Слишком много привидений - Страница 4

– Кри-ими-инальная разборка в погребке бы-ыла… – по-бабьи заголосила Люся. – Вади-ика в голову рани-или-и…

– Спокойно, только спокойно, – пробормотал я, включил настольную лампу и посмотрел на часы. Начало второго ночи. – Да уж, угораздило его… Он в сознании?

– Не-ет… Полчаса назад в себя пришёл, ва-ас позвал и снова в беспамятство впал…

– Чем я могу помочь? – наконец нашёлся правильный вопрос.

– Придите к нему… – заскулила Люся.

– В два часа ночи меня в больнице на порог не пустят!

– Тогда завтра с утра… Владик вас так звал…

– Хорошо, – буркнул я. – В какой он больнице?

– В центральной травматологии…

– Приеду, – пообещал я и положил трубку.

Минуту сидел на диване, очумело вперившись в стену, затем вздохнул. И только сейчас обратил внимание, что не могу после телефонного разговора закрыть рот. Гортань настолько пересохла, что попытка сглотнуть несуществующую слюну вызвала острую боль. Удивительно, как ещё разговаривал…

Поднявшись с дивана, прошёл на кухню, залпом выпил кружку тёплой, из-под крана, воды. Боль в гортани исчезла, но меня чуть снова не вывернуло наизнанку. Всё-таки тёплая вода при синдроме абстиненции противопоказана. Переборов тошноту, достал из холодильника кубики льда, бросил в кружку, залил водопроводной водой, размешал и выпил.

Ледяная вода оказала отрезвляющее действие. На лице выступил обильный пот, в голове прояснилось. Я опустился на табурет и перевёл дух.

«Итак, что мы имеем на сегодня, на два часа ночи? – попытался мысленно проанализировать ситуацию. – А имеем мы телефонный звонок практически незнакомой девушки, которая умоляет приехать в больницу к тяжело раненому бармену из погребка «У Ёси». Спрашивается, кем мне этот бармен приходится? В общем-то, никем. Шапочным знакомым, за стойкой которого я не раз сиживал, пил коньяк, иногда в долг, болтал о том, о сём… И не более. А значит, я ничем ему не обязан. Так стоит ли ехать в больницу?»

Рассуждал я вроде бы здраво, трезво, но в то же время прекрасно понимал, что пытаюсь обмануть себя. В озарении, предсказавшем кровавые события в погребке, Владик должен был отделаться лёгким ранением в руку, а вот я – лежать трупом на полу. Так что «должок» у меня перед Владиком был, и деньгами его не измерить…

Я выпил ещё воды со льдом и, так и не решив, ехать утром в больницу, или нет, отправился досыпать. Такие дела на похмельную голову не решаются, а утро, как известно, вечера мудренее.

Утро, к сожалению, выдалось гораздо мудрёней, чем я мог предположить. Словно кто картавый нагадал. Небо заволокло тучами, но желанной прохлады пасмурная погода не принесла. По-прежнему было душно, клёны во дворе стояли поникшие, изнурённые зноем, а воздух был настолько вязким, что ни единый листок на деревьях не шевелился. Всё предвещало грозу, но в том, что она разразится, были большие сомнения. Июльская погода в Алычёвске непредсказуема. Повисят-повисят над городом грозовые облака день-два да и растают бесследно, не проронив ни дождинки.

Голова раскалывалась, но опохмеляться не стал – не ту дозу вчера принял, чтобы насиловать организм, выбивая клин клином. Сварил макароны, заправил их кетчупом, сделал крепкий кофе и сел завтракать.

И тут зазвонил телефон.

«Опять Люся…» – досадливо подумал, откладывая вилку в сторону. Идти или не идти в больницу к Владику я ещё не решил.

Телефон звонил требовательно, не переставая, будто меня вызывали по междугородной линии.

Тяжело вздохнув, я встал из-за стола и, пройдя в комнату, взял трубку.

– Слушаю.

– Роман Анатольевич Челышев? – раздражённо поинтересовался мужской голос. В голосе звенели повелительные металлические нотки – чувствовалось, что говоривший не привык, чтобы на его звонки долго не отвечали.

– Да.

– Следователь оперативного отдела по борьбе с организованной преступностью Николай Иванович Серебро, – пророкотало из трубки. – Сегодня в двенадцать тридцать жду вас в УБОП для дачи показаний.

Я икнул. Головную боль как рукой сняло. Сознание заработало чётко и ясно.

– Это по какому же поводу? – осторожно поинтересовался, прекрасно понимая, почему меня вызывают в УБОП. Но, в самом-то деле, не соглашаться же сразу? Следователи неплохие психологи – мгновенно возникнет подозрение, почему свидетель так быстро согласился, не зная сути дела.

– Вы были вчера в погребке «У Ёси»? – в голосе следователя усилилось раздражение.

– Д-да… – стараясь придать голосу растерянные нотки, протянул я.

Растерянность получилась лучше, чем тревога во время ночного разговора с официанткой Люсей, но на мои актёрские данные следователю было наплевать.

– Тогда не задавайте глупых вопросов! – чуть ли не рявкнул он. – Я вас вызываю в качестве свидетеля по поводу разбойного нападения.

– Но я… – попытался промямлить, однако следователь не дал закончить.

– Не вздумайте уклониться от явки! – отрезал он. – Иначе вас доставят на допрос под конвоем и тогда вы будете фигурировать не как свидетель, а как подозреваемый. Всё!

Следователь швырнул трубку на рычаг, и я медленно опустился на стул возле тумбочки. Вот тебе и утро вечера мудренее… Чересчур муд’енее, как сказал бы картавый.

В трубке пиликали гудки. Тяжело вздохнув, я аккуратно водрузил её на телефонный аппарат. Как ни тревожно было на душе, однако особо нервничать не стоило. Понятно, почему следователь орал и запугивал – какой дурак в наше время согласится быть свидетелем криминальной разборки? Все здравомыслящие граждане как чёрт от ладана открещиваются от свидетельских показаний – ничего мы не видели, ничего не слышали. И если бы имелся хоть намёк на моё участие в перестрелке в погребке «У Ёси», то меня бы давно по рукам-ногам повязали омоновцы и доставили куда требуется. Так что не стоило брать приказной тон следователя близко к сердцу и особо переживать. Обойдётся…

Но всё же Николай Иванович Серебро вопреки своей блистательной фамилии и без того не радужное настроение изгадил окончательно. Отнюдь неспроста правоохранительные органы обзывают в народе ментами погаными. На своей шкуре в этом убедился, когда настырный следователь того же УБОП Оглоблин Иван Андреевич неделю изводил меня на допросах по факту смерти господина Популенкова. Допекла его вдова своими обвинениями в мой адрес, а то и взятку дала, вот следователь и расстарался. Сидеть бы мне в КПЗ за свой длинный язык, перейдя из подозреваемых в обвиняемые, если бы на поминках девятого дня госпожу Популенкову бригада «скорой помощи» не свезла в психбольницу. Тронулась дамочка на почве моего предсказания… Только тогда Оглоблин оставил меня в покое. Как ни старался превратить стопроцентное дорожно-транспортное происшествие в хорошо обдуманное заказное убийство, ему это не удалось. Чрезвычайно трудно подвести под обвинительное заключение случайного свидетеля, основываясь лишь на том, что за мгновение до столкновения «мерседеса» с самосвалом он выкрикнул: «Остановите машину! Он погибнет!» Тем более, что Популенков погиб даже не от столкновения машин, а от свалившейся с самосвала на крышу «мерседеса» бетонной плиты. Настолько «тонко» спланировать покушение никому не под силу.

Не чувствуя вкуса, съел завтрак, запивая мелкими глотками остывшего кофе. На душе было гнусно, и большое белое пятно на старинной, из прабабушкиного сервиза, чашке усиливало ощущение беспросветности моего положения. Ещё совсем недавно на месте этого пятна красовалась нарисованная полуобнажённая пастушка…

Когда я в первый раз «подзарядился» от собственного компьютера, то в сердцах выключил его и пошёл на кухню. Покурить, кофе попить, ни с того, ни с сего возникшее перевозбуждение, как мне тогда показалось, снять. Закурил, кофе заварил, но когда стал наливать его в любимую чашку, тут всё и началось. Отслоилась пастушка от чашки, задрожала трепетно, как живая, то ли стремясь наготу срамную прикрыть, то ли наоборот, ещё больше обнажиться захотелось… Но ничего у неё, бедняжки, не получилось. Рассыпалась в прах. Так что теперь у меня на чашке лишь белый контур от рисунка остался, однако, что удивительно, глазурь не пострадала.