Следы — на шельфе - Страница 27

Как же решают тасманийскую проблему современные ученые. Большинство из них дает ответ, основанный на данных антропологии, археологии, этнографии, генетики… и таких наук о Земле, как гляциология, океанология, геология. В эпоху последнего ледниковья Тасмания, являвшаяся самой южной и, стало быть, ближе всех расположенной к Антарктиде частью Сахула, была покрыта льдами. Ледник покрывал около 1/5 поверхности Тасмании, свободные же ото льда территории были неблагоприятны для первобытного человека. Вот почему на юге Австралии мы находим стоянки палеолита возрастом свыше 30 000 лет, а на острове Тасмания древнейшие датируются 7–8 тысячами лет до наших дней. Иными словами, человек стал заселять Тасманию лишь после того, как эпоха последнего оледенения подошла к концу и климат стал достаточно теплым.

Успел ли первобытный человек пройти в Тасманию до того, как она стала островом? В Бассовам проливе океанологи обнаружили на глубине 35 морских саженей подводную возвышенность шириной 50 миль, протянувшуюся от побережья австралийского штата Виктория к северо-восточному углу Тасмании. В конце ледникового периода, когда уровень моря поднялся более чем на 60 метров, эта возвышенность, прежде бывшая мостом суши, по которому и мог человек попасть из Тасмании в Австралию, ушла под воду.

«От 15 тыс. до 11 тыс. лет назад уровень моря повысился, и по мнению некоторых геологов, 11 тыс. лет назад он стал уже на 54 м ниже современного уровня, образовав между материком и Тасманией мелкий пролив до 40 миль шириной, — пишет В. Р. Кабо в книге „Тасманийцы и тасманийская проблема“. — По мнению других специалистов, 11 тыс. лет назад сплошной мост суши все еще связывал Тасманию с Австралией. Когда уровень моря был на 45 м ниже современного, Австралию и Тасманию соединяла цепь близко расположенных островов».

Было ли возможно в это время общение между Австралией и Тасманией, пусть даже случайное и эпизодическое? — задается вопросом советский австраловед. И полагает, что скорее всего это общение закончилось около 11 тысячелетий назад. Именно тогда или ранее попали люди в Тасманию через сухопутный мост, пролегший на месте нынешней подводной возвышенности, связывавшей остров с материком. «А это означает что наиболее древние следы заселения Тасмании погребены под толщей воды и то, что открывает на острове лопата археолога, относится к последним, заключительным этапам, возможно, многовекового процесса», — делает вывод В. Р. Кабо.

Ледниковый период окончился. Стали островами Кинг и Флиндерс прежние горные хребты, возвышавшиеся над равниной, которая простиралась в эпоху оледенения на месте Бассова пролива. И Тасмания была отрезана от материка. В полной изоляции, протекавшей многие тысячелетия, оказались и тасманийцы. Отсутствие связи островитян с «большим миром» законсервировало их культуру, а законы наследственности привели к тому, что сформировался особый расовый тип — тасманийский. «В. В. Бунак и С. А. Токарев совершенно правы, говоря, что более древние тасманийские популяции, если они, действительно, проживали в Австралии до австралийцев, могли не смешиваться с ними, а отступать перед более сильными в культурном отношении пришельцами, — пишет советский антрополог В. П. Алексеев в книге „География рас“. — Но тасманийцам все же свойственны некоторые черты специализации, которые трудно предполагать в исходном комплексе, так как они не демонстрируются палеоантропологически (крайняя широконосость). Отсутствие палеоантропологических аналогий дает возможность поместить расообразовательный очаг для тасманийской локальной расы именно в Тасмании.»

Каждое племя Австралии, как и Тасмании, говорило на своем языке. После многолетней работы лингвистам удалось показать, что все языки аборигенов Австралии родственны, восходят к одному языку — предку. Родственны между собой были и языки Тасмании (их насчитывалось более десятка). Самые же последние работы лингвистов показывают сходство языков Тасмании с языками Австралии, особенно Южной. А это лишний раз подтверждает гипотезу, объясняющую тасманийскую загадку тем, что человек пришел в Тасманию по затонувшему мосту суши из Австралии, по материку, именуемому Сахул.

Тасмания — южная оконечность Сахула, заселенная позднее всех его частей. Новая Гвинея — его северная оконечность. Логично предположить, что именно здесь раньше всех появились пришельцы из Сунды. Путь из Новой Гвинеи в Австралию прост: сухопутный мост, соединявший эти земли, исчез каких-нибудь 7–8 тысяч лет назад. Человек же появился на Новой Гвинее, как показал радиоуглеродный анализ остатков древнего костра, горевшего на берегу реки Азаро в глубине острова, не менее 26 000 лет назад. Если же учесть возраст находок в Австралии и неизученность Новой Гвинеи, можно допустить, что в недалеком будущем тут удастся обнаружить следы человека давностью в 30–40 тысячелетий.

Новая Гвинея — почти сплошное белое пятно не только для археологии, но и для многих других наук, включая географию. По образному выражению одного из географов, некоторые внутренние долины этого огромного, напоминающего своими очертаниями птицу, острова столь же труднодоступны, как лунные кратеры. Жара, душная и влажная в низинах, бесконечные дожди в горах, высотой превосходящих Альпы, непролазные мангровые заросли в долинах бурных рек, длиной не уступающих Дону или Рейну, — такова природа Новой Гвинеи. С борта самолета обследованы и заснята на пленку все районы острова, однако никаких этнографических, археологических, ботанических, геологических, лингвистических, гидрологических и других исследований с высоты птичьего полета сделать нельзя. Неудивительно, что на Новой Гвинее то и дело открывают племена, неизвестные остальному миру и незнающие о нашем мире, говорящие на своих особых языках и обладающие своей оригинальной культурой.

Новую Гвинею называют иногда страной папуасов. Само название «папуас» образовано от слова со значением «курчавый». Курчавые волосы и своеобразная форма носа, выпуклого в хрящевом отделении, отличают папуасов от австралийцев. Однако, как это впервые отметил Миклухо-Маклай, у новорожденных папуасов волосы не курчавые, как у взрослых, а волнистые. Это, а также целый ряд других признаков заставляют большинство антропологов считать папуасов особой ветвью австралоидной расы. Некоторые же считают их лишь ответвлением локальной меланезийской расы, представители которой живут и в Новой Гвинее, и на многих других островах Океании, лежащих восточнее.

Меланезийская локальная раса, как и тасманийская, по всей вероятности, разновидность австралоидной расы, сформировавшаяся в условиях изоляции. Но если колыбелью тасманийцев стала изолированная Тасмания, то колыбелью папуа-меланезийцев стала Новая Гвинея, где условия для изоляции, если можно так выразиться, идеальные (достаточно сказать, что лишь в 30-х годах нашего века в горах Центрального нагорья Новой Гвинеи, считавшихся необитаемыми, обнаружено было 200 000 человек, живших в полной изоляции от остального мира в условиях каменного века).

Новую Гвинею населяют люди одной расы. Но лингвистическая ситуация на острове делает его уникальным местом на земном шаре и является загадкой, еще более головоломной, чем тасманийская. И по сей день неизвестно, сколько племен живет на Новой Гвинее, на скольких языках здесь говорят. В отдельных частях острова, в особенности в Западном Ириане (или, как именуют его индонезийцы, Ириан Джая), могут быть открыты новые языки, даже несколько десятков новых языков. Но и те языки, что зафиксированы учеными, делают Новую Гвинею, говоря словами крупнейшего их знатока, австралийского языковеда Стивена Вурма, настоящим раем для лингвистов. Ибо тут насчитывается около 1000 различных языков — это примерно 1/5 часть всех языков нашей планеты с ее пятью обитаемыми континентами и бесчисленными населенными островами и архипелагами!

Площадь Новой Гвинеи, острова, второго по величине на Земле, велика. Однако по сравнению со всей обитаемой сушей она незначительна. Население Новой Гвинеи с точностью не учтено, но по самым смелым прогнозам вряд ли там живет более 3 000 000 человек. Опять-таки, величина — ничтожная по сравнению с миллиардами, населяющими планету. Каким же образом тут оказалась 1/5 всех языков человечества? Вот в чем вопрос, прежде всего волнующий лингвистов, а вместе с ними этнографов, историков, социологов, антропологов и археологов.