Сломанный клинок. Дети морского царя - Страница 130

След часто прерывался, вдруг исчезал, и тогда Тоно отчаянно метался по лесу, пока снова не нападал на след вилии. След кружил, петлял, то и дело менял свой характер. Похоже было, что Нада в безумии кружила по лесу, не замечая дороги. Когда Тоно это понял, безумие охватило и его самого.

Без сна и отдыха он скитался по лесу несколько дней и ночей, и наконец нашел Наду. Это случилось в день осеннего равноденствия, на закате. К тому времени Тоно уже совершенно выбился из сил и едва стоял на ногах от усталости.

К вечеру сильно похолодало, мороз пронизывал до костей. Темное небо низко нависло над лесом. Нада стояла на берегу озера, в спокойных водах которого отражалась желто-бурая стена леса с редкими пятнами кроваво-красной листвы и одинокими скорбными штрихами елей и можжевельника. Многие деревья уже расстались с листвой. Нада казалась тонкой и легкой, затерявшейся среди деревьев светлой тенью.

— Нада! Ах, Нада…

Он подошел к ней, шатаясь от усталости. Голос его стал хриплым — все эти дни он не переставая звал ее.

— Тоно, любимый! — Она бросилась к нему. Тоно нежно и бережно обнял ее зыбкий бесплотный стан, стараясь не сделать ей больно. Нада дрожала, ее плечи были холодны, как клонившийся к вечеру осенний день — Где же ты пропадала? Что случилось?

— Я испугалась, — шепотом ответила вилия.

— Чего? — Тоно встревожился.

— Что ты не вернешься.

— Милая, ты же знаешь, что я непременно вернулся бы.

— Но мне, может быть, пришлось бы скрыться до твоего возвращения.

— Скрыться?

— Прости меня. Я не должна была ничего бояться. Как я могла усомниться в тебе? Но кругом был такой непроглядный мрак, я ничего не понимала, не знала…

Нада сжалась в комочек и прижалась к его груди. Тоно спросил со страхом:

— О чем ты говоришь? Что тебе придется сделать?

— Скрыться. Уйти в реку или в озеро. На дно. Разве ты не знал?

Она лишь чуть-чуть отстранилась, но он это сразу почувствовал и опустил руки. Нада сделала шаг назад, чтобы видеть его лицо. Сейчас в глазах вилии уже не было голубого, они стали темно-серыми.

— Зимой солнце светит над озером не слишком ярко, но голые деревья не дают тени, мне некуда скрыться от солнечных лучей. На дне же всегда сумрачно, там мое убежище. Наверное, ты слышал, что вилия уходит зимой в озеро?

— Да. — Тоно опустил глаза. На земле лежало, разделяя их, копье, которое он выронил, бросившись к Наде.

— Когда-то давно я могла дольше оставаться осенью на берегу и не засыпала. Но нынче зима пришла рано.

К ее ногам падала с ветвей мертвая листва.

— Когда ты должна уйти в озеро?

Она зябко поежилась от холода.

— Скоро. Сегодня. Тоно, мы встретимся весной, когда я вернусь?

Он расстегнул пояс.

— Я иду в озеро. С тобой.

Нада покачала толовой. Теперь Тоно говорил сбивчиво, путая слова, дрожа от волнения; к ней же вернулась всегдашняя безмятежная радость.

Но Нада вдруг словно бы стала еще призрачнее, еще бесплотнее, теперь она казалась волной тумана.

— Нет, мой милый. Ведь я буду дремать и видеть сны. Тебе удастся разбудить меня лишь изредка и очень ненадолго. И потом, наше озеро ничуть не похоже на твое родное море. Здесь такая тишина. От одного этого ты с ума сойдешь.

— Буду иногда выходить на берег. — Тоно снимал одежду.

— Нет, не стоит тебе выходить на берег. Лучше оставаться там на дне всю зиму.

Несколько минут вилия пристально глядела на сына морского царя. Лишь за один день осеннего равноденствия наивная девочка вдруг стала мудрой.

— Нет, — сказала она. — Жди моего возвращения. Так я хочу.

Снова настало молчание.

— Но не жди здесь в лесах. Ступай к людям. Потому что здесь ты не найдешь ни одного духа или призрака, которые были бы женщинами, как те, о которых ты мне рассказывал. Я слишком часто видела, что тебя мучило желание, которое я не могу утолить. Когда я уйду в озеро, мне будут сниться более радостные сны, если я буду знать, что ты нашел себе подругу, возлюбленную.

— Мне никто не нужен.

Наду охватил ужас. Отшатнувшись, как от удара, она заплакала:

— Ах, что я тебе сделала, Тоно? Уходи, пока еще можешь уйти. И никогда не возвращайся!

Он сбросил с себя последнюю одежду, нож лежал на земле рядом с копьем, но амулет остался на шее у Тоно. Нада. отбежала на несколько шагов и закрыла руками глаза.

— Уходи, уходи, — взмолилась она. — Ты слишком прекрасен!

Два отчаяния столкнулись, как две высокие волны. Тоно утратил власть над собой.

— Клянусь сетями Ран, ты будешь моей!

Он бросился к Наде, она не успела ускользнуть, но сжала губы и уклонилась от поцелуя.

— Ты умрешь! — со слезами воскликнула она.

— Лучше умереть, чем пережить предательство.

Нада вырвалась. Он понимал, что совершает насилие, но уже ничего не мог с собой поделать — Нада, — слышал он свои сбивчивые, точно в бреду, слова, — не будь жестокой, не отталкивай меня, ты будешь потом вспоминать…

Она вырвалась — улетела, как ветер. Потеряв равновесие, Тоно повалился на увядший мох. Нада отбежала на несколько десятков шагов, ее тень смутно белела над серой водой под блекло-серым небом. Вокруг стояли угрюмые черные деревья, безжалостный холод усилился, но от дыхания Нады не поднимался морозный пар. В руке она держала амулет.

Тоно вскочил и бросился к ней. Она легко ускользнула.

— Ты не догонишь меня. Но я не хочу убегать, — сказала она.

Тоно глухо сказал:

— Я люблю тебя.

— Знаю, — с нежностью ответила Нада. — И я тебя люблю.

— Я не хотел тебя обидеть. Просто я хочу, чтобы мы были вместе, по-настоящему вместе. Только один раз. Потому что, может быть, нам придется расстаться навсегда.

— Я знаю, что нам делать. — Нада уже совершенно успокоилась и улыбалась. — Ты рассказывал мне об этом талисмане. Сейчас я войду в него и всегда буду с тобой, где бы ты ни был.

— Нада, не делай этого, не смей!

— Бывает ли большее счастье? Ведь я всегда буду с тобой, вблизи твоего сердца. И, может быть, когда-нибудь, однажды… — Она не договорила. — Стой там, где стоишь, Тоно. Я хочу видеть тебя до самой последней минуты. Пусть это будет мне твоим свадебным подарком.

У Тоно даже слез уже не было.

Нада смотрела на него, потом, то на него, то на лежавший у нее на ладони костяной кружок, кусочек от черепа мертвого человека. Но спустя миг птица из Иного мира завладела ее существом, и Нада смотрела уже только на нее, птицу с простертыми крыльями, летящую в небе, где поднимается полная луна. Тоно видел, как тело вилии становилось все более бесплотным, призрачным, вот сквозь нее уже проступили очертания деревьев, сплетение диких зарослей, вот Нада стала лишь слабым, едва видимым световым бликом, мрак, окружавший ее, сгущался все больше, и наконец Нада исчезла. Костяной кружок упал на землю.

Тоно долго стоял, не в силах сделать ни шагу. Потом он подошел и, подняв с земли талисман, поцеловал его и повесил себе на шею. Теперь талисман был на его груди, там, где билось сердце.

На пути домой моряки из команды «Брунгильды» заметили, что с госпожой Сигрид за время жизни в Хорватии произошла перемена. Неужели на нее так подействовало решение ее брата Карла Бреде не возвращаться в Данию? Двое или трое матросов по-прежнему были убеждены, что госпожа Сигрид по ночам спускается по веревочному трапу в море и плещется в волнах. Но собственными глазами никто из команды этого не 6идел, большинство матросов не разделяли подозрений и уважительно отзывались о глубоко благочестивой женщине. Госпожа Сигрид молилась вместе со всеми и была на корабле самой набожной и истово верующей. Она часами простаивала на коленях перед образом Пречистой Девы, и порой из ее глаз катились слезы. Вместе с тем, госпожа Сигрид утратила былую надменность и важность, и скоро все на корабле полюбили ее за сердечную доброту и сочувствие, с которым она слушала рассказы людей об их горестях и заботах. Для иных матросов она со временем даже стала духовной наставницей.