Слепота - Страница 9

В этот миг ожил укрепленный над дверью громкоговоритель, и строгий, привычный к командам голос отчетливо, раздельно и громко произнес: Внимание, повторив это слово трижды, а затем: Правительство страны, выражая глубокое сожаление по поводу того, что во исполнение своего долга и в соответствии со своими полномочиями вынуждено принять ряд безотлагательных и жестких мер по защите всеми имеющимися в его распоряжении средствами населения страны, оказавшейся перед лицом кризиса, вызванного внезапной вспышкой эпидемии слепоты, временно именуемой белой болезнью, рассчитывает, что все граждане проявят сознательность и присущие им, гражданам, гражданские чувства, всемерно препятствуя распространению эпидемии в том, разумеется, случае, если мы имеем дело с нею, а не с необъяснимым в данное время совпадением ряда единичных случаев. Решение о помещении в карантин лиц, пораженных этим недугом, равно как и лиц, имевших с ними какие бы то ни было контакты, а потому подлежащих обсервации, является глубоко и всесторонне продуманным. Правительство полностью сознает свой долг перед народом и надеется, что те, кому адресовано это обращение, как законопослушные граждане, также осознают лежащую на них ответственность и поймут, что изоляция, которой их подвергли, ознаменует их неразрывную связь и нерушимое единство со всем национальным сообществом. Прослушайте правила поведения в карантине: первое, свет должен гореть постоянно, всякая попытка погасить его бессмысленна, выключатели заблокированы, второе, запрещается под страхом немедленной смерти покидать помещение без специального разрешения, третье, по телефону, имеющемуся в каждой палате, разрешается передавать только просьбы о пополнении запаса гигиенических и моющих средств, четвертое, изолированные обязаны ежедневно производить ручную стирку своей одежды, пятое, не предписывается, однако настоятельно рекомендуется избрать в каждой палате старосту, шестое, трижды в день к дверям левого и правого крыльев будут доставляться коробки с продовольствием, предназначенным соответственно для обеих групп, седьмое, все отходы, под которыми следует понимать не только остатки пищи, но также тару и посуду, как то: тарелки и ложки, изготовленные для этой цели из горючих и легковоспламеняющихся материалов, подлежат сожжению, восьмое, сожжение производится на заднем дворе, девятое, изолированные несут ответственность за возможные негативные последствия неосторожного обращения с огнем, десятое, возгорание, случайное или произведенное умышленно, ликвидируется силами и средствами самих изолированных, без вызова пожарной охраны, одиннадцатое, изолированные не вправе рассчитывать на медицинскую помощь в случае заболевания кого-либо из них, равно как и на вмешательство извне для наведения порядка в случае возникновения конфликтов или актов агрессии, двенадцатое, в случае смерти кого-либо из числа изолированных, каковы бы ни были ее причины, тело силами самих изолированных должно быть без соблюдения каких бы то ни было формальностей захоронено у ограды, тринадцатое, все контакты между двумя группами пациентов, размещенными в двух крыльях здания, могут производиться только в центральном вестибюле, через который вами был осуществлен вход в клинику, четырнадцатое, ослепшие незамедлительно переходят во флигель, где содержатся слепые, пятнадцатое, эти инструкции будут передаваться ежедневно, в одни и те же часы, для сведения вновь прибывших. Правительство и Народ надеются, что каждый исполнит свой долг. Спокойной ночи.

В последовавшей за этим тишине прозвенел голос мальчика: Я хочу к маме, но слова эти произнесены были без всякого выражения, словно бы не живым человеком, а каким-то механическим устройством, которое записало фразу и теперь вдруг не ко времени ее воспроизвело. Доктор сказал: Инструкции, которые нам прочли, ясно дают понять, что нас попросту замуровали заживо, и, похоже, выйдем мы отсюда не раньше, чем наука придумает, как лечить эту болезнь. Голос знакомый, сказала девушка в темных очках. Я – доктор, окулист. Теперь узнала: я вчера была у вас на приеме. Напомните, на что жаловались. У меня был конъюнктивит, был и есть, только теперь, когда я ослепла, это уже не страшно. А ребенок с вами. Нет, это не мой, у меня нет детей. А это уж не тот ли косенький мальчик, которого я смотрел вчера. Тот самый, ответил мальчик с ноткой обиды, ему не понравилось упоминание о его физическом недостатке, да и кому бы понравилось, ибо есть у них, у недостатков, этих и всех прочих, такое свойство – чуть только упомяни о них, как из едва заметных делаются они более чем очевидными. Есть здесь еще кто-нибудь, кого я знаю, спросил доктор, может быть, среди нас тот, кто приходил вчера вместе с женой, он ослеп внезапно, за рулем. Да, я здесь, ответил первый слепец. Ну и кто-то же еще, назовитесь, пожалуйста, нам ведь жить вместе бог знает сколько времени, и потому просто необходимо знать друг друга. Ну, я, процедил сквозь зубы угонщик, полагая, что этого будет достаточно, чтобы обозначить его присутствие, однако доктор настаивал: Судя по голосу, вы человек довольно молодой, стало быть, это не вы обращались по поводу катаракты. Не я. Как вы потеряли зрение. Шел по улице. И. И все, шел и потерял. Доктор открыл было рот, чтобы осведомиться, тонет ли у того все в белизне или во тьме, но прикусил язык, вовремя рассудив, что, каков бы ни был ответ и, значит, цвет слепоты, это ничего не изменит. Он протянул неуверенную руку к жене и на полдороге встретил ее руку. Она придвинулась, чтобы поцеловать его в щеку, никто, кроме нее, не видел это отуманенное печалью чело, горькую складку губ, неживые, будто стеклянные глаза, внушавшие страх, потому что казались зрячими, но ничего не видели. Придет и мой черед, подумала она, быть может, это произойдет вот сейчас, в этот самый миг, не дав мне додумать, или в любую другую минуту, ведь у каждого из этих людей случалось такое, или проснусь слепой, или ослепну, когда закрою глаза, чтобы заснуть, и тогда подумаю, что сплю, только и всего.

Она обвела взглядом четверых слепцов, рассевшихся по койкам, в ногах державших скудные пожитки, которые им разрешили взять с собой: у косоглазого мальчика был школьный ранец, у остальных – маленькие чемоданчики, с какими на уик-энды ездят. Девушка в темных очках тихонько разговаривала с мальчиком, в другом ряду, совсем рядом, разделенные пустой кроватью, сидели, повернувшись друг к другу, но не зная этого, первый слепец и вор. Доктор сказал: Все мы слышали приказы, что бы там ни было, теперь знаем одно – никто нам не поможет, так что нужно самим как-то наладить жизнь, не откладывая, потому что очень скоро и эта палата, и все прочие будут битком набиты. Откуда вы знаете, что тут есть другие палаты, спросила девушка в темных очках. Мы прошлись тут немного, прежде чем зайти в эту, наша – первая от входа, сказала жена доктора, стиснув ему руку, чтобы не сболтнул лишнего. Сказала девушка: Вам и быть старшим, доктор как-никак. Скорей – никак, что толку, что доктор, – ни глаз, ни лекарств. Тем не менее. Жена доктора улыбнулась: Принимай должность, если, конечно, остальные не возражают. Не думаю, что это удачная мысль. Почему. Пока нас здесь только шестеро, но завтра наверняка станет больше, каждый день сюда будут привозить новых и новых, и следует с уверенностью предположить, что едва ли они признают не ими выбранную власть, которой, помимо всего прочего, нечего им дать за признание и соблюдение правил, если, конечно, они вообще склонны признавать над собой какую-либо власть и какие-либо правила. Тогда здесь будет трудно жить. Это счастье, если всего лишь трудно. Девушка в темных очках сказала: Я хотела как лучше, но, вообще-то, доктор прав – каждый начнет тащить одеяло на себя.

В этот миг, то ли взбешенный этими словами, то ли не в силах больше сдерживать клокотавшую в нем ярость, вскочил на ноги один из мужчин. Вот кто во всем виноват, будь у меня глаза, прикончил бы на месте, завопил он, тыча пальцем туда, где, по его представлениям, должен был находиться виновник всех несчастий. Направление было угадано почти верно, но драматический жест возымел неожиданно комический эффект, поскольку обвиняюще уставленный перст указывал на ни в чем не повинную прикроватную тумбочку. Успокойтесь, заметил доктор, при эпидемии виноватых нет, все жертвы. За доброту свою расплачиваюсь, за сострадание, если б я не вызвался довезти этого болвана до дому, сохранил бы зрение. Кто вы, спросил доктор, но обвинитель не отвечал, почувствовав всю несообразность того, что наговорил. Тут послышался голос другого: Довезти-то довез, это правда, а потом воспользовался моим беспомощным состоянием и украл у меня машину. Врешь, ничего я не крал. Украл, украл. Если кто-то увел твой драндулет, нечего валить на меня, вознаградили меня за милосердие, нечего сказать, и потом, где у тебя свидетели, а, предъяви. О чем вы спорите, сказала жена доктора, машина там, вы оба здесь, лучше бы вам помириться, нам ведь жить вместе. Не буду я с ним жить, сказал первый слепец, что хотите со мной делайте, я перейду в другую палату, не останусь рядом с негодяем, которому хватило совести обобрать слепого, еще жалуется, что из-за меня ослеп, так ему и надо, есть, значит, справедливость на свете. Он подхватил свой чемодан и, волоча ноги, чтобы не споткнуться, водя свободной рукой перед собой, вышел в проход между двумя рядами коек. Где тут выход, спросил он, но ответа, если кто и собирался его дать, не дождался, потому что угонщик выполнил по мере силы-возможности угрозу рассчитаться с виновником всех своих бед и кинулся на него. Началась свалка: понять, кто сверху, кто снизу, было нельзя, противники, сцепившись, катались по полу, ушибались о ножки кроватей, а испуганный мальчик снова заплакал и стал звать маму. Жена доктора, зная, что в одиночку не справится, схватила мужа за руку, подтащила его туда, где, сопя и отдуваясь, колотили друг друга остервенившиеся слепцы. Помогла мужу ухватиться за одного, сама вцепилась в другого, с огромным усилием растащили. Очень глупо вы себя ведете, заметил доктор, если непременно желаете устроить здесь ад кромешный, продолжайте в том же духе, вы идете верной дорогой, но только помните, что мы предоставлены самим себе, помощи ни от кого не дождемся, сами слышали. Он украл у меня машину, проскулил первый слепец, которому досталось сильней, чем второму. Да забудьте вы про нее, воскликнула жена доктора, какая теперь разница, вы ведь и тогда уже не могли ею пользоваться. Ну да, но ведь это моя собственность, а теперь она неизвестно где. По всей видимости, сказал доктор, она осталась на том самом месте, где он ослеп. Соображаете, доктор, одобрительно воскликнул вор, варит котелок. Первый сделал было попытку – или вид, что хочет – высвободиться и начать второй раунд, но сник, словно уразумев наконец, что гнев, пусть даже самый праведный, не вернет ему машину, а машина, в свою очередь, – зрения. Зря считаешь, что все сойдет тебе с рук, крикнул ему его обидчик, да, это я тебя тачки лишил, а ты меня – глаз, так что еще неизвестно, кто из нас вор. Уймитесь, а, попросил доктор, все мы здесь слепцы, винить в этом некого и жаловаться некому, а хотите перейти в другую палату, жена вас проводит, она ориентируется лучше, чем я. Нет, я передумал, лучше здесь останусь. Деточка одна спать боится, вдруг бука придет, сказал вор. Ну, хватит, прикрикнул на него доктор, потеряв терпение. Слышь, доктор, чего это ты так раскомандовался, а, мы тут все равны. Я не командую, а просто говорю, чтоб оставили его в покое. Ладно-ладно, только полегче на поворотах, договорились, не люблю, когда против шерсти, со мной по-хорошему надо, таких врагов, как я, лучше себе не заводить. Размахивая руками, двигаясь напористо и задиристо, вор нашел свою койку, задвинул под нее чемодан и таким тоном объявил: Я ложусь спать, словно требовал: Отвернитесь, дайте раздеться. Девушка в темных очках сказала мальчику: И ты ложись, вот сюда, сюда, если что понадобится – позовешь, я буду рядышком. Мне надо по-маленькому, сказал мальчик. При этих словах и все вдруг почувствовали настоятельное желание облегчиться и разом подумали об одном и том же: И как же это все будет, хоть, может быть, и сформулировали эту мысль по-разному, а первый слепец пошарил под кроватью в поисках горшка, желая в то же время, чтобы его там не оказалось, потому что стеснялся справлять нужду на людях, они, конечно, не могут его видеть, но журчание мочи не скроешь, не спрячешь, хотя мужчины способны применить некий фокус, недоступный женщинам, которым в этом смысле повезло меньше. Вор, сидевший на кровати, сказал: Ох, мать твою, куда ж сходить отлить. Нельзя ли не выражаться, одернула его девушка в темных очках, тут ребенок. Верно говоришь, золотце мое, однако учти, что, если сейчас же не найдешь сортир, этот твой ребенок напрудит прямо в штанишки. Сказала жена доктора: Я, наверно, смогу найти туалет, когда шла по коридору, чувствовала запах. Я с вами, сказала девушка в темных очках, беря мальчика за руку. Лучше бы всем вместе пойти, заметил доктор, так, по крайней мере, будем знать дорогу. Отлично тебя понимаю, эти слова вор вслух произнести не решился, однако подумал именно так, тебе вовсе не хочется, чтоб баба твоя водила меня писать каждый раз, как приспичит. Эта мысль, вернее, второй, подспудный ее смысл, оказала на него хоть и не сильное, но возбуждающее действие, чему он удивился, как будто вместе со зрением непременно должен был лишиться и сексуального желания. Ладно, подумал он, не все еще потеряно, живы будем – не помрем, устроимся как-нибудь, и, отвлекшись от разговора, погрузился или, наоборот, воспарил в мечты. Помечтать ему, впрочем, не дали, потому что доктор уже говорил: Двигаемся гуськом, моя жена идет впереди, каждый берет переднего за плечо, тогда не потеряемся. Сказал первый слепец: С этим, явно имея в виду похитителя своего автомобиля, я не пойду.