Слезы в раю - Страница 8
Сейчас Кэндис готова была бы отдать все, только бы оказаться у себя дома в Окленде.
– Это частные владения, – нарушил он напряженную тишину. Голос его звучал холодно и бесстрастно, словно они никогда не встречались. – Что вы здесь делаете?
– Как видите, меня взяли под стражу, – ответила она, позволив себе немного негодования в голосе. – Поверьте, мистер Джеррард, я бы никогда не могла подумать, что здесь на меня могут напасть собаки.
– Но вы же знали, что это частные владения, – возразил он. – Обычно еще в гостинице туристов предупреждают, что здесь нельзя высаживаться, – заметив ее растерянность, произнес он уже более миролюбиво.
– Нет, меня не предупреждали, – сказала она и, почувствовав странное облегчение, покачала головой.
– Но вы же знали, что этот берег принадлежит мне.
Что-то в его тоне заставило ее покраснеть и поднять на него горящие от негодования глаза. Неужели он считает, что она преследует его! Закипавшее в ней раздражение позволило ей солгать, и она произнесла тоном, не допускавшим ни доли сомнения:
– Нет, я не знала.
Нервы ее были напряжены до предела. Она опустила глаза.
– Понятно, – услышала она его глухой, отстраненный голос. Как глупо с ее стороны было думать, что она сумеет провести его, пронеслось у нее в голове, и она облизала пересохшие губы.
Молчание становилось невыносимым. Его немигающий взгляд жег ей кожу. Одна из собак тихонько засопела, но обе они, как и их хозяин, не сводили глаз с Кэндис. По ее телу пробежала неожиданная дрожь.
– Тогда давайте поднимемся в дом.
Его голос звучал по-прежнему бесстрастно. Почему же тогда ей показалось, что эта фраза прозвучала не как приглашение, а как приказ, а за непроницаемой красивой маской его лица она чувствовала, как лихорадочно работает его мозг?
– Благодарю вас. Если можно, я бы выпила немного воды. А потом я тут же почту ваши владения, – произнесла она скороговоркой, прежде чем инстинкт самосохранения приказал ей бежать отсюда сломя голову, прямо по воде.
Он промолчал, но она по-прежнему чувствовала, как горят его глаза, глядя на нее из-под тяжелых полуопущенных век.
– Можно мне встать или они загрызут меня, как только я осмелюсь пошевелиться? – спросила она и слабо улыбнулась.
– Конечно, можно, – и белозубая улыбка осветила его смуглое лицо. – Джо, ко мне! Бет, ко мне!
Кэндис почти физически ощутила, как волна огромного облегчения заполняет ее.
– Джо? Бет? – фыркнула она. – Да разве это имена? Для таких собак можно было бы придумать что-нибудь поинтереснее. Например, Тор или Брунхильда.
– Хватит с них и этого, – мягко ответил он и, подойдя поближе, протянул ей руку. – Держитесь.
Рука была теплой и сильной. Легким, незаметным движением он помог ей подняться.
– Спасибо. Но я, кажется, отсидела ногу, – сказала она, слегка поморщившись.
Она захромала и схватилась за него. Почувствовав, как он сразу же весь напрягся, она отдернула руки и вся залилась краской. О Господи! Неужели он не понимает, что она не имеет никаких видов ни на него, ни на его деньги, ни на его положение!
Ростом он был гораздо выше ее, и в этой ситуации это тоже пугало ее. Откинув голову назад, она мысленно смерила его взглядом: в нем было больше шести футов, косая сажень в плечах. Свободная грация движений скрадывала его внушительные размеры, поэтому она очень удивилась, когда обнаружила, что достает ему лишь до середины груди. Странное ощущение обожгло ее и горячей медленной волной разлилось по позвоночнику.
Она открыла рот, чтобы начать разговор – о чем угодно, лишь бы нарушить напряженное молчание. Вдруг откуда-то донеслось сладкое и протяжное птичье пение. Звуки замирали в неподвижном жарком воздухе и вновь взлетали ровной раскатистой трелью. Очарованная этим прекрасным пением, Кэндис не смела пошевелиться, пока эти изумительные звуки не замерли где-то далеко в горах, как перезвон колокольчиков. Это было так красиво и неожиданно, что к глазам ее подступили непрошеные слезы.
– Что это? – только и могла она вымолвить, когда пленительные серебристые звуки вновь прорвали сумрак тропического леса, словно какой-то смутный, ускользающий зов в неизвестный, недостижимый рай.
Со стороны они напоминали живую картину: собаки замерли, словно статуи, позади своего хозяина, а сам он стоял так близко, что Кэндис могла отчетливо видеть, как холодно поблескивают его глаза, изучая мелкие, аккуратные черты ее лица, излучавшего немой восторг.
– Что это? – снова прошептала она, когда последняя нота растаяла вдали.
– Это птица тикау, – его английский акцент прозвучал неожиданным диссонансом в дрожащем, пульсирующем воздухе. – Она редко встречается, особенно на побережье, обитает обычно в горах и поет только ранним утром или в лунные ночи. И почти никогда – днем. Каждый местный житель знает, что в ней живет дух девственницы, которая прославилась своим чудесным поэтическим и певческим даром. Мужчины гибли, добиваясь ее руки, но ее отец решил, что она должна выйти замуж за сына главного вождя Фалаиси. К несчастью, она влюбилась в другого, сына вождя с острова Тонга, которого привела сюда слава о ее красоте и талантах. Они сбежали, надеясь найти убежище в горах, в храме богини любви. Люди из ее племени напали на их след и, прежде чем влюбленные успели скрыться, убили обоих. Умирая, оба они запели. И песня эта была прекраснее, чем все, что она сочинила раньше. Они пообещали, что каждый, кто услышит эту песню, через год найдет свою настоящую любовь. С того дня на этом острове появилась птица тикау. Местные жители верят в эту легенду, потому что тикау – очень редкая птица и находит свою пару однажды и навсегда. Эти птицы никогда не поют в одиночку, а всегда только вдвоем.
Слегка ироничный тон его голоса не смог испортить для нее ни безыскусной прелести этой легенды, ни изумительных звуков птичьего дуэта. Она прикусила дрожавшую нижнюю губу и вдруг почувствовала полное изнеможение.
– У вас такой вид, словно вы слишком долго были на солнце, – резко сказал он, заметив ее состояние. – Это ведь вам не Новая Зеландия. Здесь гораздо жарче. Или об этом вас тоже не предупредили?
– Нет, почему же. На пляже на каждом шагу только и твердят об этом и еще продают всевозможные кремы от солнца.
– И все-таки при всем при этом многие ухитряются обгореть. Вам лучше сейчас подняться в дом. Вы можете идти?
– Да, конечно! Я просто немного устала. И хотя я ничуть не обгорела, но, наверное, действительно слишком много времени провела на солнце. Свирепые собаки, охранники, ну в общем…
Его предложение взволновало и смертельно напугало ее. Решительно улыбнувшись, она повернулась в сторону поросшего джунглями берега, постепенно принимающего очертания скалы.
– Мне сразу станет лучше, как только я выпью чего-нибудь и немного побуду в тени.
Одна из собак стояла совсем близко от нее. Успокоенная ее теплым прикосновением, Кэндис незаметно положила руку ей на спину.
– Джо! – позвал он тихим, но не допускавшим ослушания голосом. Собака дождалась, когда Кэндис последовала за ним вверх по склону, и только потом побежала следом.
Ведущая вверх тропа была хоть и крутой, но удобной для подъема. Кэндис сравнительно легко одолела весь путь, но, когда они вышли на газон перед домом, почувствовала себя совсем обессиленной. У нее буквально подкашивались ноги. Он был прав. С этим климатом шутки плохи. Даже усилием воли она не могла унять легкую дрожь усталости и напряжения.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, заглядывая в ее бледное, несмотря на загар, лицо.
– Все в порядке. Я даже сама не знаю, почему дрожу.
– По всей вероятности, это выброс адреналина. – Он улыбнулся одними губами, быстро и резко. Их жесткие контуры свидетельствовали о сильном характере и железной воле. – Кто не рискует, тот не выигрывает, – закончил он свою мысль.
Она закусила губу. Конечно, он прав. Сначала она чувствовала прилив сил, потом они стали убывать, но она не могла позволить себе сдаваться.