Сломанный меч - Страница 7
Некоторые эльфы были поражены такой дерзостью, но Эрлкинг, кивнув головой, мрачно улыбнулся.
— Мы верим тебе, — сказал он, — и прежде бывало, что юноши, усыновленные в Эльфхайме, становились его отважными воинами. Но нас тревожит дар, который Эзир прислал тебе в день наречения. Видно, есть у них какая-то цель, и боюсь, она не похожа на нашу.
Собравшиеся вздрогнули, и кое-кто зачурался, начертив в воздухе руны. Но Имрик сказал в ответ:
— Повелитель, в том, что предначертано Норнами, не властны и сами боги. И стыдным для себя почитал бы я лишиться самого многообещающего из своих воинов, убоявшись глухих страхов будущего.
— Быть по сему — согласно кивнул Эрлкинг, и совет перешел к другим вопросам.
Как только совет эльфийских князей закончился, начался разгульный пир. От великолепия королевского двора у Скэфлока голова пошла кругом. Когда, в конце концов, он вернулся домой, его жалость и презрение к людям стали так велики, что долгое время после того он их даже не хотел видеть.
Прошло еще с полдюжины лет. Эльфы совсем не менялись, но Скэфлок вырос настолько, что гномам бывшим в рабстве у Имрика, пришлось переделывать его доспехи. Он стал выше ростом и шире в плечах, чем граф эльфов, и сильней любого мужчины в округе. Он с голыми руками ходил на медведей и диких быков и мог догнать оленя на бегу. Ни у кого во всем Эльфхайме не хватило бы сил согнуть его лук или взмахнуть его секирой, и не только потому, что она была выкована из железа.
Уже длинные пшеничные усы украсили его худощавое лицо, но он оставался все таким же веселым и необузданным любителем буйных шалостей и опасных затей, всегда готовым выпить, пошуметь и наколдовать смерч, только для того, чтобы задрать юбку у девчонки. Скэфлок не раз отыскивал в трясинах чудищ из рода Гренделя и сражался с ними насмерть, получая страшные раны, которые только Имрик умел исцелить своей волшебной силой, однако и раны не могли остановить его. Но бывало, он подолгу валялся на траве и, не шевелясь, праздно глядел на бегущие облака. А то вдруг в образе зверя, чуя недоступное человеку, он обшаривал воды и дебри, то ныряя выдрой, то рыща волком, то коршуном когтя добычу.
— Три вещи мне неведомы, как-то похвастался Скэфлок, — страх, поражение и любовный недуг.
— Слишком ты молод, — холодно сказал Имрик, — и не знаешь, что на этих трех вещах основана жизнь человека.
— Я более эльф, чем человек, приемный отец.
— Да, ты таков пока…
Однажды Имрик снарядил дюжину людей и отправился в поход. Эльфы пересекли Восточное море и принялись грабить гоблинов, живущих на скалистом побережье. Затем они сошли на берег и напали на поселение троллей в глубине страны. Оно было сожжено, после того как эльфы перебили обитателей и захватила их добро. Война еще не была объявлена, но такие набеги, как проба сил, часто устраивали обе стороны. Потом Имрик и Скэфлок пошли со своим войском на север, откуда по вернули на восток по холодному белому морю среди туманов и плавучих льдов, потом, обогнув мыс и пройдя проливом, отправились на юг. Там они сражались с драконами и демонами той страны. Дальше они пошли вдоль побережья на запад и там, где оно поворачивало на юг, снова пошли на север. Самую тяжелую битву им пришлось выдержать на пустынном прибрежье с отрядом изгнанных богов, ослабевших и обезумевших от одиночества, но все еще наделенных страшной силой. В этом бою сгорели три их корабля и никто с них не спасся, но все же Имрик вышел победителем.
Иногда эльфы встречали людей, но не обращали на них внимания, их интересовали только обитатели страны фэри. Они проходили мимо, невидимые смертным очам, разве только мелькнув в них пугающей вспышкой. Не везде им приходилось сражаться, во многих странах они были желанными гостями и во время стоянок торговали с местными жителями. Через три года после отплытия корабли пришли домой, нагруженные товарами и пленниками. Имрик и Скэфлок вернулись со славой, и молва об их путешествии разнеслась по всей земле эльфов и сопредельным странам.
Глава 6
Ведьма продолжала жить в чаще леса в полном одиночестве, общаясь только со своими воспоминаниями, и долгие годы они пожирали ее душу, наполненную ненавистью и жаждой мести. Стремясь стать сильней, чтобы отомстить, она вызывала духов земли и беседовала с демонами ветров, и они многому научили ее. И вот она полетела, оседлав помело, на шабаш на Брокене. Ветер развевал ее лохмотья. Жутким было это празднество, на котором древние страшные твари пели гимны у черного алтаря и упивались кровью, но, наверное, ужасней всех были молодые женщины, предававшиеся там чудовищным обрядам и отвратительным соитиям.
Оттуда она вернулась мудрей, чем была до того и с помощником — злым духом в виде крысы. Эта крыса пила кровь из ее иссохшей груди, а ночью забиралась под подушку и нашептывала на ухо спящей. В конце концов ведьма решила, что у нее достаточно сил вызвать того кого она так страстно желала видеть.
Громом и молниями наполнилась ее хижина, голубым мерцанием и запахом серы, но появившаяся при этом тень, перед которой простерлась ведьма, была по своему прекрасна, как прекрасен грех в глазах того, кто предается ему по доброй воле.
— О ты, Многоименный, Князь Тьмы, Недобрый Спутник, — возопила ведьма. — Исполни мое желание, и я заплачу тебе твою всегдашнюю цену.
И тот, к кому она воззвала, ответил ей тихим и мягким, но настойчивым голосом:
— Ты далеко прошла по моей дороге, но еще не всецело принадлежишь мне. Милосердие Небес безгранично, и только добровольно отвергнув их волю, ты будешь потеряна для него.
— Что мне в милосердии? Оно не отомстит за моих сыновей. Я готова отдать тебе свою душу, если ты предашь моих врагов в мои руки.
— Этого я сделать не могу, — ответил гость. Но я тебе помогу обольстить твоих врагов, если только твое коварство превзойдет их силы.
— Этого мне достаточно.
— Но вспомни, разве ты уже не отомстила Орму? Разве не твоих рук дело то, что у него подменили старшего сына, и это может обернуться для Орма большой бедой?
— Старший сын Орма благоденствует в Эльфхайме, да и другие его дети спокойно растут. Я хочу истребить его поганое семя дотла, подобно тому, как он уничтожил моих детей. Ни небесные боги, ни тот, чьего имени мне лучше не произносить, не помогут мне, а потому ты, Черный Владыка, будь моим другом.
Она почувствовала на себе тяжелый взгляд, в котором вспыхивали ледяные огоньки.
— И сами боги тут не властны, — прошептал тихий голос — тебе самой это известно. Один, прозревающий судьбы людские не спеша творит свою волю… Но я помогу тебе. Я наделю тебя силой и знанием, дабы стала ты могущественной колдуньей. И я научу, как тебе наверняка поразить своих врагов, если только они не мудрей, чем ты думаешь. Есть в мире три Силы, и ни богам, ни духам ни людям не устоять против них, их не одолеть ни колдовством, ни превозмочь мощью — это Белый Христос, Время и Любовь. От первой ты можешь дождаться только гибели своих затей, и смотри чтобы ни Он, ни Его люди не оказались на твоем пути. Ты избегнешь Его, если будешь помнить, что Небеса оставили малым сим свободу воли, а потому и не гонят их на свои пути; даже чудеса, и те дают человеку не более чем возможность. Вторая, у которой имен больше, чем у меня самого, — Рок, доля, Закон, Норны, Необходимость, Брахма и иные, без числа, — к ней не стоит взывать, она не услышит. Тебе не дано понять, как она существует вместе с той свободой, о которой я говорил, так же как и то, что в мире одновременно есть старые и новые боги. Но чтобы овладеть великим знанием, ты должна размышлять об этом до тех пор, пока сердцем не поймешь, что у истины столько же ликов, сколько умов стремится постигнуть ее. А третья Сила — Сила смертная, может она и помешать и помочь, но только к ней ты должна прибегнуть.
Ведьма поклялась особой клятвой, и ей было сказано, где и как получить то знание, которого она жаждала. Ее гость покинул хижину, и когда она поглядела ему вслед, нисколько не был похож на того, кого она видела в своем доме. Это был высокий мужчина, удалявшийся быстрыми шагами, несмотря на то, что его длинная борода совсем посидела. Он был закутан в плащ, вооружен копьем, и на лице, затененном широкополой шляпой, казалось, был один глаз. Она вспомнила о том, кто славился своим коварством, кто обманывал и оборачивался, странствуя по свету, и задрожала.