Сломанный меч - Страница 40

Он был огромным, таким высоким, что они едва различал его голову в мерцающем свете, и таким широким, что был почти квадратным. На его волосатое тело была наброшена драконья шкура. Черные волосы и борода были по пояс. Его ноги были короткими и кривыми, причем правая была изуродована и он стоял согнувшись так, что его руки касались земли.

Когда они вошли, он повернул на них свое ужасное, в шрамах и рубцах, лицо. У него был большой нос и широкий рот. Из-под густых бровей на них смотрели пустые глазницы, он был безглазый.

— Охо, охо! Триста лет Больверк работал один. Теперь пришло время выковать лезвие.

Он взял в руки то, над чем он работал, когда они зашли, и швырнул его в стену пещеры. Эхо долго носилось от стены к стене, после того как оружие ударилось о камни пещеры.

Скэфлок шагнул вперед и сказал:

— Я принес новую работу, Больверк, но она тебе уже знакома.

— Кто вы такие? — закричал етун. — Я чувствую запах смертного, но от него пахнет больше, чем просто от Фэри. И еще я чувствую запах полубога, но он не принадлежит ни Эзиру, ни Ваниру. — Он начал искать их руками на ощупь. — Что-то вы оба мне не очень нравитесь. Подойдите-ка поближе, чтобы я мог разорвать вас на части.

— Мы здесь с миссией, против которой ты не осмелишься ничего сделать, — сказал Мананнан.

— С какой еще миссией?

И Скэфлок сказал:

— Аса—Локи устал от тюрьмы. Он, закованный, хочет войны. Свет свободы померк для Локи. Почини ему меч, ты, Больверк.

И он развернул волчью шкуру и бросил сломанный меч к ногам великана.

Больверк склонился над ним.

— Я хорошо помню это оружие. Именно ко мне обратились Дурин и Двалин, когда им понадобился меч, чтобы откупиться от Свафламира, но они хотели, чтобы это лезвие отомстило ему. Мы вдохнули в него лед, смерть и ветер, могущественные руны и заклинания. — Он усмехнулся. — Многие воины владели этим мечом, потому что он несет победу. Нет ничего на свете, что бы он не смог разрубить, и в то же время его лезвие никогда не тупится. Раны, наносимые им, не могут быть залечены ни врачеванием, ни колдовством, ни молитвой. Но на нем лежит проклятие: он должен напиться крови, и в конце каким-нибудь образом, он окажется роком для того, кто им владел.

— Поэтому, — сказал он медленно, — Тор сломал его, это было давным-давно, и он был единственным во всех девяти Мирах, у кого хватило на это силы; и меч лежал забытый под землей до сегодняшнего дня. Но теперь… теперь, когда, как ты сказал, Локи зовет к оружию, он понадобится.

— Я этого не говорил, — пробормотал сам себе Скэфлок, — хотя я хотел, чтобы ты так подумал.

Больверк его не услышал. Етун поглаживал меч.

— Вот и конец, — прошептал он. Наступает последний вечер этого мира, когда боги и великаны разрушат мироздание, уничтожив друг друга, когда Сурт зажжет пламя, которое поднимется до раскалывающихся от жара небес, погаснет солнце, земля скроется под водой и звезды попадают вниз. Наступит конец моему рабству, конец томлению под горой, конец слепоте — все это исчезнет в языках пламени. Да, я выкую этот меч, человек!

Он принялся за работу. Звон наполнил пещеру, летели искры, мехи подняли ветер, и работая, он произносил заклинания, от которых тряслись стены. Скэфлок и Мананнан укрылись в туннеле.

— Мне это не нравится, лучше бы я не приходил сюда, — сказал морской король. — Злу дается новая жизнь сейчас. Никто не назовет меня трусом, но все же я бы не прикасался к этому мечу; и если ты умный, ты тоже этого не сделаешь. Он станет твоим злым роком.

— Ну и что? — мрачно ответил Скэфлок.

Они услышали шипение, когда великан обмакнул меч в яд. Мехи Больверка пели песни смерти.

— Не бросайся жизнью из-за потерянной любви — убеждал его Мананнан. — Ты еще слишком молод.

— Все люди рождены смертными, — сказал Скэфлок и на этом разговор закончился.

Время шло. Они не могли понять, как слепой великан мог так быстро закончить работу, когда услышали его голос:

— Входите, воины!

Они вошли в тусклый свет пещеры. Больверк протянул меч. Лезвие ярко сверкало множеством маленьких языков пламени. Глаза дракона на рукоятке меча горели, золото сияло как солнце.

— Возьми его! — крикнул великан.

Скэфлок схватил оружие. Оно было тяжелым, но из него в руки вливалась сила. Скэфлоку казалось, что он стал частью его самого.

Он взмахнул им и ударил о каменную глыбу. Она раскололась пополам. Он закричал и замахал мечом над головой.

Больверк тоже закричал:

— Да, маши им весело, направо и налево, — сказал етун. — Руби своих врагов — богов, великанов, людей, не важно кого. Меч выпущен на свободу, а значит, приближается конец мира!

Он протянул человеку золотые ножны.

— Вложи его в эти ножны, и не вытаскивай его оттуда до тех пор, пока не хочешь убивать. — Он усмехнулся. — В нужный момент он запрыгнет тебе в руки. А в конце, можешь не сомневаться, он обернется против тебя.

— Пусть сначала расправится с моими врагами, а что будет после этого меня, не особенно волнует, — ответил Скэфлок.

Мананнан сказал:

— Уйдем отсюда.

Они ушли.

Когда они выходили наружу, пес на цепи отскочил от них, жалобно скуля. Они быстро покатились вниз по леднику. Когда они приблизились к основанию горы, они услышали громкий грохот и обернулись.

Три черных фигуры, выше самих гор, спешили за ними.

Мананнан сказал, вскарабкиваясь на корабль:

— Я думаю, что Утгард-Локи каким-то образом узнал о твоей хитрости, и не желает, чтобы планы Эвира исполнились. Тяжело будет нам вырваться из этой страны.

О войне, которую вели Мананнан Мак Лир и Скэфлок Приемный Сын Эльфов с Етунхаймом, стоит рассказать. Стоит рассказать также о борьбе с яростными волнами, безветренным туманом, с утесами, рифами и айсбергами, с усталостью, которая иногда была такой глубокой, что лишь вид Фанд мог им придать новые силы. Об этом лучшем из кораблей должно слагать песни.

Огромное количество чар и заклинаний обрушили етуны на двух путешественников, желая избавиться от них. Но они уже научились заклинаниям, которые можно было использовать здесь, и на колдовство отвечали колдовством еще более могущественным, не только защищаясь от чар етунов, но и обрушивая в ответ штормы и ураганы на их владения.

Они не пытались вступить в открытый бой с великанами, но они сражались с земными и морскими чудовищами, поднятыми против них етунами. Часто они едва уходили от погони, в особенности часто это случалось, когда они отправились на землю за провизией на долгий период встречных ветров, каждый из дней которого мог бы сам составить отдельный рассказ.

Стоило бы рассказать и о налете на огромную конюшню, откуда они вернулись с лошадьми и богатой добычей. Скакуны, которых они захватили, были самыми маленькими из пони на этой земле — но за ее пределами считались бы самыми огромными и тяжелыми в мире, — черными, лохматыми, со свирепыми глазами и дьявольскими сердцами. Они быстро привыкли к новым хозяевам и спокойно стояли на корабле, в который едва вместились. Они не боялись ни дневного света, ни железа, ни даже меча Скэфлока и никогда не уставали.

Не каждый етун был свирепым и страшным великаном. Ведь некоторые боги Асгарда происходили от этой крови. И часто их принимали как гостей, не расспрашивая особенно, зачем они здесь. Немало женщин было человеческих размеров, и они были хорошо расположены к странникам. И речистому Мананнану жизнь в этом холодном мире показалась не такой уж плохой. Скэфлок даже не смотрел на женщин.

О многом можно было бы еще рассказать: о драконе и его сокровищах, о горящей горе, о бездонном ущелье и о мельнице великанш. Можно было бы рассказать о том, как ловили рыбу в реке, бегущей из-под земли, и о том, что они в ней поймали. О постоянных битвах, о колдунье в Железном Лесу и о подслушанной ими ночной песни авроры — каждая из этих историй достойна рассказа и составила бы отдельную сагу. Но поскольку они не относятся к главной нити нашего рассказа — пусть они останутся в летописях Фэри.