Sleepwalking (СИ) - Страница 8
Она повела их к триста двадцать восьмому кабинету, где как раз шла наверняка тяжёлая операция. Ино даже не представляла, каково сейчас там Саске, если он оперирует её… что он чувствует? Вспыхнули ли в нём те самые эмоции, которые он чувствовал раньше? Загорелся ли тот самый огонь, который всегда загорался при одном только взгляде на очаровательную девушку с розовыми, причудливого цвета волосами? Может быть, Ино не знала… она шла в каком-то подавленном состоянии наверх, и Сай придерживал её за локоть, видя, что Ино сейчас ни до чего нет дела. Сухие губы, обычно нежные и накрашенные бледно-розовой помадой, потрескались, были немного приоткрыты, и девушка то и дело прикусывала нижнюю, стараясь сосредоточиться. Она чувствовала, как мальчик, идущий рядом, крепче сжимает её тонкую ладонь, стараясь едва не бежать к нужному кабинету. Юки сдерживался — это было видно. Он не заплакал навзрыд, чего от него ожидала блондинка, — казалось, ему даже несвойственны были слёзы.
Сай остановился возле белой двери, посмотрев на номер, указанный на ней. Триста двадцать восемь. По внутренней паранойе ему казалось, что число окажется роковым. Он слегка покачал головой, заложив скрещённые пальцы за спину, и отправился медленным шагом мерить длинный, немного узкий коридор. Здесь не было ни единого человека, который мог бы посидеть с ними рядом, на мягкой скамейке рядом с операционной, и утешить, погладив по плечу. Хватило бы просто банального «всё будет хорошо» - именно этого сейчас, оказывается, и не хватало.
То и дело высокий мужчина в коридоре останавливался, посматривая на часы или в окно. Валил снег, а сумерки сгущались. Постепенно наступала тяжёлой своей ногой ночь. Она приходила неожиданно, и её уж точно в этом городе не ждали. Ночь означала мрак и тишину. Ночь — темнота, которой боятся не только дети, но порой и самые смелые взрослые в одиночестве. Ночь никогда не бывает ласкова или добра — она порой только помогает скрывать слёзы и никому о них не рассказывать. Ночь — старуха, закутанная в наполовину дырявый, прожжённый горькими ядовитыми слезами плащ.
Трясущимися маленькими ручками Юки принялся поглощать рис с мясом и овощами, который протянула ему Ино. Ужин был вкусным, но имел какой-то необычно пресный и рыхлый привкус оттого, что в горле постепенно скапливался ком горечи. Вроде бы мальчик смотрел на еду в коробочке голодными глазами, а вроде бы и медленно поглощал её, как будто бы даже нехотя. Он понимал, что мама не одобрила бы то, что он не ужинал, и поэтому едва не силой пихал в рот содержимое коробочки, тщательно пережёвывая, пусть и маленькими глотками. Чувствовалось напряжение, а надоедливая лампа начала противно трещать — свет в ней вот-вот должен был прекратить своё течение.
- Когда маму подлечат, я её обниму, - внезапно проговорил Юки, перестав есть и просмотрев в противоположную стену стеклянными глазами.
От этого Ино хотелось плакать, почти надрываться и крепко прижимать к себе ребёнка. Юки, казалось, даже не обратил внимания на то, как посмотрела на него девушка, и продолжал таращиться в стену. Его мама… как она там, за этой дверью? Что она чувствует? Думает ли она про него? Хочет ли она обнять его точно так же, как Юки хочет прижать её к себе? Наверняка да… в этом не стоило сомневаться. Он снова хотел увидеть её смеющиеся добрые глаза, услышать такой приятный и мягкий голос… его мама — самая ласковая и нежная на свете. Нет ни одной мамы, которая смогла бы чем-то превзойти Сакуру — Юки это знал.
- Мы все её обнимем, дорогой, - улыбнулась Ино, сдержав слёзы, и приобняла за плечи мальчика.
Он опустил голову, прикусив язык, чтобы рыдания не вырвались прямо из горла вместе с тем самым отвратительным комком. А он всё рос, набирал вес, питаясь горечью, болью и одновременно злобой ребёнка на весь окружающий мир. Дети — самые чувствительные создания. Стоит только им немного почувствовать боль, как они начинают громко плакать и воображать, будто бы весь мир настроен против них. Так было и с Юки: он уже не думал о том, что его маме хотят только добра, что Ино и Сай пытаются помочь… весь мир превратился в такую отвратительную чёрную массу с чёрно-белыми пятнышками в виде бездушных людей. Весь мир становился для него большим отвращением. Не было даже слов, чтобы выразить всё то, что он сейчас испытывал.
Вскоре он наконец покушал, протянув Ино пустую коробочку.
- Спасибо, - слегка улыбнувшись, он бросил на неё короткий взгляд, а после соскочил с мягкой скамейки, встав прямо напротив двери, прислонившись к стене и принявшись ждать.
- Юки, может, посидишь? - предложила девушка, вздёрнув бровь.
- Нет, - малыш отрицательно помотал головой, всё так же пристально глядя на дверь.
Он с нетерпением ждал, когда белая дверь наконец откроется. За ней была такая гнетущая тишина, что становилось не по себе. Может быть, его мама сейчас радостно выбежит оттуда и присядет перед ним, обнимет его, прижмёт к себе?.. Юки надеялся на это чудо, слегка улыбнувшись себе под нос и немного смутившись под взглядом Ино. Но нет, дверь всё не открывалась, как бы Юки внутренне не умолял её это сделать. Она предстала перед ним огромным великаном, не желавшим пускать никого внутрь, а уж тем более маленького мальчика. Шли минуты, а Юки думал, что прошло уже несколько часов. Мальчик то и дело посматривал на Сая, не решаясь спросить, сколько времени, и тот то и дело проходил мимо него дальше по коридору медленным шагом, тяжело вздыхая. Чего он маячит? Юки не понимал. Он был весьма активным мальчиком, но сейчас прекрасно понимал: нужно стоять и ждать.
Должно быть, прошло порядочное количество времени. Ноги у него постепенно затекали, а глаза медленно прикрывались — веки становились будто чугунными. Ему хотелось спать, но в то же время он понимал, что не заснёт, пока не увидит свою маму и не убедится, что с ней всё в порядке. То и дело он опирался маленькими вспотевшими пальчиками о стену, чтобы ненароком не упасть, и подавлял в себе желание подойти к Ино и склонить голову к ней на колени. Может быть, если бы он немного подремал, время пошло куда быстрее?..
Губы мальчика приоткрылись, и с них слетело немного сонное дыхание. Тут же Юки резко открыл глаза, чтобы не заснуть, и тихо кашлянул, посмотрев в сторону двери. Триста двадцать восемь. Позолоченные аккуратные циферки поблёскивали в сете периодически мерцающей трещащей лампы. Обстановка постепенно нагнетала, становилось куда хуже, чем было пару минут назад. Лоб мальчика немного покрылся холодным потом, и Юки поспешил его вытереть тыльной стороной запястья. Руки начинали дрожать, и ноги заныли, будто приказывая хозяину идти в сторону желанной для них скамейки, чтобы прилечь. Навалилась такая отвратительная и липкая тяжесть…
Наконец эта злосчастная дверь открылась, и в коридор третьего этажа вылился яркий свет. Юки вытаращил глаза, немного отступив в сторону. Сердце бешено забилось о рёбра, он заметил, как Ино и Сай встрепенулись, встав около скамейки. Девушка покусывала нижнюю губу, тяжело дыша, и Сай старался успокоить её, прижав к себе, обняв за плечи. Нет, слишком напряжённо… почему никто не выходит? Вытаращив глаза, мальчик с надеждой посмотрел в сторону Ино и Сая — сон у него как рукой сняло. Губы мальчишки приоткрылись, когда показалось несколько медсестёр, которые вывезли на каталке тело… явно живое тело.
Её розовые волосы разметались по каталке, свешиваясь неаккуратными сосульками вниз. И Юки запросто узнал эти волосы — ему не составило труда догадаться, что это его мама. Закричав то ли от восторга, то ли от боли одновременно, он ринулся в спешке за медсёстрами, тут же натолкнувшись на безразличие этих молодых девушек: красивыми глазами, но такими, казалось для него, алчными и жестокими, они переглядывались между собой и то и дело бросали на мальчугана короткие взгляды. Кто он для них сейчас? Какая-то маленькая букашка, которая пытается схватить свою маму за руку и почувствовать, что она и вправду тёплая…
- Куда вы везёте мою маму? - в отчаянии крикнул Юки, всхлипнув и вновь бросившись за ними: ноги стали будто ватными и не желали слушаться своего маленького хозяина. Когда такое было? Часами напролёт он готов был бегать, играть и прыгать, а сейчас… сейчас даже не может сделать шага в сторону своей мамы, лежащей безвольно на каталке.