Слишком сильный - Страница 38

— Ну, куда? — спросил Клод, когда мы проехали светящиеся фонтаны и достигли площади Согласия.

— К Фреду поехали! — воскликнул я.

— В больницу уже поздно, поедем завтра, — проговорил Клод. Ну, куда?

— На тренировку, конечно! — воскликнул я.

Они будут бить нас по головам, а мы будем прощать? Как же!

Ити!

Ни!

Сан!

Си!

Го!

Року!

Хити!

Хати!

Ку!

Дзю!

Я уже втянулся в парижскую жизнь, и она, надо сказать, безумно тревожила меня. Буквально почти все французские газеты писали, что как только американцы уберут свои ракеты из Европы, туда ворвутся русские волки и всех растерзают. С чего они это взяли? Посмотрели бы на меня — и им сразу стало бы все ясно! Но они почему-то не хотели на меня смотреть. Как я ни просил Клода отвезти меня на какую-нибудь пресс-конференцию и дать мне выступить — ничего такого не получалось. Мне даже стало казаться, что они специально изолируют меня. Наконец однажды Клод сообщил мне, что на следующий день состоится большой брифинг для телевидения, для местных, а также наших журналистов и дипломатов по вопросу ракет. Клод сказал, что постарается достать билет для меня.

— Достань! Достань, а?! — умоляюще сказал я.

Никогда раньше не ощущал я такой тяги к общественной жизни. В этот день, как обычно, я отбивался от моих шустрых сверстников в лицее (некоторые уже стали ухватывать русский язык!), потом, как всегда, был на тренировке, потом упражнялся у Клода на его домашнем компьютере.

В отель я явился как обычно поздно. Данилыч в домашних туфлях скучал перед телевизором — у него явно не сложилось здесь такой бурной жизни, как у меня.

— Ну, где шляешься? — радостно улыбаясь, проговорил он, видно, соскучился.

— Дела, дела! — рассеянно проговорил я.

— Может, меня с собой завтра возьмешь? — попросил Данилыч.

— Завтра брифинг для наших и прочих журналистов и дипломатов, — заглянув в записнуху, деловито проговорил я, — но мне, к сожалению, дадут лишь один билет!

— Жалко! — Данилыч сник. — А может, сейчас пойдем пошатаемся? — он оживился. Я вздохнул. — Понимаешь, какое дело: за годы зарубежной службы скопил кое-какую деньгу, хочу здесь купить жене шубу. Где же ее покупать, как не в Париже? Согласись.

Я охотно согласился.

— Ты, я гляжу, колоссально уже сечешь в этой жизни. Может, поможешь разобраться? — попросил он.

Ну что ж, если он просит… Данилыч — хороший мужик, надо помочь!

Я вздохнул (надеюсь, незаметно) и снова стал одеваться.

— А куда пойдем? — радуясь, как мальчишка, на лестнице спросил у меня Данилыч.

На секунду задумавшись, я ответил, что, наверное, надо ехать в высотный универмаг Монпарнас-де-Мен на бульварах, там магазины торговой фирмы «Си-энд-эй», наиболее приличной из общедоступных.

— А вдруг уже закрыто? — глянув на часы, всполошился Данилыч.

Я успокоил его, сообщив, что французские универсальные магазины работают допоздна.

Мы вышли на нашу авеню Мак-Магон, побрели на метро на станцию Этуаль. В метро, как всегда, колготилась молодежь, играли, пели, выклянчивали деньги, сидели и лежали бездомные — клошары, — довольно, надо признать, жизнерадостные при их ситуации. Все это уже слегка утомляло меня. Отвык я от метро!

Все-таки худо-бедно доехали до Монпарнаса. Я бойко вел Данилыча по глухим и пустынным подземным переходам, некоторые были уже закрыты; приходилось поворачивать защелку на потолке — и тогда вертушка открывалась, эту калитку из тяжелых железных труб можно было повернуть.

Мы доехали, перешли бульвар Монпарнас, оставив сзади элегантную, мягко освещенную изнутри шелковыми абажурами «Брассерию», — здесь в основном «брассерии», а не рестораны и кафе, как принято считать. Потом мы по пологой лестнице поднялись в универмаг. Стеклянные двери разъезжались перед нами, не потребовалось даже волшебного «Сезам, откройся!». Сезам открылся — и мы нырнули в волны потрясающих запахов. Я мало до того интересовался духами, но теперь, даже уехав давным-давно из Парижа, вдруг чувствую иногда в автобусе или в метро необыкновенный прилив восторга, небывалого счастья… Сначала удивляюсь, потом принюхиваюсь и понимаю: от кого-то пахнет французскими духами. А здесь был целый океан запахов; из одной волны мы переходили в другую. Тут же сверкали драгоценности, бриллианты, колье. Торговля шла в этаких маленьких загородках, роскошных, блистающих избушках. Вдали маячил отдел радиоаппаратуры — оттуда неслась заводная музыка, — но я даже не стал поворачивать туда голову, чтобы не расстраиваться понапрасну.

Отдел мехов располагался на четвертом этаже. Мы неторопливо поднимались туда.

— Так где же все-таки ты пропадаешь? — снова спросил меня он.

— Дела. День в лицее — контачу с ребятками, потом с Клодом общаюсь. Работать учусь на компьютерах. Знаете, какие у них компьютеры! Всюду стоят! Даже на автомобиле. Радар стоит, предупреждающий столкновение; поступает отраженный сигнал от встречного, тут же идет на компьютер — и он мгновенно выбирает: сделать поворот в какую сторону или врубает тормозную систему. Авария исключена практически. Или, скажем, маршрут. Набираешь на клавиатуре начальный и конечный пункт — моментально на дисплее самый короткий маршрут!

— Ну, такое нам пока не грозит, таких автомобилей пока у нас не предвидится, — усмехнулся Данилыч. — Так что лучше тебе не привыкать!

— Да нет! Вообще компьютер колоссально четкой делает жизнь. Ну, например, что вы хотите?

— Хочу, чтобы у нас такое было, — улыбнулся Данилыч.

— Сделаем! — воскликнул я. — Вернемся домой — я такого шороху подниму!

— Смотри-ка, активный стал! — удивился Данилыч.

— Еще бы, тут станешь! — воскликнул я.

Я стал, забыв о роскошных товарах вокруг нас, горячо рассказывать о последних здешних делах: о том, что местные бритоголовые побили американского паренька Фреда за то, что американцы собираются убрать ракеты из Европы.

— Надо с этими бритоголовыми разобраться, — проговорил я.

— Ну и как ты собираешься с ними разбираться? — поинтересовался он.

— Как. Нормально. Так же как и они с нами разбираются. Клод меня к своему японцу определил, тот меня колоссальному каратэ учит! Еще немножко — и будет полный порядок!

— А ты не боишься, что Клод тебя специально накачивает, специально слишком сильным делает?

— Как? — удивился я. — А зачем?

— Ну так. Появишься ты перед всеми крупным планом, в образе этакого супермена, рявкнешь: «Я тут один за мир, а вы все подлецы, сейчас я вас всех за это разнесу!» — и напишут все: советский мальчик поразил всех своей агрессивностью, действительно, нельзя нам оставаться без американских ракет!

— Да?.. А я разве такой?

— Да вроде нет… Но гляди, сделают тут из тебя!

Мы так разговорились с Данилычем, что даже забыли, зачем пришли: прошли уже мимо мехового отдела — вспомнил я, что характерно, о цели прихода.

— Стоп!

— А, да. Чуть не забыл! — хлопнул себя Данилыч по лбу и засмеялся.

Мы свернули туда. Навстречу нам вышла красивая и очень элегантная женщина, улыбнувшись, поздоровалась и спросила вежливо, что бы мы хотели купить. Тут висело всего две шубы, в основном, видимо, для рекламы, а весь салон был занят ковром, диванами и креслами. Откуда-то сверху лилась тихая музыка.

Данилыч сказал, что он хочет купить жене шубу из белки.

— О! Это замечательно! — воскликнула она. — Как велика ваша жена? Примерно, как я?

— Да нет. Значительно меньше, — почему-то вздохнув, проговорил Данилыч.

— Ну приблизительно как кто? — спросила она. Мы вслед за ней повернулись к отделу шляп, где в отличие от нашего отдела полно было покупателей и покупательниц.

Данилыч некоторое время вглядывался.

— Вот, пожалуй, как эта. — Наконец кивком головы он указал на хрупкую, миниатюрную брюнетку.

— О, у вас изящная жена! — улыбнулась продавщица.

— Но ведь, наверно… неудобно… просить примерить? — застеснялся Данилыч.