускать к русскому царю даже и посла великой державы сразу же по прибытию.

– Прошка, распорядись, кабы мне приготовили комнату в гостевом тереме! А после, когда сосчитают весь прибыток от усадеб, сообщишь мне о том! – отдал я приказ Прохору.

Тот моментально побежал к терему, я же пока нашёл Глебова, предупредив того, что ему надлежит отправляться в Измайлово.

– Отчего не тебя отправили? – спросил Никита Данилович, явно не имея желания покидать Кремль.

Наверное, приблизительные подсчёты заработка от сбережения боярских усадеб уже были известны. Не хочет Глебов терять доход. Тем более, если, по сути, грабёж оказывается даже законным.

– Ты видел, друже, как я нынче в седле сижу? – усмехнулся я.

И больше никаких объяснений, почему я не отправляюсь в Измайлово, не нужно было. Такой всадник, каким я нынче являюсь, из Москвы вряд ли выедет. Даже если по пути не встретится ни одного бунтовщика. Не говоря уже о том, что надо будет несколько десятков километров пройти быстро, на рысях.

– Готово, полковник, можешь идти опочивать! – лукаво усмехаясь, сказал Прошка.

Он провёл меня в ту комнату, которую удалось для меня отвоевать. За всем не уследишь, и некоторые вопросы бытового устройства я упустил. Оказалось, что гостевой терем уже поделен. Сотники и некоторые немцы заняли себе комнаты.

Но Прошка выбил мне очень даже просторную спальню.

– Дозволишь, добрый молодец? – уже когда я начинал раздеваться, чтобы самому сделать перевязку и проверить, как это – спать на матрасе, набитом соломой, услышал я девичий голос.

Обернулся и… чуть не рассмеялся.

В дверях, потупив свой взор в пол и поглаживая толстую русую косу, стояла она… Наверное, эта девушка должна казаться красивой. Ведь она невысокого роста, при этом килограммов под девяносто весит точно.

У неё были чем-то красным намазаны щёки. Да и губы были не слишком аккуратно покрыты чем-то то ли фиолетовым, то ли тёмно-алым. И это не всё, ещё и белила! Получалось бледное лицо с красными щеками и яркими, широко и нечётко очерченными губами. Одета девица была, насколько я могу судить, очень даже неплохо. Не боярыня какая, без вышивки, но платье было из парчи.

– Вот, каравай вам принесла, – всё так же, не глядя на меня, потупив взгляд, сказала девушка.

Она махнула рукой в сторону, и в комнату вошла другая девица, неся каравай. Ну, как каравай – хлеб да хлеб. Но я, действительно, был очень голоден, поэтому аж слюну сглотнул, взглянув.

Чтобы только пышная девица не подумала, что это я на неё так облизываюсь. Худеть девочке надо, это же ненормально – такая полнота, а ей всего-то лет пятнадцать или шестнадцать. Но действовала, наверное. как научили: взляд в пол, в сторону, на меня. И вот так по кругу, точно соблюдая последовательность.

А вот вторая девушка мне понравилась. Я даже слегка опешил, ведь эмоции, которые во мне пробудились, были уже давно забытыми. Нет, я во все годы жизни своей, конечно, засматривался на женщин. И ресурсов моего организма хватало не только на то, чтобы смотреть на них.

Вот только теперь это какие-то другие эмоции, не как у взрослого, пожившего мужика. Стеснение, смущение. Даже любопытно – я забыл о том, насколько сильно хочу и есть, и спать. А занялся только тем, что стал рассматривать девушку с караваем.

И она в ответ смотрела на меня. Тёмная, с азиатским разрезом глаз, пухлыми губами, между прочим, явно не искусственными. Даже через мешковатую серую одежду и передник я мог рассмотреть её роскошные формы. И коса её черная как бы не вдвое мощнее, чем у той «красотки», что стояла у дверей и уже осмеливалась исподлобья взглянуть на меня.

– Благодарствую, – сказал я, несколько растерявшись, что ещё нужно было бы сказать в такой ситуации.

– Батюшка мой – стряпчий у крюка царицы. Губарева я, Настасья. Третья дочь Ивана Губарева, – представилась грузная девушка [Стряпчий у крюка – ответственный за стол царственных особ, старший над стряпчими].

– Спаси Христос, Настасья! – говорил я, при этом всё глядя на другую девушку.

Ох и зыркает же, ведьма! Никакого почтения к мужчине! Зацепила она меня. Но… не о девках сейчас!

– Пойду я. А коли что, так батюшку моего найдёшь, – сказала девица, развернулась, ненавидящим взглядом посмотрела на свою помощницу, или кем она там является.

Коли что? Это за чем мне ее отец? Свататься? А то такая ягодка под центнер будет другим сорвана.

А потом обе девушки ушли. И тёмненькая подарила мне напоследок такой взгляд, от которого я не мог уснуть ещё с полчаса. Хотя спать хотел неимоверно.

Странная ситуация. Догадываюсь о местных нравах и обычаях: уже то, что девица явилась ко мне со своим караваем – это смело. А что это? Как бы не сватовство? По крайней мере, мне давали возможность посмотреть на «товар». Да и эти слова, что якобы ежели что, то батюшку её я быстро найду.

Наверное, некий стряпчий Губарев решил пристроить свою третью дочь. Если так разобраться, то я-то – вполне себе завидный жених. Уже полковник, хожу к царю и боярам совет держать. Командую всеми стрельцами. А если этот Губарев ещё и навёл справки обо мне, узнал, что Стрельчин – наследник неплохого состояния, так и вовсе еще скорее нужно замуж отдавать. Не первая же дочка, всего лишь третья.

А наследство в виде оружейной мастерской – уже неплохо. Да и наверняка слух прошёл, что стрельцы много чего взяли в боярских усадьбах, и даже часть из этого им позволят оставить.

Вот только такой жены мне не надо. Мне вообще рано думать о женитьбе. Но эти глаза чернявой ведьмочки… Может, она – крепостная, рабыня? Подарок русскому царю от какого-нибудь ногайского хана или черкесского князя?

И всё-таки молодой организм заставляет несколько иначе смотреть на вещи. Да и изрядно туманит разум.

Москва. Кремль

13 мая 1682 года

– Вы с чего этого полковника позвали? – басил патриарх, зло зыркая на всех присутствующих.

– Кабы не он, бунтовщики уже давно бы хозяйничали в Кремле! – нехотя признался Матвеев.

– Усмирил бы я паству свою! И крови не было бы! – продолжал негодовать патриарх.

– Те предложения, кои читал ты, владыко, то измыслил полковник. А ещё он бунтовщиков на Красной площади гонял, яко гусей, – продолжал говорить Матвеев.

Да, все это прекрасно понимали. Полковник привёл силу. И больше не на кого опереться в эти дни царю и его окружению. Так что терпеть молодого выскочку-полковника нужно было.

– Ты, владыко, направь кого разумного, кто бы науки добрые ведал. Нужно проверить полковника. А за лучшее – так и показать ему, что не по чину берёт, уговаривает, что науки ведает силу добрую. Доказать обратное потребно, – говорил Матвеев.

Артамон Сергеевич вновь чувствовал в себе силу. Отчего-то Ромодановский молчал, следом за ним не смел высказываться и Языков. Иные бояре, которые разными путями приходили в Кремль, скорее, спасались от бунтовщиков, чем претендовали на власть. Нарышкины же опасались, что их вновь запрут в покоях. Видимо, уже договорились между собой, что пока помалкивать будут. Так что оставался только Матвеев.

– Крестным ходом выйду! До собора пройду, а там ждать буду бунтовщиков. Примиряться надо, – прогудел патриарх.

– Головы рубить надо! – выкрикнул Пётр Алексеевич.