Слишком много привидений - Страница 10

– Вот не повезло мужику… – потупившись, забубнил Шурик. – Надо же…

Врал он безбожно. Определённо знал, что случилось с барменом, да своя рубашка для «вольного художника» была ближе к телу.

– Слушай, так как насчёт моей просьбы, а? – вернулся он к своему, наболевшему. Словно я ему только что пустяковую байку рассказал. Типа сводки погоды на вчера. – Помоги…

– Помощи просишь… – едко процедил я. – Следователь тебя запугал, притесняет, «мокрое» дело на шею повесить хочет… А как ты считаешь, Владику помощь не нужна?

– А что я могу? Денег у меня нет… – запричитал Шурик. – Как помочь? Сам, видишь, в каком положении оказался… Так помоги, а?

Я снова окинул взглядом согбенную фигуру Шурика. Злость к нему сменилась на брезгливость. Прав всё-таки кое в чём Ломброзо, и ничего тут не попишешь.

– Тебе скоро совсем другая помощь понадобится, – сказал я, отворачиваясь. – По более серьёзному поводу.

– Какому поводу?.. – оторопел он. – Почему?

Я не ответил, оглядываясь по сторонам. Вокруг не было ни души. Хорошо, что здание УБОП находится в небольшом сквере, и по вполне понятным причинам люди предпочитают обходить его стороной. К тому же и милицейского поста у двери нет. Тем лучше, меньше свидетелей. Случись это на многолюдной улице, я бы ничего поделать не смог. К сожалению, ничего от меня не зависело, и здесь случай был на моей стороне.

– Почему? – повторился Шурик.

– На себя посмотри.

Он мельком глянул на свой весьма непрезентабельный джинсовый костюм, стоптанные кроссовки и вновь уставился на меня недоумённым взглядом.

– Так в чём дело?

В голосе вместе с недоумением прорезались нотки страха. Правильно он боялся.

– Не ширинку проверяй, – поморщился я, – на руки посмотри!

Шурик поднял руки и посмотрел на ладони. Да так и застыл, загипнотизированный немигающим змеиным взглядом. Татуировка змеи оживала, объёмно вырастая из рук «вольного художника», и, похоже, её вовсе не ждала судьба кокетливой пастушки с прабабушкиной чашки. Почему-то я был уверен, что жить эта змея будет долго.

Хвост змеи свесился с левой ладони, а с правой, медленно покачиваясь и не отрывая гипнотизирующего взгляда от лица Шурика, поднималась её голова. Вела себя змея как кобра, хотя по виду напоминала питона. Кто знает, кого изобразил татуировщик на теле Шурика. Но гад ползучий получился весьма внушительный, и Шурик Куцейко окаменел, как кролик, под его взглядом.

– Ты с ним поделикатней, всё-таки твой хозяин, – сказал я змее, хотя не был уверен, что она меня послушается. Не больно-то меня жаловала Рыжая Харя – творила, что хотела. Правда, надо отдать ей должное, ничего мне во вред не делала, скорее, наоборот. Зато о методах, которыми «пользу» приносила, лучше не вспоминать. Сплошное содрогание.

Змея медленно повернула ко мне голову, одарила холодным взглядом, на мгновенье выплюнула раздвоенный трепещущий язычок, и вновь столь же степенно повернула морду к Шурику. Лишённый на несколько секунд гипнотизирующего взгляда Шурик, было, осел, однако тут же вновь окаменел. Вселенский ужас отражался на его лице.

Я не стал гадать, что «сказала» мне своим языком змея: то ли «да», то ли «не лезь не в своё дело», – а развернулся и зашагал прочь по пустынной аллее. Не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел меня рядом со столь живописной «скульптурой» в пяти метрах от крыльца городского УБОП. Учитывая два привода по уголовным делам в качестве свидетеля, это будет перебор. Явный.

Но только теперь я по-настоящему пожалел Шурика Куцейко. Бедный парень, он-то причём? За что из него сотворили живую статую Лаокоона? В отличие от своего мифического прототипа ничего он не предсказывал, значит, и наказывать не за что.

Даром предсказания обладал я. Но я спокойненько шагал по аллее.

И всё же я не смог оставить Шурика Куцейко без присмотра. Ничем ему помочь не мог, но и бросить на произвол судьбы совесть не позволила. Если с ним что-нибудь случится, я обязан это знать, чтобы тягостные свидания, как сегодня с Владиком в больнице, не потянулись в моей жизни чередой. Пора, в конце концов, нести ответственность за свои способности, если не в процессуальном смысле, то хотя бы в моральном. Перефразируя Экзюпери, я стал «ответственен за тех, кого заворожил»…

Купив в киоске на выходе из скверика «Городской курьер», я вернулся на аллею, сел на единственную, наверное, вечно пустующую скамейку и сквозь листву кустарника стал наблюдать за «вольным художником». За время моего отсутствия ничего не произошло – Шурик по-прежнему стоял зачарованной статуей неподалёку от крыльца УБОП, а змея, покачивая головой перед его лицом, будто бы что-то ему втолковывала. Что ни говори, а место для задушевной беседы они «выбрали» – обхохочешься… Стоит появиться какому-нибудь милиционеру, как Шурика тут же упекут в КПЗ за нарушение общественного порядка.

Я как в воду глядел, хотя дар предвидения здесь ни при чём. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать дальнейшие события. И пяти минут не прошло, как на крыльцо вышел милиционер в форме, с кобурой на боку. То ли на обеденный перерыв, то ли ещё по какой причине вышел, но явно не потому, что увидел Шурика из окна. Все окна в управлении зашторены.

На крыльце милиционер чуть задержался. Уставным жестом поправил фуражку, и лишь затем, сощурившись от яркого солнца, огляделся. Надо отдать должное, что, увидев смертельную муку на лице человека, оплетённого огромным питоном, милиционер не растерялся и повёл себя весьма профессионально. В два прыжка, выхватив на ходу пистолет, очутился возле Шурика, однако выстрелить в голову змее ему не хватило каких-то мгновений. Попался на её гипнотический взгляд и застыл, как на стоп-кадре, с пистолетом у змеиной морды.

Минуты три продолжалось противостояние. Что там «втемяшила» милиционеру ожившая татуировка, неведомо, но, наконец, он «оттаял», спрятал пистолет в кобуру и вернулся в здание УБОП деревянной походкой лунатика. Расхотелось ему идти обедать, или куда там он направлялся.

А затем «разморозился» и Шурик. Змея на его руках стала съёживаться, опадать, пока вновь не превратилась в татуировку, а Шурик распрямил плечи, недоумённо, будто после сна, огляделся, и спокойно, как ни в чём не бывало, зашагал прочь. И был это уже не знакомый мне «вольный художник», комплексующий, заискивающий, а новый Шурик Куцейко, которого я не только не знал, но и не предполагал его существование в столь одиозном теле. Уверенный в себе человек с прямым взглядом и твёрдой поступью. И ничья помощь ему не требовалась.

Прикрывшись газетой, я проследил, как он спокойно прошёл мимо скамейки, не обратив на меня ни малейшего внимания. Меня поразило его лицо: нет, оно ничуть не изменилось, было всё таким же некрасивым, но с него странным образом исчезла «печать» уголовного преступника, грубые черты смягчились, взгляд из угрюмо недоверчивого стал простым и приветливым. Надо же, выходит, не только неприятности я могу приносить своим даром…

И тогда татуировка змеи на его теле вновь на мгновение ожила, высунула из ладони Шурика приплюснутую голову, посмотрела на меня и… подмигнула. Будто змеи умеют мигать. Уж лучше бы язык показала – всё естественней.

Не помню, сколько времени отрешённо смотрел вслед Шурику, но когда очнулся, его на аллее уже не было. Я огляделся. В скверике царили тишина и покой, лишь изредка нарушаемые мягким шорохом шин проезжающих по Листопадной улице автомобилей. Плотная облачность, собравшаяся на небосклоне поутру, рассосалась без следа, так и не оправдав надежды горожан на дождь, и теперь с неба лился полуденный зной, практически не сдерживаемый листвой деревьев. В Латинской Америке это жаркое время суток называется сиестой – временем безделья. Мне же бездельничать некогда – до восьми вечера необходимо найти деньги на операцию Владика. И хотя внутренний голос по-прежнему утверждал, что деньги будут, я ему не очень-то верил. Знаем мы эти клятвенные уверения внутреннего голоса! До последней секунды назначенного срока божится, землю ест, слюной брызжет, что всё будет хорошо, но как стукнет урочный час, тут он и заявит, что извини, мол, мужик, ни хрена у нас с тобой не получилось.