Сломанные крылья рейха - Страница 10

– Чем обязан, господа? –  блистая своим берлинским выговором, осведомился Михаил. –  Я заказал пива, но, может быть, вы предпочтете вино? Фрау?

– Ах, перестаньте, майор, –  небрежно стряхнув пепел в поднесенную официантом пепельницу, сказал Цигглер. –  Поговорить с новым человеком, тем более из Берлина, это намного лучше, чем выслушивать пошлые заезженные шутки окопников и тыловиков. Поверьте, мы от них устали!

– Могу вас успокоить, герр Цигглер, я вообще не умею шутить, –  с улыбкой развел руками Сосновский и повернулся к фрау Кранц: –  Могу я угостить пивом фрау?

– Фрейлен, –  с достоинством поправила Михаила врач.

«Интересно, –  подумал Сосновский. –  Что это вас, уважаемая фрейлен Кранц, не коснулся призыв вождя нарожать как можно больше детишек Германии для заселения будущих немецких территорий? Все еще во «фрейленах» ходите. Или герр Цигглер вас покрывает? В прямом и переносном смысле слова? Ну что же, парочка интересная. Завязать с ними знакомство стоит для пользы дела, хотя эта фрейлен Герда –  личность весьма неприятная».

Но пиво, беззаботная обстановка и живая музыка сделали свое дело. Примерно через час Отто Цигглер стал болтать и философствовать без умолку, а госпожа Кранц поддакивала своему шефу и вставляла короткие фразы, причем невпопад. Сосновский давно уже махнул рукой на своего бывшего лечащего врача, решив, что эта дамочка –  круглая дура, а диплом врача она заслужила своими симпатиями. Но неожиданно сквозь пивной хмель в голове он вдруг понял, что фрейлен Герда вставляет слишком уж глупые фразы и при этом скрывает свои пристальные взгляды, направленные на берлинского майора. «Любопытно! Она что, варианты просчитывает на связь со мной? Хочет вернуться в Берлин? А дамочка непроста, очень непроста. Так умно болтать всякие глупости надо еще суметь».

– Вы еще убедитесь, майор, что эти земли нуждаются, крайне нуждаются в том, чтобы внести сюда истинную немецкую культуру, –  вещал, окунувшись в новую тему, Отто Цигглер.

– Мы не будем сравнивать культуру пивоварения, –  пьяным голосом поддержал главврача Сосновский. –  Мы будем сравнивать культуру гораздо объемнее. В широких масштабах.

– Именно в широких, –  величественно подняв толстый палец, поддержал собеседника медик. –  Если говорить об окружающем мире, о завоеванном нашей нацией мире, то покорить его до конца можно лишь влиянием немецкой культуры, ее насаждением в массы тех, кому мы разрешим остаться на этих землях. На остальных нам чихать.

Сосновский улыбнулся идиотской пьяной улыбкой, но внутренне насторожился. Тема, а главное, слова были близки к словам пароля, который должен произнести резидент. «Ничего себе! Уж не Цигглер ли резидент нашей разведки в Праге? Однако! И он меня прощупывает? Но как он мог вообще догадаться, что я прибыл сюда в составе разведгруппы и ищу с ним контакт? Всевидящий? Таких не бывает. Элементарная логика? Возможно. Кем должен быть разведчик в стане врага? Или серой неприметной мышкой, или душой компании, заметным специалистом, центром внимания и симпатий? Человек из Берлина вполне годится для такой роли. Но встреча завтра. С кем же она состоится?»

Распрощавшись с медиками, Сосновский на всякий случай отправился в четвертый по счету ресторан. Если, не дай бог, за ним ведется наблюдение, то пусть все будет правдоподобно. Нельзя резко выходить из образа. Гулять так гулять!

По пути ему повезло познакомиться с тремя летчиками-лейтенантами, основательно пьяными. Сосновский сразу решил подружиться с ними. Уж эти-то точно не заметят, что пить он больше не может и только делает вид.

Кутеж для него закончился в два часа ночи. После этого Сосновский кое-как добрался до своей квартиры, которую снял в городе, и улегся в ванну с холодной водой. Основательно замерзнув, он стакан за стаканом пил горячий чай с лимоном, трезвея и попутно анализируя прошедший вечер. Ему еще нужно было поспать, чтобы в одиннадцать часов очутиться возле католического костела.

Утро встретило Сосновского пасмурным небом, источавшим мелкий, вызывающий приступы озноба дождь. Головная боль после вчерашней попойки делала окружающий мир еще более тоскливым. Проделав энергичные гимнастические упражнения, приняв контрастный душ, Михаил почувствовал себя несколько лучше. Обдумывая сегодняшнюю встречу с резидентом, он старательно варил себе кофе на горячем песке по турецкому рецепту. Это помогало отвлечься от физического состояния, давало возможность думать холодно и рационально.

То, что местом встречи выбран костел, очевидно, оправданно. Хороший обзор, трудно следить, потому что слежка будет заметна. Ну и в католическом костеле немцу-лютеранину можно и не молиться. Например, зайти просто полюбоваться убранством храма. Кстати, там рядом есть прекрасный парк и пруд, где можно покормить уток. Прогулка по парку –  это так естественно после попойки. И почему бы не заглянуть туда по пути в храм? Так, от нечего делать поглазеть. Вот и возможность сначала побродить вокруг и оценить обстановку, убедиться, что опасности нет.

Состояние сонливости прошло, как только Сосновский вышел на улицу. Он был собран и внимателен. Голова работала четко и быстро. Взгляд машинально фиксировал все происходящее на улице. Два военных грузовика в начале квартала, но солдат не видно. Хлебный магазин в доме напротив закрыт. Почему? И нет возле него очереди. Значит, не откроется сегодня. Отсюда не видно, но на двери какое-то объявление на листке бумаги. Необычно, но пока прямого подтверждения опасности нет. Так за людьми не следят. Если кто-то и пытался бы таким оригинальным способом скрыть слежку, то просто бы испугал объект наблюдения, заставил бы его насторожиться. Пока других способов, кроме как незаметно вести наблюдение, еще не придумали.

Он шел по улице вальяжной походкой самоуверенного немецкого майора, вышагивающего по столице оккупированной страны, у которой теперь нет названия, нет народа и нет правительства. Формально оно, конечно, есть –  так называемое правительство в изгнании, сидящее в Англии и сочиняющее указания патриотам под неусыпным надзором британской разведки.

Очевидное ранение делало Сосновского героем в глазах тех, кто искренне предан нацистскому режиму, а самодовольная улыбка с легким налетом брезгливости заставляла прохожих сторониться, уступать дорогу немецкому офицеру. Большой необходимости носить руку на перевязи не было –  рана почти зажила. Но привычки разведчика неистребимы. Пусть на всякий случай все думают, что такая необходимость есть, пусть видят, что ранение серьезное и рука еще плохо работает. Кранц вчера с явной иронией смотрела на эту перевязь. Она-то знала, что рана давно зажила.

Привычно проверяясь, Сосновский проследовал мимо католического собора, вернулся и остановился напротив входа, чтобы закурить. Через открытые двери было видно, что внутри находятся человек восемь прихожан, в основном пожилые женщины и мужчины. Михаил направился в парк, прошелся по двум параллельным аллеям, чтобы осмотреться вокруг, постоял у пруда, где две женщины с детьми кормили уток хлебом. На наручные часы смотреть нельзя, чтобы никто не подумал, что немецкий офицер следит за временем. Но его внутренние часы подсказывали, что до встречи с резидентом у Сосновского осталось минут пятнадцать.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.