Словарь религий, обрядов и верований - Страница 1

Мирча Элиаде (1907–1986) родился в Румынии. С 1928 по 1932 г. жил в Индии, по возвращении на родину стал преподавать философию в Бухарестском университете. В 1945 г. эмигрировал во Францию, затем переехал в Соединенные Штаты. С 1957 г. — профессор Чикагского университета. Завершая работу над «Историей религиозных идей и верований», исследователь задумал создать небольшой словарь, в котором были бы собраны воедино основные положения его монументального труда. Эта задача была возложена на Иона Кулиано — ученика М. Элиаде, ныне профессора кафедры истории религий Чикагского университета. Книга была подготовлена к изданию уже после смерти М. Элиаде. С разрешения г-жи Кристинель Элиаде И. Кулиано обратился за помощью к Г.С. Винер, сотруднице Института восточных языков при Чикагском университете (ей принадлежат в основном библиографические указатели).

Дословное название «Словарь религий» («Dictionnaire des religions») изменено в русском переводе на «Словарь религий, обрядов и верований», поскольку во французском языке слово «религия» имеет более широкое значение. В своем вступительном слове И.Кулиано выражает уверенность, что М.Элиаде одобрил бы окончательный текст книги, однако добавляет, что обязан принять на себя ответственность за возможные ошибки и неточности. Они, действительно, встречаются, что отражено в примечаниях научного редактора. Весьма сложным остается вопрос передачи имен, географических названий и терминов: чтобы добиться единообразия, безусловное предпочтение было отдано энциклопедическим изданиям и справочникам — таким, как «Мифы народов мира», «Еврейская энциклопедия», «Ислам» и т. п. Исключение составляют те случаи, когда речь идет либо об устойчивой традиции написания (напр., Коран, а не Куран), либо о возможном смешении различных понятий (напр., индийские дева, а не дэва — чтобы отличить их от иранских дэвов). В русском переводе сохранены некоторые стилистические особенности оригинального текста, в частности, последовательное использование понятий, которые появились значительно позже, чем те или иные религиозные течения — видимо, это было сделано для большей доходчивости изложения, отсюда такие непривычные словосочетания, как «пуритане-хариджиты» или «коммунисты-маздакисты». Слова, выделенные курсивом (термины), как правило, встречаются в указателе — либо с комментарием, либо без него. Равным образом, в указатель вынесены важнейшие географические названия и имена.

Эпистемолог Карл Поппер имел достаточно оснований сожалеть о том, что он называл «скудостью историзма». Ибо методология истории постоянно запаздывает с введением в свой арсенал таких понятий, как «система», «комплексность», «информация», которые быстро становятся расхожими и успевают произвести настоящую революцию в других гуманитарных науках. Французский математик Бенуа Мандельбро открыл блистательные перспективы системного описания природных объектов с точки зрения их математических параметров.

Каким же образом проявляется системность в религии? Авторы, принадлежащие к различным вероисповеданиям, — Эмиль Дюркгейм, Марсель Мосс, Жорж Дюмезиль, Мирча Элиаде и Клод Леви-Строс — единодушно подчеркивали мысль о том, что религия является порождением неких глубинных структур. В своем фундаментальном труде «Les Formes e?le?mentaires de la vie religieuses», 1912, Дюркгейм предположил, что религиозная система гетерономна в том смысле, что сама она является кодификацией другой системы, а именно системы общественных отношений внутри группы индивидов. Подобно Дюркгейму, Жорж Дюмезиль до конца жизни оставался верен концепции мифа как «драматического выражения» фундаментальной идеологии любого человеческого сообщества («Heur et malheur du guerrier», с. 15). Напротив, Клод Леви-Строс, подробно анализируя миф об Асдивале, бытующий среди племен индейцев цимшианов на северо-западном побережье Северной Америки, приходит к выводу, диаметрально противоположному гипотезам Дюркгейма и Дюмезиля: «в этом мифе… все аспекты социальной действительности систематически фильтруются и переносятся в область парадоксального», — пишет он («Paroles donnees», с. 122). Это означает, что для Леви-Строса система религии автономна по отношению к социальному устройству общества.

Несмотря на расхождения в подходе к религии, у Мирчи Элиаде и Клода Леви-Строса есть общие точки соприкосновения: оба исследователя отмечают наличие определенных «правил», по которым строится религия, что свидетельствует о системном характере последней; также оба подчеркивают автономность религии по отношению к общественному устройству.

Каким же образом можно на практике воспользоваться выводом, или, точнее, констатацией того, что религия (как и все остальное) представляет собой систему? В данном случае речь пойдет о том, что анализ различных аспектов религии проводится в синхронии; обращение же к диахронии является одной из возможных аналитических операций, однако ее вполне возможно избежать; но если искомая операция все же предпринята, приходится беспрестанно соотноситься с постоянно возникающими новыми измерениями бесконечно сложных частей. Исходя из данной точки зрения, у религии нет «истории», история же в отдельно взятый момент являет собой не «религию» в целом, а всего лишь некоторые отдельные ее аспекты. Ибо любая религия является, во-первых, бесконечно сложной системой, а во-вторых, частью этой системы, сформировавшейся в ходе ее истории; таким образом только одна бесконечно малая частица этой части предстает перед нами в момент, который можно определить как «текущий». «Текущий момент» буддизма гораздо менее сложен, нежели буддизм, который был (и продолжает быть) прежде, но вместе с тем последний также являет собой урезанный вариант — по отношению к системе буддизма в целом, в ее идеальной форме (т. е. включая все возможные ответвления от целого, явившегося на свет благодаря определенным предпосылкам, условиям существования и т. п.).

Следует еще раз подчеркнуть, что подобный подход не отличается новизной. Христианские знатоки ересей — Ириней Лионский и Епифаний Саламинский и арабские доксографы — ан-Наджжар и Шахрастани уже осуществляли системный подход к религии, будучи уверенными и постоянно обнаруживая новые тому доказательства, что всякая ересь является вариантом другой ереси, и что различные религиозные доктрины соотносятся друг с другом согласно вполне определенным правилам. И кто лучше историка, занимающегося изучением христианских учений, знает, что догмы, ради которых люди убивали друг друга, вытекали одна из другой согласно механизму, у которого не было никакой «реальной почвы» вне человеческого сознания, механизму, чье функционирование, судя по всему, заключается в том, чтобы перемалывать до бесконечности мысли, возникающие из определенных предпосылок, в свою очередь, проистекающих из условий, формирование которых включает элемент случайности? Невозможно познать (эмпирически), равен ли Иисус Христос по своему положению Богу Отцу, или же он находится ступенью ниже, а если он не занимает ни первую, ни вторую ступени, то каковы же тогда иерархические отношения между этими двумя божествами? Однако, зная параметры системы (в данном случае — что имеется некая божественная Троица, состоящая из трех «лиц», или, по крайней мере, из трехчленов, каждый из которых имеет свое собственное наименование), возможно предсказать все потенциальные решения проблемы, но они не будут «историческими» (хотя они и были изложены разными лицами в различные эпохи), потому что в системе они будут представлены синхронно. Иначе говоря, прежде чем явится Арий, или Несторий, я уже знаю, что появится некий Арий или Несторий, ибо появление их заложено в системе, той самой системе, в которой мыслит Арий или Несторий в тот самый момент, когда и Арий, и Несторий считают, что они творят систему. И все, что верно для христологии или мариологии,[1] равно верно для всякой иной системы, включая и науку эпистемологию, и даже системный анализ каждой из этих систем.