Слёзы Лимба (СИ) - Страница 213
Машина резко остановилась, но водитель не нажимал на тормоз. Руль сам по себе взял чуть левее и направил транспортное средство куда-то вбок, вниз по склону, на дне которого виднелось блестевшее из-за дальнего света внедорожника озеро. Водитель изо всех сил пытался привести машину в чувства, но та превратилась в разумное существо, которое шло само по себе и никого не слушалось. Тем временем странности продолжились. На этот раз они исходили от Джорджа. Парень резко открыл глаза и стал кричать, и эти эмоции сопровождались судорогами, которые заставили тело мужчины завибрировать с такой силой, что показалось, будто его посадили на электрический стул.
— Она, — произнес Эрван и прижал Джорджа к спинке сиденья, сжав его плечи настолько сильно, что послышался их хруст. — Дай мне еще лекарства! — крикнул он второму вооруженному парню, который не был занят управлением взбесившегося внедорожника. — Живо!
Тот молниеносно выполнил просьбу и протянул Эрвану наполненный зеленоватой жидкостью шприц, но когда Джефф попытался снова вонзить иглу в плечо молодого человека, Джордж сжал его руку и чуть было не вывернул наизнанку. Но Эрван сумел оказать должное сопротивление и, быстро отдав шприц другой руке, все-таки вонзил иглу в тело Майлза, но влить «лекарство» так и не удалось, так как сопротивление стало еще более усердным. Джордж со всей силы ударил Эрвана в лицо, прожигая его глазами яростного волка, после чего выдернул шприц из плеча и вонзил его в шею водителя, успев это совершить до ответного удара от Джеффа, который сразу же прижал его к сидению и лишил возможности двигаться.
— Она сопротивляется, — прорычал Эрван и обеспокоенно посмотрел на водителя, который явно стал засыпать из-за действия лекарства, но по-прежнему героически дрался с внедорожником, который по-прежнему нес их в сторону озера.
Эрван уже готовился оказаться в объятиях воды, но этого не произошло. Послышался скрежет, а затем что-то, что напоминало взрыв. И тело молодого человека полетело куда-то вдаль, пересекая огромное расстояние с такой быстротой, будто он превратился в крошечный мяч для гольфа. Остальные же прямо в воздухе разлетелись на мелкие кусочки, взорвались, как яйцо при ударе о мостовую, и внутренности людей частично забрызгали по-прежнему парящего Эрвана, который боялся думать о том, что скоро его тело столкнется с чем-то, что может оказаться деревом. Его тело светилось, действовала защита, именно она не дала ему повторить участь остальных, кто сидел внутри машины. Уже издалека молодой человек увидел порхающее, как бабочка, одеяло Лизы, за секунду пропитавшееся кровью и плотью взорвавшейся женщины.
Еще несколько секунд, и Эрван почувствовал, как он с громким хлопком врезался в ствол дерева, и одна из веток вышла из его живота наружу, пронзив тело молодого человека насквозь. Темноволосый мужчина вскрикнул, судорожно схватившись за торчавшую из его тела покрасневшую ветку, и стал осознавать, что свечение вокруг него померкло, полностью лишив защиты. Он висел не так уж и высоко, но ветка не позволяла ему упасть на землю. Эрван находился в подвешенном состоянии, как елочная игрушка, и наблюдал за тем, как бурные ручьи крови сползали вниз по стволу и образовывали внизу алые пятна. Молодой человек громко вобрал в себя воздух, затем выдохнул, пытаясь хоть как-то прийти в себя после такого удара.
Он напряг спину и потянул ее вперед, заставив ветку слегка сдвинуться назад. Повторив эти действия пару раз, Эрван отклеился от дерева и с криком полетел в сторону мокрой из-за его крови земли, после чего болезненно приземлился прямо на живот, но новой боли не ощутил, так как тело уже настолько онемело из-за неприятных ощущений, что перестало что-либо воспринимать вокруг себя.
***
Татьяна взяла автомобиль Себастьяна, и уже после вставления ключа зажигания в крошеное отверстие рядом с рулем пожалела об этом, так как машина завелась лишь с пятого раза, а после и вовсе казалась самым непослушным транспортным средством на планете. Машина Петра ездила так идеально, что управление ею вызывало сказочную эйфорию. А данный представитель инженерной мысли будто возненавидел рыжеволосую девушку с первых же минут и желал подчиняться только законному хозяину. Поэтому пришлось насильно привыкать к неудобному управлению и во время дороги думать не о расследовании, а лишь о собственной безопасности. Ей даже казалось, что еще немного, и она протаранит целую толпу автомобилей и не сможет повернуть руль в сторону, чтобы не сбить еще большее количество «железных коней». Оставалось только гадать, как Себастьян столько времени справлялся с этой машиной и ни разу не высказывался о ней с помощью нецензурных слов, которые сейчас выливались из уст Татьяны рекой.
Погода демонстрировала самые настоящие аномалии. Еще около часа назад все улицы были покрыты коркой льда, а теперь все вновь приобрело вид «снежной жижи», которая своим видом вызывала лишь тошноту, ибо напоминала рвотные массы. Татьяна не удивится, если к вечеру вся эта уличная гадость вновь замерзнет и превратит город во что-то невзрачное и опасное для передвижения.
Квартира Себастьяна находилась не так далеко, что довольно-таки обнадеживало, ведь Татьяна уже минут через десять наконец-то выйдет из этого железного творения на колесах и отдохнет от борьбы с ним. Через несколько метров ей следовало повернуть налево и пересечь торговый переулок, пропахший хлебобулочными изделиями и дешевой похлебкой, но автомобиль явно не собирался слушаться. Поэтому Татьяна не выдержала и, проехав еще немного и найдя подходящее место, остановила автомобиль и благополучно покинула его, ступив на «уличную блевотину», в которых ее сапоги моментально утонули.
— Как же я ненавижу этот день! — проворчала женщина и с громким стуком захлопнула дверь машины, после чего закрыла ее на ключ. — Пусть Себастьян сам увозит свою машину отсюда. С меня хватит.
Женщина ступила на тротуар и, укутавшись в пальто еще сильнее из-за поднявшегося сырого ветра, пошла вверх по торговой улице, за которой должен был появиться дом, где и жил ее напарник. Запахи свежеиспеченных пирожков и хлеба сводили с ума, и Татьяна мыслила о том, чтобы купить что-то из этого великолепия, но в данный момент времени стоит воздержаться, хотя бы потому, что денег в кармане было совсем немного, лишь парочка монет. Пекари то и дело призывали ее заглянуть в свою лавку, но Татьяна тщательно обходила их стороной и скромно улыбалась, боясь задеть их чувства своей незаинтересованностью. Впереди возник мальчик, раздающий газеты. Он был таким худеньким, что ветер едва не сбивал его с ног. На нем имелась лишь тоненькая рубашка и штаны на подтяжках. Татьяна боялась представить, насколько сильно он продрог за это время. Проявив к нему чувство жалости, женщина вернулась назад и купила на завалявшиеся в ее карманах монеты булочку с яблоком и после отдала ее мальчику, который изобразил на лице такое счастье, что его хватит, чтобы заразить весь мир положительными эмоциями.
— Спасибо! — восторженно вскрикнул он и, зажав стопку оставшихся газет под подмышкой, прижался к стене здания и принялся кушать подарок Татьяны, с благодарностью поглядывая на рыжеволосую женщину.
— У вас доброе сердце, юная леди, — послышался чей-то старческий голос поблизости. — Я чувствую в нем свет, он слишком ярким, чтобы его не заметить.
Татьяна с удивлением обернулась и увидела перед собой крошечную старушку, которая явно была слепой и ориентировалась только по деревянной трости. Бабушка подошла к Татьяне и улыбнулась. Хоть пожилая женщина и не смотрела в ее лицо, Хапперт сразу же осознала, что улыбка адресована именно ей.
— Я не вижу. Но прекрасно слышу. Особенно эмоции людей. Не нужно быть гением, чтобы понять, о чем мыслят горожане, — старушка вздохнула и потыкала тростью «уличную блевотину». — Что творится? Что-то плохое. Что-то плохое грядет. Я слышу это, — она широко распахнула свои неподвижные глаза, изобразив в них что-то, что походило на эмоции страха. — Не садитесь в машину. Скоро они станут непослушными. Остановят свой бег. Держитесь подальше от дороги. Ваши ноги не умеют бегать так же быстро, как они, — после этих странных слов незнакомка вновь побрела по дороге, тыкая тростью буквально все, что попадалось ей на пути, и не сказала больше ни слова.