Слёзы Иссинир - Страница 42

Разбушевавшийся подобно яростной буре гул, внезапно оборвался воем, похожим на волчий. Кровь в сосудах словно вскипела, в груди резко дернуло, и я полетела в бездонную бездну.

Идрис очнулся с туманом в голове возле распахнутого настежь окна, слегка дезориентированный в пространстве. Разноцветные витражные стекла переливались в свете народившейся луны. Белый шрам новорожденного месяца рассекал гладкое лицо предрассветного неба.

Идрис поднялся и удивленно огляделся. Состояния дезориентации посещало его нечасто. Удивлялся же граф Рангвальд еще реже, чем испытывал подобные ощущения.

Он находился в самой верхней комнате Лунной Башни, куда любил приходить подумать в тишине, наблюдая за плывущей по небосводу луной. Она казалась далеким призрачным кораблем, бороздящим темные воды. Эта привычка была напоминанием о далеком детстве, когда месяц представлялся ему лодкой богини Мунарин из сказок. В этой башне тоже имелся гобелен с изображением тонкой лодки в виде полумесяца со вздернутым загнутым носом, с которого свисал круглый фонарик. На корме стояла прекрасная женщина в белых одеждах, расшитых серебряными нитями и украшенных переливающимися, словно звезды, камнями.

Идрис помнил, что поднялся сюда с целью подумать о том, что происходило в его замке в последнее время. Селения Де-Маир доставляла слишком много неприятностей с самого своего появления. Будь его воля, она бы никогда не переступила границ его владений. Но обычная с виду смертная девчонка была отмечена Оком Иш’тары, чего Идрис не мог проигнорировать, однако он совершенно не понимал, на что направлена высшая воля – смерть или жизнь.

Наблюдая за девчонкой со стороны, он пытался разглядеть в ней то, ради чего она была отмечена, но не понимал этого даже после того, как она начала странно себя вести. Пару раз он столкнулся с ней в коридоре посреди ночи. Стеклянными глазами Селения как будто смотрела сквозь него, напоминая ожившую куклу, а затем выдавала странные фразы, смысл которых Идрису был непонятен. Теперь она начала увечить себя, чтобы нарисовать кровавые знамения на стекле. Если бы не знак богини, граф решил бы, что Селения обычная сумасшедшая. И лучше бы так оно и оказалось, думал теперь Идрис. Услышав от девчонки про шепот со стороны озера, он сильно пожалел, что она не психически больная, в тот же миг. Если подозрения Идриса насчет нее подтвердятся, будет лучше принести ее в жертву миру, чтобы он снова не захлебнулся в крови. Возможно, именно об это жертве и говорили мертвые.

Одного взгляда на ночное небо, дальний краешек которого слегка размылся первыми проблесками рассвета, хватило, чтобы понять, сколько граф Рангвальд пролежал без сознания на полу башни. Попытавшись вспомнить, что предшествовало потере сознания, Идрис наткнулся лишь на туман. Словно он просто заснул и проснулся. Оглядевшись, как будто комната могла дать ответы на его вопросы, Идрис уперся взглядом в гобелен с плывущей на лодке богиней. Рядом с ней висел гобелен с изображением последней хозяйки этой башни – жрицы Мунарин. Серебристо-серые глаза молодой женщины, словно живые следили за графом замка Ардскол. Длинные платиновые волосы, вышитые серебряными нитями, создавали иллюзию движения от скользящего по ним лунного света. Она взирала на Идриса в ожидании его действий, как будто говоря своим взглядом «Ну что ты решил?».

Граф продолжал смотреть на изображение жрицы, словно бы пытался в ее сверкающих глазах найти ответы. Но женщина взирала на него молча и величественно, словно мудрец на своего ученика, ожидающий, когда тот сам найдет верное решение заданной ему загадки.

Знак призыва на его руке потеплел, перетягивая все внимание на себя. В мыслях возник образ Малой Гостиной.

Еще раз взглянув на гобелен Мунарин, Идрис поспешил покинуть Лунную Башню, направившись в северное крыло замка.

Вид у собравшихся был мрачный, даже всегда веселый Идвал выглядел растерянным и озадаченным. Тамаш сидел в кресле и задумчиво смотрел в окно. Его как будто вообще ничего не волновало. Милифтина стояла чуть в стороне и на первый взгляд выглядела спокойной, но стоило обратить внимание на скрещенные на груди руки, чересчур прямую спину и отведенную в сторону голову, и становилось понятно, насколько сильно она напряжена.

Едва Идрис вошел, и атмосфера в Малой Гостиной из просто гнетущей превратилась в напряженную. Даже воздух натянулся упругой прозрачной пеленой.

– У вас такой вид, как будто ведьма к нам в гости собралась, – оглядев семью, констатировал граф Рангвальд. От его слов всех передернуло, как ветки деревьев от резкого порыва ветра.

– Не поминай лик зла, а то и правда заявится, – пробурчала Анабэль и серьезно посмотрела на брата. – Тамаш, Милифтина, расскажите ему.

Милифтина оставалась неподвижной статуей. Даже когда виконтесса позвала ее по имени, она не шевельнулась. И лишь спустя несколько затянувшихся мгновений, она резко повернулась и посмотрела Идрису в лицо спокойным взглядом человека, давно смирившегося с вынесенным ему смертным приговором.

– Мы нашли твою невесту в парке. Она лежала в пруду возле источника, – отчеканила Милифтина, продолжая прямо смотреть на графа. Какая-то напряженная до предела тонкая нить надежды внутри Идриса резко оборвалась, но внешне он остался бесстрастен, как и всегда.

– Как она там оказалась? – спросил граф.

– Я не знаю, – честно ответила Милифтина. – Я увела ее в Стеклянную Башню, обработала ее руки и перевязала. Начала давать ей снотворное, а эта идиотка кинула в меня кружку с горячей настойкой, и начала убегать. Когда я ее догнала, то…

– То? – поторопил ее Идрис, вскинув одну бровь.

– То немного перегнула, – призналась Милифтина, но раскаяние так и не прозвучало в ее голосе. – Она вывела меня из себя. Прости.

– Милифтина не виновата. Эта девчонка кого угодно выведет из себя, – вступилась Анабэль. – Я тебе говорила, что это плохая идея. Миф не служанка. И несмотря на ее выдержку….

– Она должна была присматривать за Селенией, – закончил за сестру Идрис, оборвав ее речь. – И тем не менее, ладно. Сейчас не об этом. Что было дальше?

– Дальше вся галерея задрожала от какого-то гула. И я просто потеряла сознание. А когда проснулась, девчонки уже не было, поэтому я послала сигнал Тамашу. Он один всегда знает, кто где находится, – закончила Милифтина.

– Да, и это самое странное. Я отключился прямо в саду, когда проверял защитные контуры. Очнулся от того, что знак призыва раскалился от пылкого желания Миф меня лицезреть, – подтвердил Тамаш и, поймав, уничтожающий взгляд последней, ответил ей ехидной улыбкой. По лицу самой Милифтины было видно, как сильно она хотела ему сказать о желании видеть его в самой глубокой и темной могиле вместе с Идвалом, но ссориться с Тамашем перед Идрисом, не собиралась, зная, что и так напортачила.

– Дальше, – потребовал Идрис, пройдясь вдоль дивана, на котором восседал Тамаш. Он наблюдал как медленно разгорается красно-золотой пожар рассвета, разбрызгивая снопы искр, прожигающих темное полотно теней, как тлеет край ночного неба, плавясь словно краска в языках пламени, и оставляя после себя обнаженную светло-голубую синеву.

– А дальше я обнаружил твою невестушку у источника, обнаженной и мокрой. Следом прибежала наша любительница ролевых игр в одежде служанки и скрутила девчонку, которая пыталась брыкаться, совершенно нас не узнавала и не помнила, где она находится. Узнав, что она твоя невеста, нежная натура упала в обморок, и мы отнесли ее в замок.

Милифтина заскрипела зубами и сжала руки в кулаки, но не сдвинулась с места, даже в сторону ехидного юноши не повернулась, сочтя это ниже своего достоинства.

– Я перенесла все, нарисованное на окне и подоконнике на бумагу, как ты и просил. Убедилась, что комнату привели в порядок, и собиралась уже наведаться в библиотеку, и… больше ничего не помню. Очнулась в той же комнате на полу уже перед рассветом.