Сломанный мир (СИ) - Страница 1

Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши.

Джон Донн

Почему нужно презирать человека, который, оказавшись в тюрьме, пытается оттуда выбраться и вернуться домой? Или когда он не может сделать этого, но начинает думать и говорить о чем-то еще, кроме решеток и тюремных стен? Мир снаружи не перестает быть реальным, хотя пленник и не видит его...

Дж.Р.Р. Толкин, “О волшебных сказках”

Первые люди появились из трав Бесконечной Пустоши, что на Юге, где край земли.

Они не знали, откуда пришли и в чем их предназначение в этом мире. Они прибились друг к другу и дрожали от холода и страха.

И тогда четыре бога явились к ним.

Первой пришла Черная Черепаха. Она мечтала создать страну, где будут править мудрость и закон, и она увела с собой на Север тех, кто мог помочь ей в этом и кто был достоин жить в такой стране, тех, в ком светился ясный разум.

Вторым пришел Лазурный Дракон. За ним пошли те, чьи души стремились к красоте. Они направились на Восток.

Белому Тигру по сердцу пришлись сильные и смелые, не боящиеся суровых испытаний, и ушедшие за ним основали государство на Западе.

Солнечная Птица Феникс пришла последней. Она увидела тех, кто остался, и сердце ее преисполнилось жалости. Она осталась с ними на Юге и расцветила их жизнь волшебством и чудесами.

С тех пор Четверо ведут спор о том, кто из них выбрал самый правильный путь. Они находят себе любимцев среди смертных и наделяют их исключительными качествами, и их избранники становятся великими мудрецами, волшебниками, императорами и полководцами. И спору Четверых нет конца — оттого и распря между Срединными Царствами никогда не закончится.

Так говорят.

Пролог. Безумец

Юкинари навсегда запомнил день, когда появился его дракон. (Он не придумал ему другого имени — просто «дракон»; дракон утверждал, что имена нужны только людям).

Какая-то часть его рассудка, конечно, понимала, что драконов не бывает и что с ним происходит что-то неладное. Но другая его часть говорила совсем другое. Его мысли слишком сильно спутались, чтобы отличить реальность от воображения (и это случилось еще раньше, задолго до появления дракона)...

Юки приходило в голову, что дракон — это он сам, какая-то грань его личности; но, поразмыслив, он решил, что это только подтверждает его реальность: если он перестанет верить в дракона, то перестанет верить самому себе — а во что тогда еще остается верить?

Тем более с появлением дракона в голове у Юки, наоборот, начало проясняться; мир стал ярче и объемнее — до этого ощущение окружающей реальности у него было как-то притуплено, словно он все время жил в туманно-синей предрассветной мгле, а потом взошло солнце и туман рассеялся...

Этот туман в его голове начал сгущаться еще давно, в детстве.

Тогда они жили в Байцзине, столице Юйгуя.

Начиналось все постепенно. Он рос тихим, мечтательным, и до какого-то момента у него не было потребности в приятелях, но когда она появилась, оказалось — болезненное открытие — что другие дети, воспитывавшиеся при юйгуйском дворе, не хотят брать его в свою компанию. Их неприязнь не была агрессивной; однажды, правда, кто-то подставил ему подножку, он упал, но больно не было, а мальчика, который это сделал, строго отругали, и больше подобного не случалось. Над ним даже не особенно смеялись и не злословили, хотя обычно дети готовы злословить по поводу чего угодно. Его просто сторонились.

Он долго не понимал — почему. Мать твердила, что его не любят из-за его отца. Юки в это не очень верилось. Он видел, что другие придворные дамы избегают его мать, а значит, люди не любили и ее тоже. Хотя ничего удивительного в этом, по его мнению, не было, он боялся мать — а она ненавидела Юки, как ненавидела все, связанное с человеком, за которого ее выдали замуж против ее воли.

Его мать, Сун Сяолянь, была придворной дамой при старой, но могущественной императрице Юйлян, а отец его... отец его, Юкихито, был чужаком в этой стране — наследный принц враждебной Юйгую Рюкоку, Страны Дракона, он жил при юйгуйском дворе в качестве заложника. Обращались с ним учтиво, как с уважаемым гостем, вот только уехать из страны он не мог, даже если бы захотел.

А он, конечно, хотел. Отец ненавидел Юйгуй. Он часто рассказывал им с братом о своем доме — о Стране Дракона. Земля, где восходит солнце, страна уточенной печальной красоты, проигравшая в войне, но не сдавшаяся; побежденные всегда благороднее победителей, твердил отец. По его словам, когда-нибудь они вернутся туда, и все наконец-то станет правильно: он займет место своего отца — деда Юкинари — на троне, а Юкинари и его брата Юкиёси будут почитать как принцев, кровь от крови Лазурного Дракона. Матери в отцовских мечтах места не было: отец ненавидел госпожу Сун Сяолянь не меньше, чем она его.

Наслушавшись рассказов отца о доме, Юки тоже стал бредить Страной Дракона. Он почти ничего не знал о настоящей Рюкоку, поэтому ему ничего не оставалось, как придумать эту страну самому. В один из тех моментов, когда ему было одиноко и он особенно сильно ненавидел все вокруг, он решительно приказал себе думать о мире, где всё по-другому — так, как должно быть. Само по себе это было не ново; первый такой мир заявил о себе, когда ему стукнуло пять, и к тому времени, когда он увлекся Страной Дракона, его придуманные страны исчислялись десятками; но в этот раз он знал, что это будет не очередная детская выдумка, а самая настоящая — единственно настоящая — правда. И он занимался своей Страной Дракона постоянно, ежедневно, с поразительной для ребенка тщательностью продумывая детали: обычаи этой страны, законы, города, богов, одежду людей, деревья, которые могли там расти, волшебных животных, которые могли там водиться... В воображаемой Рюкоку жили не только драконы — там были и единороги-цилини, и утонченные, образованные многохвостые лисицы, и гигантские говорящие птицы, — но драконов он рисовал чаще всего. Ярких, наполненных светом, цветом и жизнью. У них были длинные алые усы, глаза ярче любых аметистов, топазов и сапфиров и такие же сияющие гривы — острые, будто языки пламени, или же мягко льющиеся, как потоки воды. По ночам ему снилось, как он забирается на прохладные чешуйчатые спины драконов и они катают его над морем (Юки мечтал увидеть море с того момента, как узнал о его существовании), над горами, над изящным незнакомым городом — столицей Рюкоку.

Юкинари стало казаться, что вся его жизнь в Юйгуе, его раздробленная ненавистью семья, его одиночество — все это временно, что все это — просто ожидание на дорожных сумках в ожидании грандиозного путешествия; этим путешествием, конечно, должно было стать возвращение в Страну Дракона — для него воображаемая Рюкоку стала домом, которого он здесь был лишен. Он даже точно определил возраст, в котором его должны были забрать туда: одиннадцать лет. В то время, когда он только начал придумывать «свою» Рюкоку, он был уверен, что это очень, очень большая цифра.

Разве что самую капельку реже, чем драконов, он рисовал придуманных им людей — будущих друзей, которые, как он был уверен, ждут его в Рюкоку. Вначале их было немного: его лучший друг, девочка, которая станет его женой, когда они вырастут, и младшая сестра. Он придумал им всем странные, красиво звучащие имена на несуществующем языке. Юки знал рюкокусский (язык настоящей Рюкоку) — отец всегда упрямо говорил с сыновьями только на своем родном языке, остальные же говорили с Юки на юйгуйском, так что оба языка были ему с раннего детства одинаково привычны. Но в его воображаемой Стране Дракона был какой-то другой язык, и ему нравилось придумывать иероглифы и звучание слов этого воображаемого языка. Любимая сестра, которая ждала его в Стране Дракона, не имела ничего общего с недавно появившейся на свет малышкой Маюми. Его брата Юкиёси в Стране Дракона тоже не было. Почему-то он не видел во всем этом никакого противоречия. Ни родителям, ни брату, ни тихо ненавидевшим его сверстникам не было места в созданной им идеальной вселенной.