Слезы, летящие к небу - Страница 9

Народная мудрость утверждает, что человек за свою жизнь обязательно должен построить дом, родить сына и посадить дерево. Но если мы рассмотрим эту традиционную жизненную программу-минимум в свете христианского вероучения, то сразу же станет ясно, что состоит она из двух неравнозначных частей. Ведь даже самый навороченный особняк на Рублевском шоссе, окруженный целой рощей собственноручно посаженных деревьев, несопоставим с рождением ребенка. Да что там особняк! Можно застроить небоскребами всю Сибирь, превратить Сахару в непроходимые джунгли, а на Северном полюсе разбить яблоневые сады. Но даже тогда весь этот архитектурно-ботанический сюрреализм окажется по большому счету – малозначительной безделицей рядом с подвигом самой обыкновенной мамочки, в муках рожающей своего малыша. Потому что и возведенные дома, и посаженные деревья и все остальные дела рук человеческих целиком принадлежат этому миру, существуют лишь в категориях пространства-времени и рано или поздно исчезнут без следа, как будто их никогда и не было.

Библия прямо говорит, что концом истории человечества будет глобальная катастрофа, когда …небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят. (2Пет 3:10)

И только новорожденный ребенок становится в этом обреченном на гибель мире семенем, прорастающим в Вечность, за грань грядущей катастрофы. Потому что именно для вечности через папину и мамину природу творит его Сам Господь. По слову Климента Александрийского, родители становятся служителями этого творения. И наверное, важнейший смысл деторождения как раз и заключается в этом высоком призвании: стать со-творцами, со-трудниками Бога, создающего новых людей. Это участие в деле Божием – дар, полученный нами для достижения высокой моральной цели: …Для чего все мы не происходим от земли, как Адам? Для того, чтобы рождение, воспитание и происхождение друг от друга привязывали нас друг к другу (свт. Иоанн Златоуст).

Через рождение детей, Господь дает нам возможность вырваться из железного кольца собственного эгоизма и научиться, наконец, жить не ради себя, а ради другого человека.

А этот – другой, лежит себе в коляске, и с любопытством разглядывает нас блестящими глазенками. Он пока еще совсем маленький и беззащитный, он еще ничего не может сам, а мир вокруг такой огромный и непонятный…

Сейчас он полностью доверяет нам. А через какой-нибудь десяток лет с небольшим став подростком, возможно, задаст все тот же вопрос: зачем вы меня родили? И мы, так же как и бесчисленные поколения родителей до нас, не будем знать – что на это ответить…

Но не нужно смущаться своим незнанием. Эти юношеские слова – не хамство и не бравада, это очень честный и правильный вопрос, но вот ответ на него может дать один лишь Господь, призвавший человека от небытия к бытию. И Он обязательно ответит, важно только не угасить в своем сердце это искреннее желание – узнать волю Божию о себе. Потому что Бог, уважая нашу свободу не навязывает Себя людям, открываясь лишь тем, кто стремится с Ним встретится. И когда происходит эта встреча, все неразрешимые вопросы просто исчезают, растворившись в океане Божьей любви, ставшей для человека главным и окончательным ответом.

Зачем он появился на свет? Что его ожидает в будущем, и какими путями Господь поведет его по жизни? Все это сокрыто в глубине Божьего замысла о нем, и мы можем лишь благоговейно умолкнуть перед великой тайной творения – рождением нового человека.

Человек, открывающий для себя Православие, неизбежно сталкивается со странным противоречием: христианство, основанное на проповеди любви и свободы, в то же время является самой догматизированной религией на свете. Ни одна из мировых религий не создала такого сложного и подробного учения о Боге. Горы книг, учебников, богословских трудов, соборных постановлений… Все это богатство христианской мысли часто вызывает у верующего человека двойственное чувство. С одной стороны, возникает смутное ощущение превосходства своей религии над всеми прочими, которое можно выразить наивными словами лесковского Левши: «Наши книги против ваших – толще, значит и наша вера – полнее!». С другой стороны, гордое сознание своего превосходства вдребезги разбивается о первую же серьезную попытку вникнуть в содержание этих толстых и умных книг. С печальным удивлением неподготовленный читатель догматических трудов осознает вдруг, что не в состоянии понять и десятой доли того, что в них написано. Ход мысли автора, суть рассматриваемых вопросов, терминология – ну все непонятно! Или – почти все. А ведь речь идет о самом важном – о том, в какого Бога мы веруем, как веровать в Него правильно, и что считать отклонением от этой правильной веры. Так неужели для того, чтобы быть настоящим христианином, нужно обязательно изучить полный курс догматического богословия и освоить все эти диалектические премудрости и тонкости?

Но мы знаем, что Христос проповедовал свою Благую весть не книжникам, а самым обычным людям. Да и в апостолы Он избрал отнюдь не философов и богословов, а простых галилейских рыбаков. Подавляющее большинство Церкви во все времена составлял малообразованный народ – крестьяне и ремесленники. И если вот уже два тысячелетия Царство Небесное наследуют неискушенные в богословии люди, возникает закономерный вопрос: а тогда что же это такое – догматика, откуда она взялась, для чего нужна и почему она такая сложная?

Не нужно удивляться тому, что в догматах трудно увидеть Бога, что в них нет ни капли поэзии и написаны они сухим языком логики, что при знакомстве с ними не загораются наши сердца любовью к Господу. Вопреки распространенному мнению, догматы вовсе не являются результатом творческих изысков христианского богословия. Православное богословие вообще не является творчеством в расхожем понимании этого слова, и вот почему.

На заре человеческой истории грехопадение отсекло людей от их Создателя, но воспоминание об утраченной полноте Богообщения все же теплилась у представителей всех народов Земли. Эта общая память человечества о Боге и стала основой богословского творчества в разных культурах. Люди всегда знали, что Бог есть, но более не знали о Нем ничего и лишь строили различные предположения. Можно было представить, например, что боги во множестве живут на Олимпе и шалят там, каждый на свой манер. Или философически порассуждать о том, что бог – трансцендентный абсолют. Можно было увидеть бога в крокодиле, бегемоте или в человеке с собачьей головой. Богами становились гром и молния, обожествлялись луна, созвездия, солнце… Отпадшее от Бога человечество придумывало себе богов, словно детдомовец, потерявшийся в раннем детстве, придумывает себе родителей. Он тоже абсолютно уверен, что отец у него есть, но только не знает – кто он. И тогда, в меру своих представлений об идеале, он начинает рассказывать приятелям, что его папа – знаменитый артист, крупный бизнесмен, боец «Альфы», или крутой бандит. До определенного момента он имеет полное право на такое творчество, потому что папа действительно может оказаться кем угодно. Но уж если отец отыскал потерявшегося сына, приехал его забрать, и при этом выяснилось, что он всего-навсего обыкновенный тракторист или скромный служащий в статистическом бюро, тогда – все! Тогда – стоп! Тут все фантазии кончаются. Ребенку уже не важно – «крутой» его папа, или – «ботаник». Важно, что он наконец пришел и что он тебя любит, остальное больше не имеет значения.