Слова в истории. Великие личности и знаменательные события - Страница 24

В конечном итоге континентальный конгресс попытался начать и довести до конца революционную войну и сделал это крайне неэффективно, отчасти из-за того, что не имел контроля над независимыми штатами, которые нередко действовали в тринадцати разных направлениях. К тому же континентальный конгресс практически не получал финансовой помощи от штатов и поэтому должен был печатать в больших количествах бумажные деньги.

Фактически эти бумаги были своеобразным «обещанием» заплатить их владельцу реальные деньги, причем в неопределенном будущем.

Если люди уверены в финансовой состоятельности правительства, то они принимают бумажные деньги и схема работает отлично. Если же доверие к правительству ослабевает, то все идет прахом. Шли годы, будущее американских колоний выглядело весьма проблематичным, и континентальная валюта обесценилась. С этих пор фраза «нестоящий континентального цента» стала обозначать абсолютно бесполезные, ничего нестоящие вещи.

Когда закончилось нашествие дорийцев (см.: Дорический), оказалось, что одним из самых процветающих в Греции стал город, основанный в IX в. до н. э. самими дорийцами. Это был Коринф, расположенный на узком перешейке, соединявшем Пелопоннес с остальной Грецией.

Удачное местоположение давало Коринфу уникальную возможность вести торговлю как с Востоком, так и с Западом. Легкие корабли можно было без труда перетащить через перешеек и таким образом избежать долгого и утомительного путешествия вокруг Пелопоннеса.

Коринф постепенно богател. Это было место, где всегда находилось много заезжих моряков и где влияние других районов Средиземноморья было очень сильным. На берегу за моряками закрепилась дурная слава искателей всякого рода развлечений, и скоро Коринф «прославился» среди греков как город роскоши и распутства.

Действительно, слово «коринфянин» стало синонимом веселого, бесшабашного человека пли щеголя-горожанина. Шекспир использовал это слово в таком значении, когда принц Галл называет себя коринфянином в «Генрихе IV» (часть I). В начале XIX в. это слово тоже было в ходу. Коринфянами называли щеголей эпохи Георга IV.

Богатство Коринфа не было вечным и непрерывным. В 146 г. до н. э. он был разрушен римлянами и только век спустя восстановлен Юлием Цезарем.

Однако удачное расположение вновь сыграло свою роль, и скоро Коринф опять стал процветающим городом. В Коринфе провел несколько лет святой Павел, и это было спустя сто лет после второго рождения города. Даже в Средние века Коринф оставался одним из портов, через которые на Запад попадали дары Востока.

Мелкий изюм без косточек, который везли из Коринфа, назывался изюмом из Куранца (так в Средние века назывался Коринф) или коринкой. В этом названии прячется тень богатого, жизнерадостного города древности.

В древности, когда средства сообщения были неразвиты и возможности передвижения весьма ограниченны, люди обычно проводили жизнь, никогда не покидая своего родного городка или, по крайней мере, не очень далеко выезжая за пределы своей малой родины. Если же человек время от времени отправлялся в путешествие, то вынужден был встречаться с новыми людьми, узнавать новые языки и обычаи, которые были абсолютно неизвестны, а потому пугали.

Естественно, человек тем сильнее тяготел к своему родному городку, поскольку это было нечто знакомое, с чем себя можно было легко идентифицировать.

В частности, в Греции каждый большой или маленький город имел свои собственные основания для гордости и обладал четкой самоидентификацией. Людей называли в соответствии с их родным городом, так что мы до сих пор говорим о Солоне Афинском, Пифагоре Самосском, Демокрите Абдерском и т. д.

Даже святой Павел, сознавая себя римским офицером, гордился принадлежностью к городу, в котором родился: «Но сказал Павел: «Я — человек, еврей из Тарсуса, города в Киликии, который славен всем» (Деяния, 21:39).

Первыми греками, которые подозревали о существовании человечества и за пределами конкретного города-государства, были философы. Сократ Афинский (см.: Сократическая ирония), когда примерно в 410 г. до н. э. его спросили, к какой стране он принадлежит, якобы сказал: «Я не принадлежу ни Афинам, ни даже Греции, я — человек мира».

Полвека спустя тот же вопрос был, как говорят, задан Диогену Синопскому (см.: Циник). Он также ответил: «Я — гражданин мира». На греческом гражданин мира — это kosmopolit.

На какое-то время идея космополитизма была подхвачена Александром Великим, который попытался создать империю, в которой были бы стерты границы между странами и народами. Но он умер молодым, его империя развалилась, а вместе с ней — и шанс на мировое гражданство. Мы до сих пор используем это слово, когда говорим о человеке, который в любой стране чувствует себя как дома.[31]

Когда небольшая страна делится на дюжину еще более мелких городов-государств, вряд ли хоть одно из них станет по-настоящему процветающим. Ведь территория этого государства очень мала, равно как и численность населения.

Если же, с другой стороны, мы взглянем на любое объединенное государство, то можем легко увидеть внешние признаки богатства. Отдельные люди могут быть так же бедны, как и жители малых стран, но налоги с них собирает единый централизованный орган. Монарх, собирая понемногу с населения, которое в сотни раз больше, чем в городе-государстве, в конечном итоге получает в сотни раз больше, чем монарх страны-«невелички». В результате правитель крупного государства кажется гораздо более богатым и могущественным, чем правитель малого государства. Простой же народ и там, и тут одинаково беден. Более того, богатство большого государства сконцентрировано в столице, а точнее — при царском или королевском дворе, и может производить очень сильное впечатление.

Даже самые процветающие греческие города — Афины, Родос, Сиракузы — никогда не могли похвастаться таким концентрированным богатством, как крупные страны.

Первым крупным государством, с которым греки вошли в тесный контакт, была Лидия, которая контролировала западную половину Малой Азии в VI в. до н. э. Она завоевала греческие города на Эгейском побережье этого полуострова, но ее правление там было необременительным.

Крез стал царем Лидии примерно в 560 г. до н. э. Он так любил греческую культуру, что стал одним из самых рьяных покровителей Дельфийского оракула (см.: Оракул). При нем Лидия процветала; и он, очевидно, был первым, кто сделал золото средством осуществления платежей, введя в обращение золотые монеты с собственным профилем на каждой из них.

Неудивительно, что для греков быть «богатым, как Крез» значило быть по-настоящему богатым. Иногда эта фраза используется и в наше время, хотя со времен Креза бывали люди и гораздо богаче его.

В 1095 г. вся христианская Европа бурлила. Турки-сельджуки начали поход на Западную Азию. Они отвоевали у египтян Иерусалим. Христианские пилигримы совершали паломничества в Иерусалим в течение всех веков мусульманского господства, но теперь путешествия туда стали гораздо более сложными и опасными. На Западе начали распространяться страшные истории о злодеяниях, творимых турками.

Император Византии, правивший в Константинополе, уже успел уступить туркам большую территорию Малой Азии и теперь взывал к Западу о помощи.

В это время папой был Урбан II. Между Константинополем и Римом существовали некоторые разногласия чисто религиозного характера, и папа полагал, что если Запад придет на помощь Византии, то эти разногласия можно будет как-то сгладить. В ноябре он созвал в Клермоне Совет священнослужителей, на который прибыли и представители французского дворянства.

В своей речи Урбан красноречиво и убедительно говорил о страданиях христиан и призвал воинов вырвать Иерусалим из рук турок. Собравшиеся горячо откликнулись на его призыв. Выкрикивая лозунги «Бог хочет нас!», «Бог призывает нас!», собравшиеся один за одним принесли клятву принять участие в священной битве. В качестве символа этой клятвы Урбан раздал всем давшим ее кресты, которые необходимо было нашить на одежду. Те, кому этих крестов не хватило, делали их сами из разорванных на куски одежд. Это был знак того, что они готовы сражаться за крест, за христианство, и никак не меньше.