Случайные встречи - Страница 25

— Сегодня, понимаете ли, суббота. Дел по горло. Пальто вы мне продали. Хотите купить — пожалуйста. Но держать его для вас я не буду. Оно продается.

— Я и хочу его купить, — сказал он. — Сколько оно стоит?

— Прошу семь пятьдесят, — сказал тот. — Но если вам позарез, давайте шесть долларов, и оно ваше.

— Сейчас я не могу, — сказал он. — Но если у меня до шести будет шесть долларов, вы мне его уступите за шесть?

— Если к тому времени не продам. По субботам я до девяти торгую.

Он пошел в «Кентукки» и сел за игру без единого пенни. Вот сраму-то было бы, если б он проиграл и нечем было бы платить. Сперва он чуть не проиграл, потом чуть не выиграл, потом все же выиграл. Пронесло. Пронесло жуткую вещь. Он не осрамился, никто не узнал, что он сел играть без единого пенни. Потом через какое-то время он опять выиграл, и через три часа у него набралось чуть побольше доллара, но с одним долларом что он мог сделать?

Он перешел через дорогу, попал на скачки и поставил полдоллара на Пантеру, но она пришла второй. Последние полдоллара он поставил на Графа Варвика, и он пришел первым, но платили всего по шести к двум, так что теперь у него оказалось полтора доллара, и дальше он побоялся ставить. Побоялся, потому что ему везло, да не очень везло, а он знал, как переменчиво такое счастье. Он хотел выкупить пальто брата. Он бы никому ничего не сказал. Просто брат открыл бы шкаф, а там пальто. Это пальто было единственной верхней вещью у брата.

Без четверти шесть у него было чуть побольше пяти долларов. Без четверти девять у него было шесть долларов. Перед самой полуночью и потом в час ночи у него все еще было шесть долларов. Но ему нужно было семь шестьдесят, чтобы пойти домой, придержать деньги, а в понедельник выкупить пальто, если его еще не продали за семь пятьдесят.

Домой он вернулся в пять утра. Он опять проигрался.

— Открой второе окно, — сказал он брату. — Не думай, я же знаю, что ты прав.

Утром, когда он встал, с ним никто не разговаривал. Он пошел в пресвитерианскую церковь и высидел всю службу. Когда мимо несли поднос для пожертвований, он быстро подсчитал, что там уже около семи долларов, и ничего не положил. Ему нужны были деньги, которые были у него в кармане, — тридцать пять центов. Позарез нужны, больше, чем пресвитерианам. Пресвитериане обойдутся, а когда-нибудь он им тоже все возместит.

Он пришел домой, а у них в гостях его замужняя сестра.

— Послушай, — сказала она. — Не дело ты затеял. Бога ради, займись ты делом. Вот тебе доллар.

Он взял доллар и оглядел. И отдал ей обратно.

— У меня есть деньги, — сказал он. — А у тебя семья. Не могу я брать у тебя деньги.

— Бери-бери, — сказала она. — А завтра иди на работу. Брось ты это писательство. Не выйдет из тебя писателя. Иди на работу. Найди себе хорошую девушку. Женись. Ну что это за образ жизни?

На другое утро он пошел на работу и работал неделю, но в обед он ходил каждый день в «Кентукки». И к концу недели у него набралось одиннадцать долларов. И он пошел на Шестую, но там хозяин уже продал пальто. Сперва он даже не мог вспомнить, какое такое пальто, но потом он вспомнил и сказал, что давно его продал.

В понедельник он пошел в супермаркет и присмотрел пальто, вроде как было у брата, только оно стоило двадцать долларов.

Он пошел в «Кентукки», и там играл до полуночи, и спустил три доллара, не считая расхода на виски.

Как-то раз брат пришел домой в новом пальто.

— Я тебе его возмещу, — сказал он брату, но брат не хотел про это разговаривать. Он хотел разговаривать про другое.

Брат его как-то спросил:

— Ты что сегодня написал?

Он сказал:

— Ничего.

— Раз уж ты решил писать, — сказал брат, — надо писать.

— Знаю, — сказал он. — И не забудь: когда-нибудь я тебе возмещу твое пальто.

— Бог с ним, с пальто, — сказал брат. — Ты уж лучше пиши. Раз ты писатель, надо писать.

— Спасибо, — сказал он. — Я этого тебе никогда не забуду.

Пианино

Перевод Е. Суриц

— Как увижу пианино, я каждый раз сам не свой делаюсь, — сказал Бен.

— Да? — сказала Эмма. — А почему?

— Не знаю, — сказал Бен. — Ничего, если мы сюда войдем и проверим то маленькое, в углу которое?

— А ты умеешь играть? — спросила Эмма.

— Ну, если это называется играть… — сказал Бен.

— То есть как?

— Сама увидишь, — сказал Бен.

Они вошли в магазин, где стояло в углу маленькое пианино. Эмма увидела, как он улыбается, и подумала, что совсем его не знает. Она думала, что его знает, а оказывается, она совсем его не знает. Он стоял возле пианино и на него смотрел. И она подумала, что он, наверное, слушал хорошую игру на пианино, и ему она понравилась, и каждый раз, когда он видит пианино, он про нее вспоминает, и ему кажется, что он умеет играть.

— А ты умеешь играть? — спросила она.

Бен огляделся. Продавцы, кажется, были заняты своими делами.

— Я не умею играть, — сказал Бен.

Его руки легонько прошлись по белым и черным клавишам, как руки настоящего пианиста, и она смотрела на них, и это ей было так странно. Было странно, потому что она чувствовала, что ему давным-давно надо бы про себя догадаться, а кому-то даже еще раньше надо бы про него догадаться. Такой человек должен уметь играть на пианино.

Бен взял несколько быстрых аккордов. Никто и не собирался к нему подходить и навязывать ему пианино, и, все еще стоя, он стал делать то, что, он ей сказал, не называлось играть.

Ну, а она только одно поняла — это изумительно.

Он играл всего полминутки. Потом поглядел на нее и сказал, что звучит хорошо.

— По-моему, изумительно, — сказала Эмма.

— Я не про себя, — сказал Бен. — Я про пианино. Про само пианино. Тон чудесный, а ведь оно, вдобавок, такое маленькое.

Пожилой продавец подошел и сказал «здрасте».

— Здравствуйте, — сказал Бен. — Роскошная вещь.

— Они хорошо идут, — сказал продавец. — Особенно берут для квартир. Большой спрос.

— И сколько же за такое? — спросил Бен.

— Двести сорок девять пятьдесят, — сказал продавец. — Можно, конечно, в рассрочку.

— И где их изготовляют? — спросил Бен.

— Даже не знаю, — сказал продавец. — Могу навести справки.

— Что вы. Не беспокойтесь, — сказал Бен. — А сами-то вы играете?

— Нет, я не умею, — сказал продавец.

Он заметил, что Бену хочется еще поиграть.

— Пожалуйста, — сказал он. — Поиграйте еще немножко.

— Я не умею, — сказал Бен.

— Я же слышал, — сказал продавец.

— Разве это называется играть, — сказал Бен. — Я нот не знаю.

— А мне понравилось, — сказал продавец.

— И мне, — сказала Эмма. — Сколько первый взнос?

— А-а, — сказал продавец, — долларов сорок — пятьдесят. Играйте-играйте, я с удовольствием.

— Если б где в другом месте, — сказал Бен. — Я бы часами от него не отходил.

— Играйте-и грай те, — сказал продавец. — Никто же не против.

Он подтолкнул к пианино стульчик, и Бен сел и начал то, что он называл не играть. Пятнадцать-двадцать секунд он дурачился, потом напал на что-то вроде мелодии и наигрывал ее еще минутки две. А потом музыка стала тихой и грустной, и Бену все больше и больше нравилось пианино. Мелодия делалась все сложней, и он тем временем рассуждал с продавцом про пианино. Потом он кончил играть и встал.

— Спасибо, — сказал он. — Жаль, я не могу его купить.

— Ничего-ничего, что вы, — сказал продавец.

И Бен с Эммой вышли из магазина. На улице Эмма сказала:

— А я и не знала, Бен.

— Насчет чего? — спросил Бен.

— Насчет тебя.

— Что — насчет меня?

— Что ты такой, — сказала Эмма.

— Сейчас у меня обед, — сказал Бен. — А про пианино я по вечерам предпочитаю молчать.

Они зашли в кафе, заказали кофе и бутерброды.

— Ты где играть учился? — спросила Эмма.