Случай в Мисчиф-Крик - Страница 1

Zdarzenie w Mischief Creek © Andrzej Sapkowski, 2000. ©

Перевод. Вайсброт Е.П., 2002.

OCR Алексей Владимиров [email protected].com

На труп они наткнулись случайно. Он неожиданно глянул на них черными провалами глазниц из-под веток усохшего можжевельника, с которым, казалось, составлял единое целое. На первый взгляд именно так оно и было – словно человек и дерево умерли вмести. Одновременно. Будто срослись в момент смерти.

Джесон Ривет вздрогнул.

«Конечно, – мысленно поправился он, – вместе умереть они никак не могли. Дерево почти совсем без веток, белое, уродливое, полуистлевшее, искореженное, расщепленное чуть ли не пополам. Ясно – оно умерло давно, очень давно. Человек, останки которого прибиты к нему, наверняка умер позже. Тоже давно, но позже дерева».

– А чтоб тебя… – начал было Адам Стаутон, но тут же умолк.

Дядюшка Уильям сплюнул, наклонившись с седла. Преподобный Мэддокс не пошевелился и не произнес ни слова.

Абирам Торп слез с седла, осторожно подошел, раздвинул можжевельники стволом мушкета. Остановился рядом с Измаилом Сассамоном. Спросил что-то. Индеец ответил. Коротко и гортанно.

Череп, отделенный от скелета, был насажен на сук в добрых шести футах от земли. Под черепом, примерно футом ниже, была прибита грудная клетка; между обросшими мхом ребрами торчали трухлявые деревянные клинья. Одна рука, кошмарно растопырившая пальцы, висела около ключицы. Вторая вместе с тазовыми и берцовыми костями, голенями и массой мелких косточек валялась у корня высохшего дерева.

– Краснокожие, – убежденно сказал констебль Генри Корвин.

– Работа дикарей.

– Измаил говорит, что нет, – возразил Абирам Торп.

– Верно, Измаил?

– Не могавки, – гортанно проговорил индеец. – Не сенеки. Не могикане. Не ленни-ленапы.

– Он сам-то краснокожий, – фыркнул констебль, – вот и болтает. Ни один христианин так с покойником не обойдется. Я не удивлюсь, если окажется, что несчастного прибили к стволу живьем. Как думаете, мистер Торп? Ведь вы читаете следы не хуже дикаря, извините за сравнение…

– Какие там следы, – буркнул охотник. – Это ж древность. Он тут уже не один год висит…

– Во времена войны «Короля Филиппа», – заметил Адам Стаутон, – в лесах хватало трупов, не диво набрести в кустах на скелет. Как по-твоему, Абирам, этот тоже висит где-нибудь с семьдесят пятого?

– Возможно. Мне сдается…

– Надо похоронить останки, – перебил преподобный Мэддокс, явно не интересуясь тем, что сдается трапперу. – Ну, господа, с коней.

– А времени не жаль? – поморщился дядюшка Уильям. – Это ж всего несколько мослов какого-то дикаря, убитого другими дикарями. Пусть…

– Мы – христиане, – хрипло оборвал Джон Мэддокс свойственным ему неприятным и не терпящим возражений тоном. Худой, в высокой шляпе, завернувшийся в епанчу пастор напоминал большую черную птицу. «Большую черную ворону, – в которой уже раз подумал Джесон Ривет, – тощую черную ворону на сивом мерине».

Преподобный повернулся в седле и просверлил юношу взглядом, словно исхитрился прочитать его мысли.

– Возьми лошадей, парень. Отведи к ручью и напои. Побыстрее! Ну, шевелись же! Слезайте, господа. Предадим останки земле.

– Не взопреем, – фыркнул плотник Стаутон. – Делов-то всего ничего. Каблуком землю разгрести…

Генри Корвин что-то недовольно пробурчал, Джесон Ривет не расслышал. Он вел коней в котловинку.

От ручья веяло прохладой, пахло шалфеем и прелой корой. Вода была коричневой от торфа, а в местах поглубже, где течение вымыло ямы, казалась черной в тени склонившихся над котловинкой деревьев. У самого берега росли буки, их ветви наверху сплетались, образуя навес. Под буками, за спутавшимся покрывалом терна, расположились сассафрасы, лиственницы и сосны.

На излучине, на глубине под подмытым берегом, выскочила форель, плеснув не хуже бобра. Джесон Ривет вздрогнул, лошади подняли морды.

– Если кони напились, – долетел сверху голос преподобного Мэддокса, – то веди их сюда, парень. И побыстрее! Двигайся!

«Да перестань ты мною командовать! – подумал Джесон. – Перестань смотреть на меня как на слугу, как на негра, перестань мной распоряжаться, да еще таким тоном, словно ругаешь за лень и неверное выполнение приказов. С меня хватит. И хватит с меня, что дядюшка Уильям допускает это, смотрит равнодушно, а то и вовсе прикидывается, будто не видит и не слышит. Эх, был бы жив отец, уж он бы не позволил, никому б не позволил ничего такого. Даже самому преподобному Джону Мэддоксу».

«Хватит с меня», – мысленно повторял Джесон Ривет, захватывая в кулак вожжи всех шести лошадей сразу. Они послушно пошли, скользя, топая и звеня подковами по камням, – сивый мерин преподобного, гнедая плотника Стаутона, гнедая кобыла Абирама Торпа, серая в яблоках кобылка констебля Корвина, буланый жеребец дядюшки Уильяма и его собственный буланый.

– Ну, парень, – поторопил пастор. – Не тяни! «Ну, я сыт по горлышко, – подумал Джесон, – сыт и им, и всей этой погоней. Похоже, осточертело не только мне».

– Надо взглянуть правде в глаза, – угрюмо проговорил Адам Стаутон. – Мы больше чем в шестидесяти милях от дома. Корм для лошадей кончается, а достать его будет негде, потому что если здесь в лесах и есть какое-то жилье или ферма, то наверняка нищенские, и ничего мы там не получим. К черту, господа, и долго вы еще собираетесь тянуть? До зимы? Докуда собираетесь дойти, до реки Коннектикут? До Аппалачей? Абирам Торп, черт побери, раскрой рот, повтори, что недавно мне сказал. Кто-нибудь, дьявольщина, должен же наконец сказать!

Опиравшийся на мушкет Абирам Торп переступил с ноги на ногу, помял в руках украшенную енотовым хвостом шапку. Все знали, что он не любитель трепать языком. Если спрашивали – отвечал кратко, ворчливо, и то не всегда. А если не спрашивали, подавал голос очень редко.

– Мне думается, – пробурчал наконец охотник, кашлянув в кулак, – надо возвращаться. Мы отошли, пожалуй, далековато.

– Далековато! – фыркнул Адам Стаутон. – Ничего себе далековато. Да мы больше чем в шестидесяти милях западнее Уотертауна. Ушли даже дальше, чем капитан Зли-зар Холиок в тысяча шестьсот тридцать третьем.

– Вы, господа, оба, – преподобный Мэддок вперился в плотника и траппера пронизывающим взглядом, глаза сверкали, словно черные озера, между полями шляпы и немного подпорченной белизной отложного воротничка, – оба вы добровольно взялись участвовать в погоне, никто вас не принуждал. Поэтому меня удивляют ваши слова и ваше неожиданное уныние, мистер Стаутон. Похоже, вы забыли о стоящей перед нами задаче. Закон и правосудие…

– Закон! – снова фыркнул плотник Стаутон. Во всей группе – Джесон Ривет заметил это уже давно – плотник был единственным человеком, которому хватало смелости запросто прерывать преподобного.

– Законом лошадей не накормишь, черт побери!

– Берегись! – сказал Генри Корвин. – Поостерегись призывать черта, Адам Стаутон. Он готов явиться в любую минуту.

Плотник опасливо оглянулся, покосился на холмик свежей земли, укрывающей снятый с дерева скелет. Но тут же гордо поднял голову.

– Что до вашей справедливости, – проговорил он, глядя на пастора, – так я и сам уверен, и вас уверяю, что с ней управятся и без нас. Ее лошадь пала тут же за Пенакуком, не иначе – загнала, вы же видели труп. А продираться пехом по безлюдью она долго не сможет, потому как хромая она. Так что правосудие ей свершат холод и голод, и за палача будут медведь, волк иль краснокожие. Останется от нее не более чем вон от этого… Белые косточки, догола обглоданные. Так что можно возворачиваться домой и с чистой совестью сообщить всему графству…

– Нет! – оборвал его констебль Корвин резко и убедительно. – Я не поверну, пока не схвачу ее. Или не увижу труп. Впрочем, касательно трупа – сомневаюсь. Не забывайте, с кем мы имеем дело. Будь это обыкновенная девка, мы бы ее уже давно поймали. Но она не обыкновенная. Таким, как она, ни голод, ни зверь дикий нипочем. Нипочем, потому как сила в ней бесовская! Забыли, на что был способен Джордж Берроуз из Салема? Хоть внешность у него была никудышная, однако ж в раскинутых руках он мог держать тяжелый мушкет и бочонок патоки неведомо сколько, потому что…