Случай в маскараде - Страница 2

Петя снова, уже без всякой надежды сунул пальцы вниз – меховой шарик тоже торчал на месте.

– Кать, ну что ты ржешь, – обреченно прошелестел он. – Как я теперь…

«Пойду на работу», хотел он сказать. Но не смог. Жена явно не понимала масштаба бедствия, а главное, что оно – реальное. Что это не маскарад и не шутки.

Катя тихо подошла к нему и тронула его сзади, там, где трусы неприятно вздымались, оттянула резинку.

– Ой! – произнесла Катька. – Хвостик.

И ее накрыл новый приступ смеха.

– Папа теперь зайчик! – воскликнул Ленька, до сих пор, оказывается, тихо стоявший здесь же.

Петя выпучил глаза и покраснел.

– Вон! – закричал он. – Быстро в свою комнату одеваться. Опоздаешь в школу!

Тем временем Катя, наконец отсмеявшись, осторожно ощупывала его уши, легонечко тянула то одно, то другое. Только теперь она начала догадываться, что мужу ее в самом деле не до смеха и ушки у него выросли не декоративные.

– Ты мой бедный. Так не больно? – спрашивала она жалостливо. И вдруг дернула посильней.

– Больно! – заорал Петя. – Ты совсем? Скорую вызывай по страховке!

– Скорую?

– Да! Буду резать.

– А если… снова отрастут? На старом месте? И хвост же еще… Может, лучше пока не трогать?

– Проклятье, – только и простонал он в ответ. И добавил совсем уже тихо:

– Плакали наши Альпы.

Лететь на курорт они должны были уже завтра, там и собирались встретить Новый год.

Но Катька только легкомысленно махнула рукой: «Главное, чтобы ты был здоров!»

Из дальнего конца коридора послышалось цоканье – проснулся дремавший на своем одеяльце Дик, Петя подобрал его много лет назад слепым щенком у речки на даче. Дик сделал несколько шагов, принюхался, внимательно посмотрел на хозяина и, словно бы вспомнив о родстве с троюродной легавой по дедушкиной линии, сделал стойку и гневно, отрывисто гавкнул.

– И ты, Дик, – обреченно вздохнул Петя.

– Завтракать будешь? – деликатно перевела разговор на другую тему Катя. Она хорошо знала, что после корпоративов у мужа просыпается зверский аппетит. И нет той силы, которая изменила бы этот закон.

– Что-то не хочется, – услышала Катя. Впервые за десятилетнюю совместную жизнь. И только теперь насторожилась всерьез.

– Может… тебе морковку почистить? – растерянно пробормотала Катя, но Петя только качнул головой, вернулся в спальню и плотно затворил за собой дверь. Взял Катькино круглое зеркало, перед которым она обычно наводила марафет, и начал исследование. Да, уши росли точно из лысины, рядышком, белым мехом прихватило и небольшой островок между ними, и темя чуть ниже. На просвет уши были нежно-розовые, теплым розовым цветом отливал даже густой белый мех. В голове они сидели крепко, как два побега на грядке, однако новых слуховых ощущений не прибавилось, значит, были чистой декорацией. Что, пожалуй, внушало надежду. Или ему просто хотелось надеяться хоть на что-нибудь?

В дверь поскреблись. Папина любимица, четырехлетка Лизка с распущенными волосами, в ночной рубашечке с утятами уже входила в комнату. Аккуратно закрыла за собой дверь. Ей, конечно, всё уже донесли.

– Папочка, – выдохнула Лизка. Дочка приблизилась к нему и осторожно коснулась стоящих торчком ушей. Медленно провела по ним ладошкой.

Это оказалось довольно приятно.

– Зайка мой любимый, зайка мой беленький. Зайка мой мягкий, – приговаривала Лизка и гладила папе ушки.

Петя почувствовал, что глаза у него становятся мокрыми и что, как ни странно, все в этом мире не так уж отвратительно.

– Я сегодня на утреннике стишки про зайчика буду рассказывать, – продолжала убаюкивать его Лизка, – хочешь, прочитаю тебе?

– Конечно, – кивнул Петя, и знакомый стишок потек, а потом поскакал по кочкам.

Произнося стихи, Лизка смотрела на папу, широко распахнув свои темно-серые глаза и словно пытаясь его баюкать. Он кивал ей в ритм.

– И еще один мы учили, – продолжила дочка, когда стишок кончился. – Заяц белый, где ты бегал? – Лизка запнулась. – Ой, дальше что-то не помню…

Петя вздрогнул, он тоже не помнил, что там дальше, но саму присказку хорошо знал, ее почему-то любил повторять при встрече его старый закадычный друг и однокурсник Андрюха.

Последний раз они виделись почти год назад.

А может, это как-то связано? – рассеянно думал Петя, – сегодняшний утренник, стишки, Лизка, Андрюха – но мысли этой не суждено было оформиться и сложиться: дверь с треском распахнулась.

На пороге стояла Катька. В руке она сжимала мобильник и почти кричала:

– Эпидемия! Ты такой не один. У некоторых еще вчера вечером выскочило! Кто-то, как и ты. Проснулись, а они… зайцы! Но не только. Кто медвежонок, кто бельчонок, кто барсучок! – Катька опять не выдержала и прыснула. – Одни мужики, в основном начальники, почти все тоже… без волос. Пока только в Москве.

Жена быстро листала перед его глазами цветные картинки инстаграма – на фотографиях мелькали растерянные и отчасти знакомые лица. С наросшими рыжими темными ушками и, очевидно, хвостами… Был и ежиный случай – умную круглую голову одного знаменитого миллионера покрыла густая поросль темных иголок.

Радио, всегда вещавшее у них на кухне, сообщило, что в настоящий момент в Москве зафиксировано тридцать восемь подобных случаев странного «озверения», как сострил ведущий (идиот!).

– А я пока подожду, – раздумчиво произнес Петя, – фиксироваться. Что у нас там на завтрак, кстати?

После завтрака Ленька побежал на автобус их частной школы, Катя повела Лизку в детский сад на утренник, а Петя позвонил главному и шепотом рассказал, что его свалил жуткий грипп: потеря голоса, жар, рвота. Протрубил по ватсапу отбой водителю, надиктовал длинное голосовое с инструкциями ассистентке Насте, попросив отменить три назначенных на сегодняшний, последний перед Новым годом рабочий день совещания. Наконец оделся в домашние джинсы, старенькую клетчатую рубашку, заштопанную, но любимую, еще раз безнадежно взглянул в зеркало и отправился к себе в кабинет.

Это было самое тесное помещение их квартиры, но все необходимое здесь имелось: стол с компьютером, полки с книгами, диван на случай передохнуть от работы. Работал он здесь обычно по выходным, собирался немного и в каникулы. На полках стояли фотографии, и впервые за долгое время Петя остановился: вот он в байдарке – еще совсем молодой, кудрявый, голый по пояс – крепко сжимал весло и смотрел так весело. А вот и вся их компашка: Андрюха, Рома, Валерка, Илюха. Когда-то они сплавлялись каждое лето и даже в зимние походы ходили. Но последнее время виделись только на днях рождения. И то чаще всего он не попадал, вечно был в командировках или работал до ночи. Или ехал с семьей куда-нибудь покататься на горных лыжах, положение обязывало.

Петя вздохнул, поискал Андрюху в телефоне и написал ему краткое сообщение: с Новым годом, Андрюх, че как куда? Сообщение зависло.

Петя сел за стол, открыл почту, ответил на два самых неотложных письма и погрузился в новости. Данные обновились. Было зафиксировано уже двести восемьдесят три случая – к бурундучкам, белочкам, медведям прибавились лисята, оленята, бобрята! Продолжение явно следовало. Интересно, что пострадавшие в основном отказывались от разговоров с журналистами, в сети гуляли только две фотографии, сделанные со спины – лисенок (из круглой желто-розовой лысины торчали два рыжих ушка) и олененок (на яйцевидной голове росли коричневые ушки и пока еще совсем маленькие рожки). И лишь четыре человека на условиях строгой анонимности описали появление хвостов и ушей.

Все было очень знакомо: превращение происходило во сне. Лишь у одного из собеседников (имевшего, как выразилось сообщавшее об этом издание, «отдельные медвежьи признаки») эти признаки появились после крепкого вечернего сна, в который человеко-медведь погрузился, вернувшись с работы. Проснулся он к полуночи, вскочил с ощущением необъяснимой эйфории, впрочем, тут же и оборвавшейся – он увидел свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа…