Случайная заложница (СИ) - Страница 28

― Хорошо.

В дверном проеме встает крупная фигура Адриана.

― Лисса, нам пора.

Она собирается, и они идут к выходу. Я провожаю их, чтобы подержать собак и запереть дверь после их отъезда. У самой двери Адриан поворачивается ко мне и кивает на кухонный стол.

― Я проверил пистолеты, они заряжены. Пользоваться умеешь? ― Я киваю, и меня снова трясет. Я так не хочу, чтобы мне пришлось использовать оружие. ― Держи их при себе, как и телефон. И закрой ставни, Мишель. Не привлекай внимание к дому.

Они прощаются, и мы выходим. Я удерживаю срывающихся с ошейников собак, пока Адриан с Мелиссой не скрываются в машине. Я провожаю взглядом их машину, и, омываемая ужасом, возвращаюсь в дом. Закрываюсь на три замка, опускаю все ставни и снова ложусь рядом с Финном. Если он не очнется завтра, я не знаю, что буду делать. Закрываю глаза поглаживая его руку, так и засыпаю.

Финн

Веки словно свинцовые, не хотят подниматься. Я прихожу в себя, и звуки понемногу врываются в мои уши. Я слышу, как Мишель гремит посудой на кухне, что-то роняет и чертыхается. Мои потрескавшиеся губы разъезжаются в скудной улыбке. Первая мысль, которая приходит в голову: я выжил. Хотя, открывая дверь машины, думал, что это конец.

Я слышу шаги, потом как открывается и закрывается входная дверь. За окном приглушенный голос Мишель зовет собак. Она с ними заигрывает, потом ругает Висту за то, что та практически сбивает Мишель с ног. Моя девочка действительно быстро подружилась с собаками, и это не может не радовать. Неизвестно, сколько я провалялся здесь. Если бы Мишель и дальше боялась собак, они бы просто с голода могли напасть на нее.

Я наконец открываю глаза и медленно поворачиваю голову, осматриваясь. На прикроватной тумбочке аккуратно сложены лекарства. Прослеживаю взглядом свою руку, которая привязана к кровати каким-то тряпьем. Из руки торчит катетер, а к нему ведет длинная гибкая трубка. Смотрю выше и вижу, что возле кровати, прижатая стулом, стоит перевернутая швабра, на которой висит пакет с капельницей. Мишель, оказывается, выдумщица.

Я выдергиваю иглу из катетера и отбрасываю в сторону. Каждое движение дается с трудом. Трясущимися пальцами я отвязываю руку от кровати, сжимаю и разжимаю кулак, чтобы прочувствовать, как она работает. Я настолько слаб, что мне не удается сжать достаточно сильно, и я мысленно проклинаю свою импульсивность и того, кто в меня стрелял. Мышцы затекли и плохо слушаются, но странно, что я практически не чувствую боли в простреленном плече. У меня десятки вопросов. Например, как я попал в комнату? Откуда у Мишель лекарства и где она научилась ставить катетер? Я обязательно задам их ей позже, но сначала мне нужно выпить не меньше литра воды, во рту пустыня.

Снова слышу хлопок двери, а потом шум воды в кране на кухне и грохот посуды. Мне хочется подскочить и расцеловать Мишель за то, что не дала мне умереть. Наверняка ей помогал Адриан, сама бы она вряд ли дотащила меня до дома. С этими мыслями, так и не утолив жажду, я снова уплываю в небытие. На этот раз не в черную дыру, из которой нет просвета. Я просто засыпаю, и мне снится Мишель.

В следующий раз я прихожу в себя от ощущения прохладной ладони у себя на лбу. Я тяну губы в улыбку. Могу себе только представить, какой уродливой она выглядит, но мне плевать, я не могу контролировать этот процесс прямо сейчас. Как только я начинаю улыбаться, Мишель одергивает руку.

― Положи на место, ― хриплю едва слышно.

Мишель не слушается и молчит. Я открываю глаза и смотрю на свою любимую красавицу. Она сидит на краю кровати и смотрит на меня огромными глазами. Я молча протягиваю руку, беру ее прохладную ладонь и, поднеся ко рту, скольжу по ней шершавыми губами, зажмурившись, как довольный кот.

― Спасибо, ― выдавливаю из себя.

― О, Боже, Финн, ― выдыхает Мишель и начинает плакать. ― Я думала, ты умрешь. Ты был такой слабый. И эти хрипы, и лихорадка. Я думала, что ты не переживешь это. Мне было так страшно.

― Ш-ш-ш, детка. Я жив, все хорошо. Ты умница.

― Жена Адриана сказала, что если ты переживешь ночь, то все будет хорошо. Но ты не приходил в себя два дня. И только вчера ночью снизилась температура, и ты перестал потеть так сильно. А еще этой ночью я впервые услышала, что ты дышишь ровно. До этого вздохи были прерывистые, тяжелые такие.

― Жена Адриана? ― переспросил, не понимая, о ком она говорит.

Мишель кивнула.

― Да, Мелисса. Его жена. Она врач. Я не знала, что делать, потому что у тебя было так мало лекарств, а ты весь горел. С твоим скудным набором в аптечке я смогла только вытащить пулю.

― Ты ее вытащила? Сама?

Сказать, что я был шокирован, ― это сравни тому, чтобы промолчать. Я не ожидал такого от Мишель. Она всегда казалась мне таким нежным цветком, который может умереть только лишь от вида крови, но девочка удивила.

― Да, ― наконец ответила она, утирая слезы рукавом толстовки. ― Мелисса говорила, что делать.

― Иди сюда, ― выдыхаю я, показывая, что хочу обнять Мишель.

Она тут же кладет голову на мой живот, прижимаясь к нему щекой. Я схожу с ума от ее глаз, распухших от слез, от мягких губ. Снимаю заколку с ее волос, позволяя им рассыпаться по моему животу, и глажу их.

― Мне так с тобой повезло, ― шепчу, а она всхлипывает громче. ― Почему ты плачешь?

― Потому что боялась, что ты умрешь.

― Я не могу себе это позволить. Я еще не услышал ответное признание.

На мгновение Мишель замирает, а потом отводит взгляд.

― Не говори ничего сейчас, ― произношу я. ― Давай не будем обсуждать чувства. Совсем не будем. Их нужно чувствовать, а не говорить о них.

Мишель снова смотрит на меня.

― Тогда зачем ты признался мне, когда уезжал?

― Потому что не был уверен, что вернусь, но хотел, чтобы ты знала правду.

― Давно? ― шепчет она.

― По ощущениям всю жизнь, ― произношу на выдохе.

Мы молча смотрим друг на друга, ведя немой диалог. Я ― о том, как сильно люблю ее и насколько глубоки мои чувства. Они пропитали каждую клетку моего тела и поселились в голове. Они ― часть меня самого, как и Мишель. А она растерянно смотрит на меня, слегка хмурясь. Я глажу морщинку между ее бровей, и она прикрывает глаза. Это такой невероятный кайф: касаться ее вот так просто, без ограничений, и знать, что она не напрягается и не противится. Я уплываю от этих ощущений. Мне хочется касаться ее повсюду, вдыхать ее запах, провести губами по каждой части ее тела, впитывая и выпивая ее. Чтобы она наконец прочувствовала все то отчаяние, которое скопилось во мне за все те годы, что я не мог прикоснуться к ней.

Мишель начинает хмуриться сильнее, и я понимаю, что она снова начинает думать о Малоуне. В такие моменты ее взгляд становится как будто стеклянным. А сейчас к нему еще примешивается чувство вины, которое она не должна испытывать. Мишель не в чем себя винить. Я тысячу раз виноват перед братом. Не за то, что сейчас хочу Мишель, а за то, что хотел, когда он был жив. И я гоню от себя это чувство, потому что у меня нет возможности попросить у Мала прощения. Нет возможности сказать, что я сожалею и что я буду бороться с собой столько, насколько хватит сил. Теперь я не буду бороться. Разве что только за нас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍― Я хочу пить, ― произношу хриплым голосом, чтобы вырвать Мишель из этой мысленной пропасти.

― Ой, я сейчас принесу.

Она спохватывается и подскакивает. Скользит по мне взглядом, немного дольше задерживаясь на моей промежности. Ее глаза немного расширяются. Да, малышка, и так каждый раз, когда ты рядом. Я просто не могу сдерживать это, да и не хочу. Хочу, чтобы она знала, какое действие оказывает на меня. Что рядом с ней я становлюсь одержимым ее телом, а когда ее нет поблизости, я отчаянно желаю оказаться как можно ближе.