Слишком много привидений - Страница 8

Однако деваться было некуда. Я поднял руку, чтобы постучаться, но дверь неожиданно распахнулась, и из кабинета вышел «вольный художник» Шурик. Был он в той же джинсовой безрукавке, но необычно бледен, отчего цветная татуировка змеи на руках выглядела особенно ярко. Будто настоящая змеиная шкура.

Я отпрянул, машинально кивнул Шурику, но он меня не узнал. Скользнул по лицу бессмысленным взглядом и заковылял по коридору. Досталось ему, видимо, крепко. Ещё в погребке «У Ёси» я обратил внимание, насколько впечатлительная у него натура. Как он тогда от женской пощёчины растерялся и замямлил… Ну, а как следователи могут «наезжать», я знаю на собственном опыте. Ничего от его тонкой да чувствительной натуры не осталось – словно асфальтовым катком по ней прошлись, в лепёшку раскатав и его самого, и вытатуированную змею.

Тяжело вздохнув, я постучался. Как-то по мне «следовательский каток» пройдётся?

– Войдите! – донёсся из кабинета хорошо поставленный мужской голос.

И я вошёл.

Следователь УБОП Николай Иванович Серебро оказался весьма представительным мужчиной. Седой ёжик коротких волос на все сто соответствовал фамилии, а большие очки в роговой оправе с внушительными линзами отнюдь не портили волевое лицо. Сухой, поджарый, в кремовой рубашке с распахнутым воротом, он сидел за столом неестественно прямо (видимо, сказывалась выправка, поскольку у таких людей, по идее, геморроя быть не может) и поверх оправы вопросительно строго смотрел на меня.

– Я к вам по вызову… – промямлил я.

– Повестку! – сухо сказал он и протянул руку.

– Вы меня по телефону вызывали… – робко возразил я, подавая пропуск.

Словам Николай Иванович не поверил. По должности он никому на слово верить не должен. Только пропуск убедил его в моей правдивости.

– Так, – хмуро сказал он, прочитав на бумажке мою фамилию. – Значит, Роман Анатольевич Челышев собственной персоной. Садитесь.

Я огляделся, куда бы сесть, и обмер. Только сейчас увидел, что на столе у следователя стоит включённый компьютер. Сердце ухнуло куда-то вниз, провалившись сквозь пятки, половицы и перекрытие на первый этаж. Или даже в подвал. Вот она моя погибель – игла кощеева… И в мыслях не держал, что в кабинете может оказаться компьютер. Следователь-то Оглоблин по старинке печатал протокол на пишущей машинке…

Я попятился и опустился на стул в углу возле двери.

– Не туда! – одёрнул меня Серебро. – Садитесь к столу.

Пришлось с замиранием сердца сесть напротив следователя. Но здесь, неожиданно, робость и затравленность, словно передавшиеся заразной болезнью от «вольного художника» Шурика при входе в кабинет, вдруг исчезли. Правильно сознание отреагировало: чему быть, тому ни миновать, а если помирать, так с музыкой.

– Паспорт! – потребовал следователь, и я подал ему документ. Но теперь уже безбоязненно заглянул ему в глаза. Холодные у него были глаза за стеклами очков, и взгляд тяжёлый. Жёсткий, надо понимать, человек, Николай Иванович, прямолинейный. По мнению таких людей, добропорядочные граждане в этом кабинете не оказываются. Однозначно.

Николай Иванович раскрыл паспорт, положил его перед собой, пододвинул поближе клавиатуру компьютера.

– Фамилия?

Я назвал.

Следователь сверился с паспортом, отстучал на клавиатуре.

– Имя?..

– Отчество?..

– Год рождения?..

– Национальность?..

И вдруг по его ворчливому, недовольному тону, я понял, что не верит он в перспективность моих показаний и вызвал меня исключительно для проформы. Положено ему опрашивать свидетелей, и никуда от этой процедуры не деться. Оттого хмур и зол. Совсем в другом свете предстал передо мной следователь Николай Иванович Серебро. Стали понятны и его жёсткий, приказной тон утром по телефону, и сухость, с которой он встретил меня в кабинете. Рутина всегда раздражает. Похоже, несколько по-иному пойдёт у нас разговор, чем со следователем Оглоблиным месяц назад. Впрочем, и Оглоблина понять можно – в отличие от Николая Ивановича он дотошным образом проверял навет госпожи Популенковой.

– Предупреждаю, что за дачу ложных показаний вы будете отвечать по всей строгости закона, – усталым голосом пробурчал следователь, закончив вносить в компьютер мои анкетные данные.

– Ясно, – кивнул я.

По лицу Серебро скользнула мимолётная усмешка. Мол, это рецидивисту всё ясно насчёт «всей строгости», а мне-то откуда?

– Тогда начнём, – вздохнул он и уткнулся взглядом в клавиатуру. – Что вы делали вчера в кафе «У Йоси»?

Дисплей компьютера был повернут к нему, но я тоже «видел» набираемый текст и невольно улыбнулся. Не знаю, как согласно орфографии русского языка пишется имя владельца погребка, но на вывеске стояла буква «Ё». Кому – мелочь, а мне было приятно заметить ошибку.

Я открыл рот, но ответить не успел. Раздался робкий стук в дверь, и я внутренне подобрался. К сожалению, дар предсказания не проявлялся по собственному желанию, и знать, кто стоит за дверью, я не мог. Вполне возможно, что следователь Оглоблин… С другой стороны, непохоже – стук робкий, да и вряд ли Оглоблин стучится к своему коллеге. Распахивает дверь и входит.

– Я занят! – поморщился Серебро.

Тем не менее, дверь тихонько приотворилась, и в щель просунулась голова «вольного художника» Шурика. У меня отлегло от сердца.

– Всего на секунду… – жалостливо попросился он.

– Я занят!!! – повысил голос следователь, оторвав взгляд от клавиатуры.

Лицо Шурика обижено сморщилось.

– Николай Иванович… – затараторил он вопреки грозному предупреждению следователя. – Я его узнал… – Шурик указал на меня глазами. – Он там был… Может подтвердить, что я ушёл раньше, чем началась стрельба…

Следователь Серебро словно вырос на стуле – хотя куда при его безупречной осанке можно было ещё распрямиться? – и вперился в «вольного художника» неподвижным мрачным взглядом.

– Гражданин Куцейко, – ледяным, не предвещавшим ничего хорошего тоном сказал он, – я вам уже выдал повестку, поэтому разговор мы продолжим завтра в десять утра. А если вы сейчас же не закроете дверь, то ночевать будете в КПЗ!

Бедный Шурик с такой скоростью захлопнул дверь, что чуть не прищемил голову.

– Повторяю вопрос, – повернулся ко мне Николай Иванович, – что вы делали вчера в кафе «У Ёси»?

«Началось», – подумал я, но вовсе не о вопросе следователя. Пока он препирался с Шуриком, кто-то изменил написание имени владельца погребка на дисплее. Не приведи господи, если этим занялась Рыжая Харя. Однако особых волнений по этому поводу я не испытал. Индифферентно принял. Будь, что будет.

– Отдыхал, – спокойно сказал я. – Сидел за стойкой и пил коньяк.

– И с которого по который час вы там находились?

– Не знаю, – честно признался я и пожал плечами. – Не смотрел на часы. Но ушёл из погребка ещё до начала криминальной разборки.

Следователь посмотрел на меня поверх очков и хитровато прищурился.

– А откуда вам известно, что случилось в кафе после вашего ухода?

Мои брови взметнулись, но я тут же взял себя в руки. Знаем мы эти штучки! И кино смотрим, и детективы почитываем. Правда, такие вопросы из самого низкопробного чтива.

– Об этом только что сказал гражданин Куцейко, – медленно, с расстановкой, объяснил я. – А ещё ранее, утром, вы мне по телефону сообщили.

Как говорится, каков вопрос, таков ответ.

Ответ отнюдь не смутил следователя, наоборот, он удовлетворённо хмыкнул. А я «увидел», что ни свой вопрос, ни мой ответ он в компьютер не занёс. Нет, не ловил меня на слове следователь – это был тест на мою психологическую уравновешенность. Опять я ошибся в его интеллектуальном уровне. Действуют стереотипы: если мент – значит, дубина. Причём, в большинстве случаев, стоеросовая.

– Значит, не смотрели на часы… – задумчиво протянул Николай Иванович. – Отдыхали… Как это там у классика: «Счастливые часов не наблюдают»?

Я благоразумно промолчал.

– Вы были знакомы с гражданином Аркадием Моисеевичем Ураловичем?