Следы на снегу - Страница 15

— Не насолил он тут кому-нибудь?

Винокуров растерянно развел руки.

— Затрудняюсь даже ответить. Помню, он как-то вывел на чистую воду завмага Сироткина. Тот менял продукты на пушнину, а пушнину сбывал в частные руки.

— Ну и что?

— А ничего. Сироткина привлекли к ответственности и осудили.

— Да… — протянул Шелестов и хотел еще о чем-то спросить Винокурова, но вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку. Он оглянулся и увидел улыбающееся лицо Быканырова.

По заиндевевшим бровям, ресницам, шарфу старика Шелестов сразу определил, что тот давно находится на морозе.

— Где пропадал? — спросил майор.

Подтянувшись к уху майора, старик шепотком доложил:

— Разговор есть. Большой разговор. Новости добыл. Ищи лыжи и пойдем со мной.

Хорошо зная старого охотника, Шелестов не допускал мысли, что тот без особого основания оторвет его от разговора.

— Ищите коменданта, — сказал он Винокурову. — Не может же человек бесследно пропасть. Ерунда какая-то! Соберите коммунистов, комсомольцев и заставьте их обследовать весь поселок. Он мне самому очень нужен. Прямо чудеса в решете происходят на вашем руднике.

— Попробую, попробую… — согласился без возражений Винокуров и засеменил к рудничной конторе.

Шелестов взял под руку Быканырова.

— Слыхал, старина? Белолюбский куда-то как сквозь землю провалился. Что здесь происходит, никак не возьму в толк. А что у тебя за новости?

— Лыжи ищи, лыжи… Надо. Шибко надо. Все узнаешь. Пойдем на пруд.

— Куда?

— На пруд. Покажу что-то.

Вокруг проруби свежий снег был испятнан многочисленными человеческими следами, и в этом Шелестов не нашел ничего необычного. Он уже знал, что с пруда почти беспрерывно в течение дня возят воду и лед.

Но метрах в пятнадцати от проруби Быканыров показал на чистый снег, и Шелестов увидел большие, точно впечатанные… не человеческие следы.

— Медведь! — воскликнул майор и опустился на колени. — Ей-богу, медведь! Подумать, куда его занесла нелегкая! Видно, воды захотел. Да-а, это опасный гость. Медведь, отказавшийся зимой от лежки, зверь беспокойный и неприятный.

Быканыров молчал, стоя рядом и попыхивая трубкой.

Таас Бас энергично обнюхивал след, тянул носом и вел себя беспокойно.

— Ишь, почуял звериный дух, — заметил Шелестов и погладил собаку. — Хороший пес, умный, жаль вот только, что у тебя голоса нет. Все бы медали золотые тебе достались. Как, отец?

Быканыров продолжал молчать.

Шелестов поднялся, сдвинул сползшую на лоб шапку и полез в карман за папиросами, не отрывая в то же время глаз от медвежьего следа.

— И махина же, видать! Смотри, какие лапищи! Вот бы с такого шкуру снять. Неплохо, совсем неплохо. Она у него громадная, ворсистая, пышная, теплая. Такую и Якутпушнина примет.

— Значит, хорошую зверину нашел старик? — выбивая трубку, заговорил Быканыров.

— Куда уж лучше, — ответил майор.

Старик усмехнулся и покачал головой:

— Однако это не медведь.

Шелестов с удивлением уставился на него, потом посмотрел на след.

— А кто же?

— Не медведь.

— Хм… интересно. А кто же, по-твоему? Уж не дух ли чей в медвежьей шкуре? И кто говорит — старый охотник.

— Зачем обижаешь старика? — огорчился Быканыров. — Правду я сказал. Правду. Лапы медведя, но шел не медведь.

— Ну что мне с тобой делать, — немного нервничая, проговорил Шелестов и вдруг рассмеялся. Уж больно серьезным для такой обстановки показалось ему выражение лица Быканырова.

И Шелестов не мог понять в конце концов, шутит ли старик, разыгрывает его или говорит серьезно.

«А я-то что, — подумал он, — снял чуть не два десятка шкур с медведей и вдруг не могу разобраться, чей это след». — Майор вторично опустился на колени и стал тщательно осматривать отчетливые вмятины на снегу.

— Слушай меня. Дело говорю, — подошел к нему Быканыров. — Не медведь шел, а глупый дурак. Совсем глупый. Медведь хоть и зверь, а у него поучиться можно, а это дурак.

— Ничего не понимаю. — Шелестов поднялся.

— Пойдем по следу? — спросил Быканыров. — Я один не хотел.

— Что за вопрос, конечно, пойдем.

— Таас Бас! — позвал Быканыров.

Пес лакал холодную воду из проруби. Он оторвался от воды, поднял голову, насторожил уши и стал облизываться.

— Вперед! — подал команду старик и показал рукой на след.

Друзья пошли вслед за собакой, но не прямо по следу, а сбоку от него.

Шелестов был явно озадачен и молчал. Хотя теперь на глубоком цельном снегу след вырисовывался не так отчетливо, как на пруду, майор не мог согласиться с утверждением Быканырова, что прошел не медведь.

Достигнув ложбинки, заросшей молодыми елками, друзья скользнули по крутой снежной осыпи вниз.

След вел по дну ложбинки. Дорогу преградила большая, отжившая свой век, сваленная ветром и полузанесенная снегом трухлявая сосна.

Таас Бас остановился и присел, готовясь к прыжку.

— Смотри-ка! — сказал Шелестов. — А ну-ка, пальни в нее!

По стволу сосны юрко запрыгала упитанная, пепельного цвета белка с оттопыренными щеками. Она, казалось, не боялась опасности.

— На медведя охотимся, на зайца не смотри, — с укором сказал Быканыров и свистнул.

Белка с сосны прыгнула на елку и скрылась.

Друзья пошли дальше. След вывел их из ложбинки на небольшую поляну, окруженную березами и елями, и оборвался у разоренного ветвяного шалаша.

Тут же чернели еще не засыпанные снегом остатки перегоревшего костра, обгоревшие спички, окурки от папирос.

Поляна была вытоптана человеческими ногами, и от нее в тайгу уходил след свежепроложенной, отлично видимой лыжни.

Таас Бас рвался вперед, по лыжне, но старик сдержал его.

— Где же твой медведь? — спросил он с усмешкой Шелестова.

— Ничего не понимаю, хоть убей, — признался майор.

— То-то. Человек оставил след, а не медведь. Я сразу увидел.

— Но как? Как? — горячо заинтересовался Шелестов. — Почему я не разобрался? Да и сейчас я еще не совсем уверен.

Быканыров ухмыльнулся, снял рукавицу, отодрал сосульку от шарфа и полез в карман за табаком и трубкой.

— У человека два глаза, а у охотника четыре, — набивая трубку махоркой, начал он в поучительном тоне. — Тот глупый дурак подвязал к рукам и ногам лапы медведя. Думал, не поймут люди. А я понял. А почему понял? Идем сюда, — и старик сделал несколько шагов назад, туда, где еще был виден след медведя. — Смотри! Разве у медведя задние ноги одинаковые? А? Видишь, обе левые…

Шелестов опустился на одно колено, всмотрелся. Точно. Правая задняя нога «медведя» оставляла отпечаток левой ноги.

— И как же я прохлопал? — и майор с досадой стукнул себя по лбу.

Быканыров, довольный своим открытием и проницательностью, покуривал трубку и улыбался.

— Теперь мне все ясно, — сказал наконец Шелестов. — Интересно, кому понадобилась такая хитрая маскировка? Вот бы что хотел я сейчас знать.

— Узнаем. Придет время и узнаем, — заметил уверенно старик. — Может быть, комендант пошутить захотел, — добавил он.

Они возвратились вместе на поляну. Шелестов собрал окурки от папирос, обернул их носовым платком и положил в карман. Он начал обследовать место, где стоял шалаш, в надежде обнаружить что-нибудь ценное, а Быканыров занялся изучением следов.

Майор перевернул хвойный настил, который, видимо, прошедшей ночью служил кому-то постелью, разгреб золу, раскидал обгоревшие головешки, но ничего не нашел.

— Жаль, очень жаль, но ничего нет, — сказал он вслух и обратился к Быканырову: — Ну что там нового?

— Все новое. Все хорошо, — по-молодому звонким голосом ответил старик. — Двое здесь было, а не один. Точно двое. Один пришел до снега. Ждал, ломал лапник, делал шалаш, огонь разводил. Долго сидел, потом лежал. Другой пришел с рудника. После снега пришел. А ушли вместе. На лыжах ушли. И не шибко давно. Однако прошло часов десять. Теперь они далеко, совсем далеко. Шибко пошли. Один русский, другой якут. Один с палками пошел, другой без палок.