Сломанный клинок. Дети морского царя - Страница 20

— Но мы не можем… — выдохнула она, повторяя про себя строфы.

— Почему нет? — удивился он.

— Ты язычник, а я…

— Я же запретил тебе говорить об этом. Плати за ослушание. — Скафлок поцеловал ее. Поцелуй длился долго, сперва нежный, потом неистовый. Она попыталась было оттолкнуть юношу, но ей недоставало сил. Те вернулись, лишь когда ее губы ответили его жадным губам.

— Тебе не понравилось? — усмехнулся он.

— Что ты… — прошептала она.

— Я знаю, ты еще не свыклась с потерей. Но печаль уляжется, поверь мне, а те, по ком ты скорбишь, не рассердятся на тебя.

По правде сказать, печаль уже развеялась, оставив вместо себя нежность и мимолетное сожаление: ах, если бы они видели его!

— Подумай о завтрашнем дне, Фреда, ведь в твоих жилах течет кровь рода твоего отца. Я предлагаю тебе богатства и чудеса Альвхейма. Мне не нужно никакого приданого, мне нужна только ты. Я клянусь защищать тебя до последнего дыхания и буду любить тебя до самой смерти.

Эльфы сведущи в том, как прогонять тоску и как возбуждать любовь, а Скафлок был прилежным учеником, К тому же юность — тот благотворный солнечный свет, что согревает распускающийся цветок взаимной привязанности.

В долине, где царило лето, наступила ночь. Скафлок и Фреда лежали на берегу ручья и слушали соловья. Под его пение девушка заснула.

Обнимая ее, юноша прислушивался к ее ровному дыханию, вдыхал аромат волос и девичьего тела, вспоминал ее слезы и смех и неожиданно осознал то, что до сих пор не приходило ему на ум.

Он соблазнил ее ради забавы. Девушки, которых он встречал, бродя по землям людей, редко бывали одни; когда же ему попадались одиночки, он с презрением отворачивался, находя их слишком грубыми, душевно и телесно. Однако Фреда пробудила в нем вожделение, он подумал о том, каково будет лечь с ней, — и запутался в собственных силках.

Впрочем, ему было все равно. Он с улыбкой глядел в небо, где сверкала и серебрилась в своем вечном кружении вокруг Полярной звезды Большая Медведица. Холодные и хитрые эльфиянки умели многое, но сердца свои держали на запоре, а потому бессильны были по-настоящему увлечь его. Фреда же…

Лия была права. Подобное тянется к подобному.

Несколько дней спустя Скафлок отправился на охоту. Он надел волшебные лыжи, которые несли его как на крыльях — вверх и вниз по склонам холмов, по замерзшим рекам и заснеженным лесам шотландских нагорий. На закате он повернул домой и вдруг увидел вдалеке огонек костра. Гадая, кто это забрел в такую глухомань, он осторожно приблизился, сжимая в руке копье.

У костра сидел на корточках высокий и широкоплечий мужчина. Он поджаривал в пламени кусок конины. Несмотря на пронизывающий ветер, на нем был один лишь кильт из волчьей шкуры. Лезвие топора, лежавшего рядом с ним на снегу, слепило глаза своим блеском.

Скафлок сразу понял, что перед ним не простой охотник, а когда он разглядел, что незнакомец однорук, по спине его поползли мурашки. Встреча под вечер с асом Тюром[24] не предвещала ничего хорошего.

Но бежать было поздно. Бог уже заметил Скафлока. Юноша смело вступил в круг света и посмотрел прямо в глаза Тюру.

— Здрав будь, Скафлок, — проговорил ас. Голос его напоминал раскат грома.

— Здрав будь, господин, — отозвался Скафлок с некоторым облегчением. Эльфы, будучи лишенными души, не поклонялись богам, но между ними и асами никогда не случалось столкновений. Кое-кто из эльфов даже обретался в Асгарде[25].

Тюр кивком предложил Скафлоку подсесть к нему. Юноша сбросил с плеч добычу — жирную косулю — и повиновался. Пламя костра гудело и шипело, отбрасывая тени на худое, угрюмое лицо Тюра.

Наконец ас заговорил:

— Пахнет войной. Тролли готовятся напасть на Альвхейм.

— Мы знаем, господин, — ответил Скафлок. — Они не застигнут нас врасплох.

— Битва будет более жестокой, чем ты думаешь. Тролли нашли себе союзников, — Тюр уставился в огонь. — На кон поставлено то, о чем не ведают ни эльфы, ни тролли. Норны оборвут многие нити.

Помолчав, Тюр продолжил:

— Что ж, воронье летает низко, а боги склоняются над миром, что дрожит от поступи Времени. Вот что скажу я тебе, Скафлок: пора вспомнить о даре асов. Боги встревожены. Потому-то я, разжигатель войн, спустился на землю.

Ветер растрепал его черные кудри. Он пристально поглядел на юношу.

— Я открою тебе тайну, — сказал он, — хотя вряд ли это поможет устоять против воли норн. Кто твой отец, Скафлок?

— Не знаю, господин. Я как-то не стремился узнать, но могу спросить у Имрика…

— Не стоит. Моли Имрика, чтобы он не рассказывал никому, а прежде всего — тебе, того, что ему известно. День, когда ты узнаешь имя своего отца, будет для тебя черным днем, Скафлок, и твоя скорбь отзовется эхом во всем мире.

Он снова мотнул головой, и Скафлок торопливо удалился, оставив косулю в благодарность за наставление. Спеша домой, он размышлял над тем, что скрывается за словами Тюра — не зря же бог упомянул о его происхождении.

Ночь казалась Скафлоку полной демонов. Он бежал все быстрее и быстрее, не обращал внимания на ветер, который впивался ему в лицо, но никак не мог оторваться от преследовавших его страхов. Только Фреда, подумалось ему, только она сумеет успокоить его.

Незадолго до рассвета впереди замаячили стены и башни Эльфхьюка. Дозорный протрубил в рог, подавая сигнал стражникам у ворот. Скафлок влетел на внутренний двор замка, сбросил лыжи, взбежал по ступеням и устремился в покои Имрика.

Князь, который возвратился в Эльфхьюк накануне вечером, беседовал с глазу на глаз с Лией.

— Скафлок влюбился в смертную? — Он пожал плечами. — Ну и что? Или ты ревнуешь?

— Да, — откровенно ответила ему сестра. — Но дело тут не в моей ревности. Посмотри сам на эту девчонку. Может статься, ты догадаешься, почему я утверждаю, что она — оружие, обращенное против нас.

— Хм-м… — князь потер подбородок и нахмурился. — Что ты о ней знаешь?

— Ее зовут Фреда Ормсдотгер, она с юга, семья ее погибла…

— Фреда… Ормсдотгер… — Имрик вскочил. — Так это означает…

Тут в комнату ворвался Скафлок. У него был донельзя измученный вид. Он так запыхался, что язык отказывался повиноваться ему. Справившись с собой, он на едином дыхании выложил Имрику и Лии то, что услышал от Тюра.

— Что разумел Тюр? — воскликнул он под конец. — Кто я такой, Имрик?

— Я знаю, что он разумел, — сурово ответил князь, — а потому не спрашивай меня, Скафлок. Стыдиться тебе нечего, ты происходишь из славного рода, но не требуй, чтобы я сказал больше.

Велеречивость Имрика не раз его выручала. Вот и сейчас ему удалось утихомирить Скафлока и рассеять опасения Лии. Они ушли успокоенные.

Оставшись в одиночестве, Имрик принялся расхаживать по комнате.

— Кто-то завлек нас на дорогу, которая ведет к гибели, — пробормотал он. — Лучше всего избавиться от девчонки. Но нет, Скафлок не отдаст ее, он воспротивится и… Надо сохранить тайну. Меня заботит не Скафлок, он мыслит как эльф. Но он наверняка расскажет обо всем подружке, а ведь они нарушили одну из главных заповедей, которые блюдут люди. Кто знает, что она выкинет с отчаяния? А Скафлок нам очень нужен.

Имрик погрузился в раздумья. Он отвергал план за планом. Может, подсунуть Скафлоку другую? Нет, его пасынок вовсе не глупец. К тому же над взаимной любовью не властны даже боги. Если бы она умерла сама по себе, не надо было бы ломать голову. Но Имрик был слишком опытен, чтобы полагаться на столь маловероятную возможность. Значит, следует похоронить правду о происхождении Скафлока, и поскорее.

Князь напряг память. Насколько он мог судить — не так-то просто отыскать необходимое среди воспоминаний тысячелетней давности, — кроме него истина известна лишь одному человеку.