Слово о бессловесном - Страница 3

Есть короткое слово «эрозия». Оно звучит очень невинно. Трудно предположить, что за ним скрывается зловещее явление природы.

Эрозия – это смерть плодородной земли, лишённой прочности, превращённой в пыль из-за уничтожения лесов и растительности. Это – «чёрные бури», подымающие на воздух целые материки тучной почвы. Это – жестокие размывы земли талой водой и дождями. Каждый ливень вымывает из земли столько питательных веществ, что их хватило бы на выращивание двух-трёх урожаев.

Есть простой закон. Он говорит, что уничтожение каждого гектара леса вызывает неизбежную гибель гектара плодородной земли.

Уничтожая леса, люди подрезают самую основу своего существования. Об этом уже давно говорили лучшие представители человечества. С необыкновенной проницательностью эту мысль высказал Энгельс, – мысль о том, что люди, которые уничтожают леса, не подозревают, что они кладут этим начало опустошению земли, лишая её очагов собирания и хранения влаги.

В природном отношении наш земной шар не является сплошным раем. На земле есть проклятые места. Это – пустыни. Они не лежат спокойно, определённые географической широтой и долготой. Они наступают. С ними необходимо бороться.

Как наступает пустыня? Она обрушивает на нас свои сухие горячие ветры – суховеи. Суховеи несут летучие пески. Раскалённый воздух сжигает на корню хлеба, сушит родники, убивает всё живое.

К нам суховей приходит из Закаспийской степи. Сотни лет на юго-востоке страны перегорали от него поля, сотни лет человек ничего не мог противопоставите наступлению пустыни, кроме своего бесплодного гнева и горя. И только сейчас, в нашу необычную эпоху, человек впервые решает остановить, должен остановить и остановит суховеи и летучие пески, смертоносные для урожаев.

Человек выдвигает против них великие пояса лесов, мощные стены зелени, небывалые заслоны протяжением в тысячи километров. Мы сначала остановим пустыню, а потом начнём наступать на неё. Потому что человек не должен и не смеет терпеть её рядом с собой. Она должна быть уничтожена ради самой жизни, ради культуры, ради будущего…

Леса – это не только украшение земли, её великолепный и удивительный наряд. И это – не только источник сырья. Леса – это самый верный наш помощник в борьбе за урожай. Они хранят влагу, поддерживают полноводность наших великих рек, смягчают климат, останавливают жаркие ветры и пески. Грунтовые воды в лесах и вблизи лесов стоят гораздо ближе к поверхности, чем в безлесных областях. Леса останавливают рост оврагов.

Но и это не всё. Леса – величайшие источники здоровья и вдохновения. Это – исполинские зелёные лаборатории, вырабатывающие кислород, уловители ядовитых газов и пыли.

Чтобы понять, какой мощный заслон против пыли представляют леса, достаточно знать хотя бы, что протяжённость хвои только одной старой сосны составляет около 200 километров.

Чехов устами доктора Астрова выразил одну из самых сокровенных и поразительных по меткости мыслей о том, что леса учат человека понимать прекрасное.

Характерно, что даже в очень деловом и очень строгом учебнике лесоводства для студентов наших лесных институтов мы можем прочесть такие замечательные строки: «Нельзя думать, что лес сам по себе может вызвать к жизни могучие идеи, открывающие озарённые новым светом пути. Но история науки, литературы, музыки и живописи показывает, что леса и парки являются чрезвычайно благотворной средой для кристаллизации новых идей и для творчества».

СССР – великая лесная держава. Наша лесная наука – наиболее передовая. Имена таких учёных – знатоков леса, как Тимирязев, Докучаев, Вильямс и другие, говорят сами за себя…

О величии и значении наших работ по созданию лесов нельзя рассказать на нескольких страницах. В этой области мы не новички. Многие из нас с давних пор «болели» за леса, писали о них, старались передать читателю свою любовь к нашим зелёным «океанам», к нашим лесным богатствам.

Думая об этом, я представляю себе человека, который через пески и гари, после изнурительного зноя, обветренный, сожжённый солнцем, входит, наконец, в глубину торжественных и тихих лесов, и всё его тело охватывает прохладой листвы. Великая сила жизни видна во всём: в колебаниях вершин, в пересвисте птиц, в мягком освещении. А к вечеру, около каких-нибудь лесных вод – тёмных и глубоких – человек садится у костра, и рядом с ним садится тишина.

Ночь поднимается над лесами, полная свежих запахов, смутного света, росы, крика ночных птиц. А впереди сотни таких ночей и рассветов, и дней, и вечеров, когда над любимой страной расстилается не то туман, не то дымок костров.

Может быть, об этом и думал Чехов, когда писал о докторе Астрове…

Жизнь человека сравнительно с жизнью той или иной планеты представляется неуловимо кратким мигом. Но даже люди одного поколения, если только они пытливы, внимательны, зорки, если они тесно связаны с природой и любят землю, не могут не заметить тех, на первый взгляд незначительных, превращений, которые ежечасно происходят вокруг них и постепенно, медленно, но неуклонно изменяют лик земли.

Занятый своим трудом, своими повседневными хлопотами и заботами, человек подчас проходит мимо этих «мелких», «незначительных» изменений, не обращая на них никакого внимания, а подчас, даже замечая их, равнодушно машет рукой и говорит: «На мой век хватит».

На земле совершаются гигантские дела – на службу человеку поставлен атом, тяжёлые воздушные корабли летают быстрее звука, люди уже всерьёз подумывают о межпланетных путешествиях, многочисленные народы твёрдо идут по пути социального прогресса, строя новое, основанное на справедливости общество. Стоит ли при этом тревожиться по поводу того, что на окраине глухого хутора вырублена зелёная рощица, что в безымянной речке почему-то не стало рыбы, что дрофы и стрепеты покинули окрестные степи, что дорогу в соседнее село вдруг перерезал овраг? Неужели же такие «мелочи» могут вызывать тревогу?

Да, могут и должны вызывать глубокую тревогу, горячее волнение, общее желание сохранить красоту природы, сберечь её богатства для будущих поколений, для наших детей.

Деревья в лесу бессловесны. Лишь тихим шелестом листьев встречают они браконьера-порубщика, никому не могут сказать о том, как одолевают их миллиарды прожорливых гусениц, как вытаптывает молодую древесную поросль безнадзорный скот. Деревья живут и умирают молча.

Ни быстроногий красавец сайгак, которого приманивает на свет автомобильных фар и предательски убивает из темноты жестокая дрянь в человеческом облике, ни белая медведица, которую в упор расстреливают в «родильной» берлоге, ни осиротевшая кряква, у которой бесцельно перебили ещё не поднявшихся на крыло малых утят, не могут сказать в свою защиту ни одного слова.

Молчат и миллионы миллионов рыбьих мальков, полупрозрачных младенцев, которых, вопреки правилам рыболовства, бесчисленной массой, под видом «хамсы» и «тюльки», вылавливают мелкоячейными сетями в заливах и реках, в протоках и ериках, в озёрах и каналах.

Обо всём этом, бессловесном, немом, но живом и прекрасном, о том, что составляет богатство и красоту планеты, что может развиваться только в тесной взаимосвязи, только под разумной и сердечной опекой человека, хочется мне сказать…

На большом донском острове росли старые вербы, тысячи могучих деревьев с серебристо-зелёной листвой. Вёснами, в половодье, вербы заливались тёплой, подогретой апрельским солнцем водой, зеленели пышной листвой, давали приют множеству птиц: иволгам, дятлам, дроздам, крохотным ремезам, которые вили из тополёвого пуха удивительные, похожие на рукавички, гнёзда.

Бывало, заплывёшь по разливу на лодке в самую гущу густого вербового леса, бросишь вёсла и слушаешь: тихо плеснёт потревоженная рыбой вода, прошумит в редкой куге весенний ветер, а наверху, в зелени сомкнутых ветвей, разноголосый птичий хор славит жизнь.