Слишком сильный - Страница 4

Кстати, подумал я, а не грозит ли что-то подобное мне? Правда, там, где я учился эти два года, я двоек не имел — но учился-то я не совсем в обычных школах: одна высоко в горах, и было в ней всего восемь учеников, во всех классах, а во второй школе учеников было всего девятнадцать. Зато на каждого было по учителю, а это, конечно, хорошо, тут уж и не хочешь, а все поймешь. В последнем месте, на острове, учителя, честно говоря, были отличные и, что самое интересное, были ближайшими друзьями моих родителей, так что мы часто вместе проводили вечера, трепались о том, о сем, в том числе, естественно, и о науках — так что навряд ли я отстал от учебы, скорее наоборот!

Я бодро позвонил в Генкину дверь. Генка открыл, — как всегда, взъерошенный и немного очумелый.

— О, привет! — обрадовался он. — Так это ты стучал?

— Выходит, я! Ну, здравствуй!

Мы крепко обнялись.

— Ну, как жизнь? Что новенького?

Генка посмотрел на меня.

— Ты… снова в ту же школу собираешься?

— А… нельзя? — удивился я.

— Нас… с девятого класса… не всех берут! Латникова, директриса новая… хочет образцовую школу сделать.

— А ты как… остаешься?

— А, я еще не узнавал! — вяло махнул рукой Генка.

— Да-а-а… Ну а с отцом как у вас?

— Тут нормально! — ответил Генка. — Делаем сейчас с ним одну штукенцию — обалдеть!

Ну хоть здесь хорошо! Все-таки добился, чего хотел. Отец Генки был слесарь и одновременно гений — работал в институте медицинской аппаратуры и делал вещи абсолютно удивительные. Последнее, о чем я знаю: вместе с одним академиком они сделали телевизор, вернее, телевизионную камеру, которую можно было проглатывать, — размером с горошину! Больной проглатывал ее — и все его болезни видны были на экране! Отец Генки был гений, но боялся, что Генка будет не гений, и поэтому хотел, чтоб тот шел по другой специальности. Но теперь вроде поладили.

В кухню вошла Генкина мать.

— О, явился не запылился! — мрачно проговорила она. — Где так долго пропадал — в тюрьме, что ли? — Это она шутила.

— В ссылке! — ответил я. Закончив эту остроумную беседу, мы пошли с Генкой в комнату. Там на столе возле верстака кроме обычного инструмента стоял микроскоп и несколько прозрачных стеклянных колпаков.

— О… наукой занялся! — проговорил я, кивая на микроскоп.

— Да… какая там наука! — Генка смутился, даже покраснел.

— А это что? — Я показал на стеклянные колпаки.

— А, это эксикаторы! — небрежно, как бы вскользь проговорил Генка.

— Чего-о?! — переспросил я.

— Да… эксикаторы, — небрежно повторил Геннадий. — А для чего?!

— Ну, чтобы изделия влагу не впитывали… не коробились.

— А где… изделия-то? — Я как ни всматривался в стекло, ничего не видел.

— Да их… только через микроскоп можно увидеть! — уже не скрывая гордости, проговорил он.

— Через микроскоп?! — Я изумленно смотрел на Генку.

— Да… новая заморочка с отцом у нас, — снова как бы небрежно заговорил Генка. — Микроминиатюры. Ну, изделия… которые можно увидеть только через микроскоп. Тут у нас Исаакиевский собор. — Он кивнул на колпак, под которым не было видно абсолютно ничего. — Тут — пароход «Титаник», который утонул, ну, с полной, понятно, внутренней отделкой.

— И с людьми, конечно? — уточнил я.

— Нет. Без людей! — вздохнув, честно признался он.

— Ясно. Ну, может, посмотрим? — Я взялся за микроскоп.

— Нет, нельзя пока. Просохнуть как следует должно! — Генка встал грудью на защиту «Титаника».

— Ну ясно. — Я усмехнулся. — Новый наряд короля?

— Какого еще короля? — обиделся Генка. К счастью, он не был особенно начитан, а то обиделся бы еще больше.

— А зачем эти штуки, которые… фактически нельзя увидеть? — поинтересовался я. Генка обиженно пожал плечами. Мы помолчали.

— Ну, а ты как? — абсолютно равнодушно спросил он.

Я стал плести про свою потрясающую жизнь за эти два года — но взгляд Генки был прикован к стеклянным колпакам. Заскрипела входная дверь, вошел Генкин отец.

— О, путешественник вернулся! — пробасил он. — Всю землю уже объехал или как?

— Да вы тоже, я гляжу, путешествуете… так сказать, в микромир! — Я кивнул на колпаки.

— Ну, до микромира еще не дошли, но — добираемся помаленьку! — проговорил довольный хозяин и обнял Генаху за плечо.

Ну типажи — что отец, что сын! Клепают вещи, которые, кроме них, никто не видит, — и оба безумно довольны!

— Ну, раз хозяин пришел — пошли к столу! — появляясь, сказала Генкина мать.

— Да спасибо, я не хочу! — сказал я.

— То-то ты полчаса уже сидишь! — с присущей ей замечательной тактичностью сказала она. — Один вернулся или вместе с родителями?

— Кажется, вместе. Точно не помню, — усмехнулся я.

— Ну ладно, пошли уж! — сказала она, и мы двинулись на кухню.

— А у вас что новенького? — начал я общий разговор, когда разлили по тарелкам суп.

— Да хорошего мало! — мрачно произнесла хозяйка. — Этого, — она кивнула на Генку, который с низко опущенной головой хлебал суп, — со школы поперли!

— Думай, что говоришь! — со звоном бросил ложку хозяин. — Во-первых, неизвестно еще! Во-вторых, сейчас не выпирают, а предлагают перейти в другое учебное заведение. В ПТУ, хочешь знать, сейчас даже интересней, чем в школе. В школе взрослые уже мужики… в бирюльки играют, а в ПТУ делу учатся! — сказал отец.

— Это вы в бирюльки играете! — проговорила она. Долгое время мы ели молча.

— Ну а ты сам… хотел бы в школе остаться? — наконец обратился я к Генке.

— Да жалко, вообще… с ребятами расставаться! — со вздохом проговорил Генка.

— Что ты за отец такой — за единственного сына заступиться не можешь! — проговорила мать.

— Почему не могу? Могу! Надо? — Он посмотрел на Генку. — Схожу поговорю!

— Что толку от твоих разговоров! Латникова их образцовую школу хочет сделать, ей лопухи вроде нашего сына ни к чему! — сказала мать.

— Ты поосторожнее со словами! — сказал отец. — Он у нас вон какие штуки делает!

— Которые не видит никто! — усмехнулась мать.

— Так я и объяснить могу, тем, кто не понимает! — сказал отец. — А надо — могу и кружок такой в школе повести! Это направление знаешь какое перспективное — в космонавтике, и вообще!

— Только вас там и ждали, — с некоторой уже надеждой в голосе проговорила она.

— Сегодня же и пойду! — сказал отец. — Вот побреюсь сейчас да костюм надену… чтоб я за родного сына да не похлопотал! — Он обнял смущенного Генку за плечо.

Все эти разговоры разволновали и меня. Что еще за дела? Так мечтал вернуться, и надо же, — могут, оказывается, не принять! Я поблагодарил за дивный обед, спустился к себе, оделся скромно, но элегантно, взял школьный дневник и направился в учебное заведение.

Я шел по тихому солнечному переулку, где была наша школа, и понемногу успокаивался. Я же не виноват, что я два года путешествовал. Наверное, должно быть все в порядке. Во всяком случае, если был бы старый директор, Георгий Иванович, то точно бы все было хорошо — он был человек умный и добродушный. Да и вообще я директоров не боялся — с директором школы на острове мы вообще дружили, вместе ловили рыбу, шутили, смеялись. Директора тоже люди! И уже совершенно спокойный, я вошел в наш старинный мраморный вестибюль — в нем, как и всегда, было прохладно, поднялся по белой широкой лестнице и постучал в дверь с табличкой «Директор». Новую директрису, Латникову Серафиму Игнатьевну, я не знал, только смутно помнил, что она вела какой-то класс и славилась строгостью.

Я, конечно, не ожидал, что она бросится мне навстречу, но когда я, так и не услышав разрешения, самостоятельно вошел в роскошный кабинет, она даже не посмотрела в мою сторону, продолжая какой-то весьма важный разговор по телефону.

— Да… разумеется, — строго говорила она. — Разумеется… разумеется… разумеется! — отрубила она и повесила трубку. Но на меня так и не посмотрела, сразу начав что-то писать.

— Удивительно! — произнес я.