Сломанный мир (СИ) - Страница 13

Стоило ей ступить на нее, как нога заныла: тропа была усеяна колючками. «Может, ну ее, эту тропку?», — подумала Дарья и вдруг почувствовала, что рядом с ней кто‑то есть. Она обернулась и увидела какого‑то прозрачного то ли человека, то ли не человека.

— Кто ты? – спросила девушка. В отличие от обитателей сада незнакомец опасений не внушал.

— Я рядом с тобой с твоего рождения, — грустно сказал ей Прозрачный. – Но ты как‑то не помнишь обо мне, поэтому мне обычно не разрешают тебе помогать. Но сейчас дело другое: решается твоя судьба, поэтому мне позволено пройти рядом с тобой по этой тропке, если ты, конечно, захочешь…

— Но тут такие колючки…

— Это тернии, они всегда бывают на таких тропках, без них нельзя.

— Но больно ведь!

— В жизни вообще много всего, что больно и что неприятно, это не всегда плохо.

Дарья задумалась и спросила:

— А если я не пойду по этой тропке, то мне придется вернуться в сад?

— Да.

— А что будет там?

— Лучше такое и не знать!

— А может быть, я просто проснусь у себя в кровати?

— К сожалению, нет. Просто сегодня не будет ничего. Это сон, в котором можно умереть, и тогда умрет и земное тело…

— И ожоги останутся? – скептически осматривая обожженные руки и ноги, спросила Даша.

— Ожоги ерунда! – безаппеляционно заявил Прозрачный. – Ну, так идешь?

— А что там? – вдруг спросила женщина. – Откуда я знаю, что ты не такой, как обитатели этого сада?

Прозрачный укоризненно посмотрел на нее и сказал:

— Это дорога назад ко Христу.

— Почему же она такая плохая и узкая?

— Она всегда такая.

— А разве я от Него ушла? – задала Дарья возникший у нее вопрос.

Прозрачный ничего не ответил, но молчание было красноречивее любых слов.

Женщина вздохнула и сделала несколько шагов, которые причинили ей страшную боль. Но где‑то на восьмом шагу она заметила, что боль улетучилась. «В чем же дело, ведь вот тернии под ногами», — подумала она, и увидела, что новый знакомый приподнял ее и буквально несет над колючками, лишь на первых из которых алела ее кровь.

— Тебе нужно было лишь решиться, с тебя маленький спрос, — ответил ей Прозрачный, как будто прочитал ее мысли.

— А я ведь вначале и такой тропки не видела! – сообщила Даша.

— Тогда тебе нужно было тоже только решиться.

— Но ведь я и решилась!

— И сразу появилась тропка!

— Куда мы идем? Ко Христу?

Прозрачный улыбнулся:

— К Нему идут, когда ломая себя, делают что‑то ради других.

— А ради кого я должна что‑то сделать?

— Скоро догадаешься. Сначала зайдем кое к кому.

И женщина вдруг увидела знакомый с детства домик, из окошка которого выглядывало такое знакомое лицо…

— Бабушка! – закричала она и бросилась к той, чей земной путь завершился несколько лет назад.

— Внучка, дорогая, как я за тебя молилась, как я страдала, видя, что ты делаешь! – сокрушенно сказала старушка, у которой не было никаких признаков дряхлости и болезни, из‑за которых она умерла.

— А что я не так делаю? – взвилась Дарья.

— Очень многое! У тебя муж священник. Вернись к нему, он без тебя погибнет!

— Петр меня предал! – резко ответила Дарья, и лицо ее стало почти таким же жестоким, как у леди Элизабет.

— Вот делай почаще перед ним такую рожу, глядищь он тебя и полюбит, — засмеялась бабушка, ожидавшая такой реакции.

— Не надо смеяться!

— Смеяться нечему. Сейчас решается судьба и вас обоих и вашего ребенка. Первые шаги будут как в этот кустарник и по этим колючкам. А дальше вас проведут…

— Прозрачный?

— Что ты, внучка, как называешь своего Ангела–Хранителя! – укоризненно покачала головой бабушка. – И он тоже, но вам с Петром нужно обязательно поехать в город Большой к отцу Григорию. Расскажи ему свои сны, а отец Петр пусть все расскажет про Элизабет – отец Григорий очень хорошо ее знает…

— А если Петр не захочет ехать?

— Захочет.

Дарья опустилась на колени перед бабушкой, и уткнулась головой ей в колени.

— Как же все тяжело! – вздохнула она.

— Ничего, внучка, все образуется. А сейчас попей парного молочка…

Дарья взяла большую кружку, выпила как в детстве половину и… проснулась у себя дома в кровати. Была еще глубокая ночь, но женщина включила компьютер и полезла в интернет узнать, кто же такой отец Григорий из города Большой…

Исцеление

У отца Петра после последней встречи с Элизабет, которую он знал, как Эльзу Рудольфовну, все развивалось по тому сценарию, который она прокрутила у себя в голове на прощание, потеряв всякий интерес к молодому священнику, которого считала уже погибшим.

Петр жил один, много пил, был запрещен в священнослужении, стоял вопрос о лишении его сана. Он очень удивился, увидев Дашу. Узнав, что у нее другой мужчина, возненавидел жену страшно, казалось, увидит – убьет, особенно после того, как та сказала, что у их ребенка новый отец. Но порой Петр успокаивался и смотрел на ситуацию под другим углом: не начни он бегать за Эльзой, и не было бы ничего… Однако, когда Дарья постучала в его дверь, священнику, потерявшему прежний лоск стоило больших сил, чтобы сдержаться и не сказать ей что‑то уничижительное: они ведь еще и не развелись до сих пор…

— Петя, — предупреждая возможную агрессию, скороговоркой сказала Дарья, — я должна сказать тебе что‑то очень важное. У меня никогда не было другого мужчины!

— Но… — Петр вдруг обмяк, злоба и обида, дававшие ему силы держаться последние месяцы, разом его оставили. – Но… почему?

— А мне не обидно было…

… Пересказывать их разговор, состоявший из междометий, слез и поцелуев, вряд ли интересно. Но на другой день, когда Петр немного пришел в себя, они поехали в город Большой, в котором в храме при интернате настоятелем служил отец Григорий.

— Ну что он может мне сказать? – хорохорился Петя, почувствовавший себя вновь заслуженным отцом Петром, который любому священнику даст фору.

Но отец Григорий, который принял их очень доброжелательно, нашел что сказать и Петру и Дарье. Он знал все, что им нужно было узнать и говорил очень просто, но так веско, что жизнь их перевернулась.

Еще до того, как подойти к нему, супруги стали невольными свидетелями его разговоров в храме с женщиной средних лет, которой приснился покончивший с собой брат, и с каким‑то еще достаточно молодым ученым (так потом настоятель зачем‑то сказал им про него), которому приснился его умерший, разлагающийся, но все еще живой отец. С женщиной разговор был быстрый, но она ушла крепко задумавшись. С ученым говорили долго. Мужчина рассказывал все что‑то, до Петра и Дарьи долетели слова «границы познания» и ответ: «Я знаю, что ничего не знаю, хотя вроде бы тоже профессор»…

Долгим был и разговор с супругами. Он сказал им все так, что не было уже никаких вопросов. А напоследок отец Григорий добавил:

— Отец Петр, тебе сейчас это может показаться странным, но тебе предстоит стать настоятелем в этом храме совсем скоро. Запрет с тебя снимут. Я не смогу тебя учить, да ты и не хотел бы, чтобы тебя кто‑то учил. Книжные знания у тебя есть, жизненные придут. А в отношении Эльзы – тебе предстоит помочь ей найти путь ко Христу – это твой крест…

И, увидев, какими ревностью и гневом вспыхнули глаза Даши, добавил: — О, она будет совсем иной! Внешне особенно… Да и не Эльза ее будут звать…

Гнев Свинчутки

Борух Никанорович никогда не позволял себе эмоций внешне, но расправа с провинившимися была жестокой, милосердия супергерой не знал. В его кабинете навытяжку стояли Лепрекон и какая‑то дряхлая старушка.

— Что же, Черномор Карлович, — вкрадчиво начал Свинчутка с такими интонациями, что даже этот злобный гном затрепетал, — как вы осмелились на такую вещь без моего разрешения?