Слейд (ЛП) - Страница 23

Я достаю сигарету и прикуриваю, проходя по комнате и наблюдая за ее сном. Она выглядит умиротворенной. Часть меня хочет заползти к ней в кровать и обнять, но разумная, другая часть напоминает, насколько фигова эта идея. И вместо этого, я достаю любимую фотографию Хелены, ставлю стул ближе к окну и сажусь.

Смотрю на фотографию, пока она не размывается. Я не смотрел на нее почти год. Больно. Больно настолько, что я не могу дышать... но есть что-то, что облегчает эту боль. Кто-то, кто заставляет меня хотеть облегчить эту боль. Эта мысль пугает меня.

Я просидел так около часа, в темноте, с рукой в волосах, когда услышал ее бормотание и звук движений. Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что ее глаза открыты и она смотрит на меня.

− Поговори со мной, черт возьми. - Говорит она.

Я чувствую боль в груди от мысли о разговоре об этом. Я сдерживал эмоции слишком долго. Может, пришло время их выплеснуть. В любом случае, она уедет через пару дней. Может, это поможет разобрать какое-то дерьмо в моей голове.

Здесь начинается чертова пустота...

Я подпрыгиваю, бросаю фотографию на кровать, стараясь сдержать слезы.

- Ее имя было Хелена Валентайн. Она была моей невестой и носила моего ребенка.

О. Мой. Бог.

Я чувствую боль в животе, и часть меня хочет вырвать её. Было. Он сказал было. Я слушаю, несколько раз фокусируя зрение, затем беру фотографию, которая лежит у моих ног и провожу по ней большим пальцем. Она влажная, а цвета выцветшие. Не то, что я видела в прошлый раз.

- Я честно не хочу говорить об этом, но оно пожирает каждую частичку меня и не дает собрать все дерьмо воедино. Я делаю все, что в моих силах, чтобы занять мозг. Это очень, чертовски изматывает. Не думаю, что смогу жить с этим дальше.

Я смотрю на Слейда и задыхаюсь, видя боль в его глазах. Они мокрые, и видно, что он держится изо всех сил, чтобы не заплакать. Я не могу даже говорить. Не хочу. Боюсь услышать больше, через что он прошел.

В тишине он мерит шагами комнату. Молчание заставляет меня нервничать так, что живот болит. Выпивка совсем не помогает… я чувствую себя совершенно трезвой - бодрой и настороже.

- Я любил ее всем сердцем. - Наконец начинает он. - Я бы никогда не оставил ее или своего ребенка. Никогда! Даже не думай так. Это вызывает потоки ярости в моем теле. Сейчас я, возможно, и кретин, но не всегда был таковым. - Он смотрит в потолок и закрывает лицо руками, парень явно разочарован собой. - Мы встречались со старшей школы, а знал я ее с десяти лет. Она была моим лучшим другом, и я никогда не мог набраться смелости сказать, что чувствую. Годы я держал это в себе, боясь, что она отвергнет меня, и это разрушит нашу дружбу. - Он останавливается, достает сигарету и подкуривает прежде, чем продолжить. - Она значила для меня ВСЁ. Я не мог потерять ее. Не мог позволить этому случиться. В первый год в старшей школе я наблюдал, как она встречается с разными придурками, разбивающими ей сердце. Она всегда приходила ко мне в поисках утешения, а я всегда был рядом, чтобы подставить плечо. Я дал ей слово, что всегда буду рядом и держал его. Однажды, когда какой-то кретин начал распускать руки, я выбил всю дрянь из него и сказал ей, что не могу больше видеть, как ей причиняют боль.

Он делает долгую затяжку и смотрит в окно, словно пытаясь представить себе все это в голове. Его голос начинает ломаться, и это разрывает его изнутри. Я ненавижу это.

- Я сказал, что люблю ее; что был влюблен в нее. Она была чертовски шокирована, когда услышала это. Я до сих пор помню этот взгляд, когда она наклонилась и поцеловала меня сильнее, чем когда-либо меня целовали. Словно она была отчаянна; отчаянна так же, как и я. Выяснилось, что она была влюблена в меня все это время и боялась того же, что и я. С того дня она была моей. Я заботился о ней. - Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. - И я никогда не причинял ей боль. Она была моей жизнью. Я бы отдал за нее свою жизнь.

Он кладет лицо на руки и смотрит в пол. Не могу быть уверена, но я вижу капающие слезы. Сделав затяжку, он сжимает челюсть.

- Если бы я мог поменяться с ней местами, черт возьми. Блядь! - Он сгибается, ставит локти на колени и зарывает лицо в руки. - Это должен был быть я. Мы оба были в этой гребаной машине. Не она одна. Оба, черт возьми!

Он трясет головой вперед-назад, ударяется о комод позади него, из его глаз льются слезы, капая на грудь и руки.

- Я не хотел никуда ехать той ночью. Я так сильно старался уговорить ее остаться там, где мы были. Это был канун Нового Года, но я не пил. Но знал, что пили другие. Я говорил ей. Я, блядь, говорил ей, что не хотел отвозить ее домой со всеми чокнутыми на дороге, но она была на восьмом месяце беременности нашей малышкой и жаловалась, что ей неудобно и она хочет домой спать. И все же, я сдался. - Он поднимает голову к потолку. - Мне так жаль, Хелена. Я должен был сказать “нет” и настоять на своем. Ты могла злиться на меня, но ты и Хейли были бы сейчас тут. Я бы заботился о вас двоих, защищал бы вас.

Его тело дрожит, когда он снова смотрит вниз - он сломался. Он плачет так сильно, что я тоже не могу сдержать влагу в уголках моих глаз. Мое сердце болит. Он держал в себе всю эту боль. Это не помогает людям. Не говоря уже о том, что он винит себя. Никто не должен испытывать такую боль.

Я встала и, подойдя к нему, остановилась перед ним, но он не поднял взгляд от пола. Он лишь сделал быструю затяжку и выдохнул.

- Машина убила ее в одно мгновение - сломала ей шею. Проклятие! Меня всего лишь покидало немного. - Он проводит рукой по шраму на щеке. - Я все еще помню, как держал ее, пока не приехала скорая. Казалось, прошла вечность, когда они приехали. Я знал, что она не дышала, но я… я просто продолжал кричать ей, просил держаться; говорил, что с ней и Хейли все будет хорошо, но кровь… она была повсюду. Ее сидение пропиталось ею, но я не мог поверить, что Хейли не родится. Отказывался терять надежду. - Он останавливается и всхлипывает перед тем, как прошептать. - Моя жизнь закончилась той ночью, вместе с ними.

Не задумываясь, я опускаюсь перед ним на колени и кладу свои руки на его, но он отмахивается. Я снова беру его руки и отвожу их от лица. Он смотрит на меня сквозь мокрые ресницы, роняя сигарету и откидывая ее коленом.

- Ты не можешь винить себя за ту ночь, Слейд. Прошу, перестань себя карать. Ты сделал все, что мог, чтобы позаботиться о них.

Его ноздри раздуваются, а мышцы челюсти сжимаются, пока слезы льются ручьем по его лицу, покрытому пятнами. Он до сих пор не сказал ни слова. Слейд словно онемел, умер внутри. Он смотрит на меня, удивленный моим утешением.

- Это нормально - говорить об этом. Нормально - высказаться и разрешить кому-то разделить с тобой это бремя. Позволь помочь тебе. - Он качает головой, закрыв глаза. Слезы все еще катятся из глаз. - Я знаю, что ты скучаешь по ним. Здесь нечего стыдиться. Совсем нечего. Хорошо, черт возьми? Мир должен знать, как сильно ты любишь их. Не позволяй памяти о своей семье умереть, потому что ты слишком боишься говорить об этом, помнить об этом. Ты не должен жить таким образом.

Он прочищает горло и слепо смотрит на стену напротив.

- Каждый день для меня - борьба. Только мысль о потери их выбивает весь воздух из гребаных легких. Так чертовски больно. Я никогда не мог даже подумать, что будет день, когда Хелены не будет рядом. Мы проводили вместе каждый день. Даже будучи детьми. Нелегко продолжать жить, потеряв большую часть себя - словно потерял жизненно важный орган. После того дня, я просто закрылся. Сдался. Каждый день я чувствую, что умираю, снова и снова. Я не могу дышать, Аспен. Не могу.

Мое сердце обливается кровью. Я обхватываю его руками и прижимаю к себе так сильно, как могу. К моему удивлению, он не отталкивает меня. Вместо этого, он прислоняет лицо к моей шее и обнимает меня за голову, позволяя слезам литься дальше. Мы сидим так, пока слезы не останавливаются. Кажется прошла вечность, но я отказываюсь отпускать его. Ему нужен кто-то. Из-за боли, которая поглотила его и то, как он жил, отвернувшись от мира - сбежав от собственных мыслей.