Случай с Евсюковым - Страница 1

Дмитрий Каралис

Случай с Евсюковым

рассказ

Как вышел Фаддей Кузьмич Евсюков вытрясти, на ночь глядя, ведро в мусоропровод -- в домашних тапочках на босу ногу, синих трикотажных штанах и в майке,-- так в этом куцем наряде и остался на прохладной по осенней поре лестнице.

Дернуло легким сквознячком, и шоколадная коленкоровая дверь тихо щелкнула добротным импортным замочком, из тех, что непросто встретить в продаже.

Фаддей Кузьмич плюнул на пол, правда чисто символически, и на мгновение оцепенел. И было от чего: перед выходом на лестницу он включил утюг, намереваясь отпаривать форменные брюки, и поставил его торчком на стол, прямехонько на старое одеяло, служившее подставкой при глажении. "Растудыт тебя в пожарный гидрант и гайку Ротта!" -- только и шепнул Фаддей Кузьмич, представив возможные последствия своей опрометчивости. Стоит дрогнуть расшатанному столу, и раскалившийся утюг упадет на ворсистое сукно. Может, он уже дрогнул от хлопка двери... Фаддей Кузьмич живо вообразил, как воет сирена, сбегается с криками народ, лопаются стекла и языки пламени лижут незастрахованную мебель. "Кто горит? Фаддей Кузьмич? Он самый!.. Эк, как вьет! Пиши пропало..." Кривые ухмылки, эксперты, вызов к начальству и -снятие с должности. Что за пожарный, если сам погорел... Какой пример вы подаете подчиненным и населению?

Фаддей Кузьмич брякнул на пол пустое пластмассовое ведро и нервно прошелся по площадке. Можно было бы выйти в темный двор, набрать в автомате 01, назвать себя, и красная машина из ближайшей части на Тентелевке в три минуты подкатила бы к дому. А там -- пустяки: по раздвижной лестнице -- в свою лоджию, а из лоджии, через приоткрытую дверь,-- в спальню. Но Евсюков тут же и прогнал эту крамольную мыслишку. Ему ли, начальнику отдела кадров пожарного управления города, вызывать служебную технику для личных нужд!.. Ведь не далее как вчера он разнес на общем собрании пожилого старшину Криворотова, приспособившегося поливать из брандспойтов картошку на приусадебном участке тещи, а другому шустрому работнику вкатил выговор за использование телескопической вышки в амурных целях!

Нет, не мог Фаддей Кузьмич позволить себе того, за что сам строго спрашивал с подчиненных.

Пришел в голову другой вариант, более верный: лезть в свою квартиру с лоджии нижнего, четвертого этажа. Дом пожарного ведомства строился давно, этажи были низкие, и проникнуть с четвертого на пятый не составило бы особого труда, учитывая, что кадрами Фаддей Кузьмич стал заведовать не сразу, а лет двадцать до того прослужил в обыкновенной пожарной части, и сноровка ползать по стенам, как он полагал, у него осталась.

Фаддей Кузьмин придвинул ведро к своему порогу и, стараясь не шлепать тапочками, решительно спустился этажом ниже, к квартире Кости Боровикова -его сослуживца и, можно было бы сказать, приятеля, кабы не одно обстоятельство... С женой этого сослуживца Маргаритой Львовной Евсюков коротал иногда время не совсем, что ли, легально. История эта началась давно, и не сейчас ее вспоминать, скажем только, что Костя Боровиков, хохотун и ловелас, сам частенько не приходил домой, отговариваясь ночными дежурствами и спецификой пожарного дела.

Фаддей Кузьмич остановился перед дверью соседа, поглубже заправил голубую майку, подтянул штаны и, придав лицу улыбчивое выражение, надавил кнопку звонка. Выждав немного, он позвонил еще и еще. Квартира безмолствовала.

"Все ясно,-- нетерпеливо вывел Фаддей Кузьмич,-- Маргаритка на дежурстве в больнице, а где ее кабан бродит -- одному черту известно..." Он сделал несколько взмахов руками, чтобы согреться, и натянул на пятки слежавшиеся задники тапочек. Теплее не стало, но появилась некоторая подтянутость.

Помянув недобрыми словами жену, которая, как назло, уехала в недалекую Обуховку к заболевшей матери, и дочку-студентку, укатившую на картошку, Фаддей Кузьмич решил выйти на улицу.

И вышел.

Обойдя дом, он остановился под своими ярко освещенными окнами и передернул плечами от сырого воздуха. Зеленый вал кустов, ломаный и неряшливый, скрывал его от постороннего взгляда. Эти кусты, кустищи, северные джунгли вымахали из маленьких прутиков, любовно, но спешно вкопанных в землю лет двадцать назад новоселами, и с тех пор росли как бог на душу положит, забытые всеми и неухоженные. Одно слово -- джунгли. Затаившись в этих джунглях, Фаддей Кузьмич цепким взглядом окинул дом и отметил, что в квартире Боровикова, на четвертом этаже, свет погашен начисто, а в остальных этажах, где уже готовились ко сну, комнаты светятся ночниками, торшерами или мерцают голубыми экранами телевизоров. Евсюков прищурился на свою балконную дверь и, привстав на цыпочки, даже потянул носом в опасении признаков надвигающейся беды; но ничего худого не увидел и не учуял. Синела штора в спальне, горел на кухне свет...

Но слишком опытен был Евсюков в подобных вещах, чтобы успокоиться; слишком опытен...

Лезть, немедленно лезть в свою квартиру, решил Фаддей Кузьмич. Незаметной ящеркой скользнуть по фасаду засыпающего дома, быстро, по-боевому, как в молодые годы, когда сам черт не брат, и начальство -- не начальство... И Фаддей Кузьмич скинул в траву растоптанные, а потому ненадежные в рискованном деле тапочки.

Этаж первый.

Забраться в лоджию первого этажа не составило особого труда. Но вот подняться выше...

Стоило Фаддею Кузьмичу бесшумно перемахнуть через бетонную плиту ограждения и ступить на холодный пол, как в комнате, примыкающей к лоджии, вспыхнул свет, и на близкие кусты упал желтый прямоугольник. Фаддей Кузьмич стремительно присел под окнами, ожидая немедленного разоблачения. Ему даже представилось, что обитатели квартиры специально поджидали проникновения на их территорию, чтобы тут же застукать незваного гостя.

Мелькнула тень в окне, и Фаддей Кузьмич напрягся, суматошно подыскивая правдоподобное объяснение своему визиту в чужую лоджию; но так и не подыскал.

Сквозь треснувшее оконное стекло, заклеенное полоской газеты, и тонкую занавеску Фаддей Кузьмич видел лампочку -- на голом шнуре под потолком комнаты, которая светилась мутным желтоватым светом. За занавеской ходили; но ходили неспешно. Фаддей Кузьмич осторожно сдвинулся в угол лоджии, где стояли детские лыжи и зеленели на полу два кочна капусты, и стал ждать, готовый в любую минуту дать деру.

В квартире, возле которой застрял в самом начале своего спешного путешествия Фаддей Кузьмич, жила бедовая семейка их бывшего работника Краюхина -- мать и двое детей. Сам же Краюхин мыкал горе в местах не столь отдаленных.

А произошло следующее. Несколько лет назад боец пожарного расчета Краюхин оскорбил действием своего командира. Попросту говоря, дал лейтенанту Щеглову в ухо, когда они потягивали пиво в кафе-стекляшке. Поговаривали, что, дав Щеглову в ухо, Краюхин назвал лейтенанта мародером и пообещал вывести на чистую воду, если тот не отнесет какую-то вещицу обратно.

Но так только поговаривали. В разбирательстве, которое вел Фаддей Кузьмич, ничего определенного установить не удалось.

Щеглов, с синяком под глазом, холодно уверял, что подчиненный ударил его из хулиганских побуждений и личной неприязни; при этом он ссылался на выговор, который вынес недавно Краюхину. Краюхин же лишь зло щурил глаза и раздувал ноздри: "Ладно! Ладно! -- грозил он, не стесняясь присутствия Фаддея Кузьмича.-- Не здесь, так на другом тебя подловлю, сука!" И все! Большего от него добиться не удалось.

Окольными путями Фаддей Кузьмич узнал, что причина конфликта в золотых часах, которые Щеглов якобы прихватил на недавнем пожаре. Ах, как тоскливо стало Фаддею Кузьмичу при этом узнавании!.. Шутка ли: вверенные ему люди тянут из горящих жилищ личные вещи граждан. Хоть и сам Фаддей Кузьмич не был безгрешен -- а как иначе? Человек слаб, а бесов много,-- но за двадцать лет службы ни разу не сунул в карман брезентовой куртки ни сплавившегося колечка, ни другой подвернувшейся вещицы. А чего только тушить не приходилось!..