Следуй за мной (СИ) - Страница 3

У него был прямой короткий нос и тонкие губы, сжатые в одну прямую полоску, немного обвисающую вниз на концах. Взгляд открытый и ясный. Одет он был в джинсы и темную рубашку. Я успела рассмотреть его, пока он шел от скамейки к забору, и он, мне кажется, занимался тем же в отношении меня.

Надо сказать, я, как и мама в свое время, становилась красивой: высокая, то ли в мать, то ли в отца, стройная, с округлившимися формами, я не раз ловила на себе заинтересованные взгляды ребят. Одета была скромно: черные брюки, красная кофточка с длинным рукавом и ботиноки на шнуровке. Светлые волосы заплетены в косу.

Из-за частого недоедания я в тот год немного схуднула, была бледновата, что в моем случае выглядело, скорее, болезненно, чем аристократически. Но мужчина, рассмотрев меня внимательно, не сделал никаких замечаний, а улыбнувшись, спросил:

— Нравится вам моя машина?

Я неловко пожала плечами.

— Я такую никогда не видела.

— Хотите посидеть?

— Нет, – мотнула я головой, – это... Это как-то неприлично.

Мужчина стал рассматривать меня с удвоенным вниманием.

— Как вас зовут? – спросил вдруг.

— Лиза.

— А я Евгений, – он протянул мне руку, я неловко пожала. У него оказались длинные тонкие пальцы, рукопожатие было приятным, и я вдруг брякнула:

— А кем вы работаете?

Он улыбнулся.

— У меня своя фирма, я занимаюсь ценными бумагами и инвестированием.

Эти слова мне ни о чем не сказали, и он это понял. Тема работы ему была не интересна, спросил Евгений о другом:

— Сколько вам лет, Лиза?

— Семнадцать.

Он зачем-то кивнул и задумался, бросая на меня взгляды. Я смутилась всему происходящему и неуверенно сказала:

— Я, пожалуй, пойду, – и даже неловко рукой махнула в сторону дороги. Евгений ничего не ответил, задумчиво на меня глядя. Я, смутившись еще больше, развернулась и поспешила к дому.

— Как фамилия твоя, Лиза? – крикнул он вслед. Я застыла, но тут же, не оборачиваясь, пошла дальше быстрым шагом.

___

На следующий день Евгений уехал. Я ждала этого со странным чувством облегчения и сожаления. С утра ходила по квартире, задумчиво кусая губы и натыкаясь на все подряд. Мать свинтила часов в десять в поисках очередной бутылки.

Я денег ей не давала, значит, будет искать, у кого выклянчить. Попытки вернуть ее к нормальной жизни потерпели крах уже давно, сколько я ни пыталась, мать спивалась. Мы с ней практически не общались.

Я покупала домой продукты, платила квартплату, днем училась, потом подрабатывала, вечером мать обычно была пьяна так, что разговор заводить бессмысленно. Я как-то предложила ей переехать к бабушке с дедом, но она решительно запротивилась и даже устроила мне сцену, понимала, видать, что там не уйдешь в загул.

Я начала подумывать о том, чтобы после школы перебраться к ним, хотя мать бросать не хотелось, все-таки она была мне не чужим человеком.

В общем, с утра в тот день я была сама не своя, словно ждала чего-то, а в час дня услышала стук в дверь. Такого у нас отродясь не было, то есть в дверь-то стучали, но после этого сразу же ее распахивали. Я открыла, на пороге стоял мой вчерашний знакомец, смущенно на меня глядя.

— Можно пройти? – спросил он и спешно добавил. – Я ненадолго.

— Мамы нет дома, – зачем-то ответила я, но впустила его.

Тетя Люда жила еще неплохо, сын работал в городе, она подрабатывала в школе, дочери присылали деньги из Москвы. Наша бедность сразу бросилась ему в глаза, он оглядел кухню, стараясь сдержать свои чувства: не презрение, нет, а какая-то давящая жалость.

Таким же взглядом он окинул и меня, и я, как вчера, покраснела, уже от этого его взгляда. Евгений, поняв это, кашлянул и быстро заговорил. Голос у него был тихий, отрывистый, словно он выталкивал слова из себя кусками, и каждый отрывок сопровождался стремительно скользящим взглядом.

— Вы, извините, Лиза, – начал он, – что я вот так, без приглашения... Вчера мы с вами пообщались, и вы... Вы произвели на меня хорошее впечатление. Сегодня я уезжаю и... Вот, – он положил на стол конверт с полосками для адреса и голубем, и быстро вышел из квартиры, прикрыв за собой дверь.

Пару секунд я стояла столбом, потом бросилась к окну, мы жили на первом этаже, окна кухни выходили на дорогу перед домом. Евгений стремительным шагом ринулся через дорогу к тропинке, выводящей огородами к дому тети Люды. Только он исчез из виду, как я подошла к столу и взяла конверт: в нем оказались деньги, сумма, на мой взгляд, внушительная.

Я не знала, как поступить, броситься за ним и вернуть деньги или оставить? Мотивы его поступка, впрочем, тогда показались мне очевидными: жалость и только жалость. В конце концов, я решила оставить деньги, спрятав до поры, до времени.

Очень скоро меня ждало очередное удивление, не прошло и двух месяцев, как Евгений снова к нам пожаловал. Я, будучи уверенной, что вряд ли его когда-то увижу, сильно растерялась, не зная, как поступить при возможной встрече.

Евгений появился поздно вечером, мать спала в комнате, пьяная в стельку, он постучал, я открыла. Было около одиннадцати, на улице, по крайней мере, возле нашего дома, никого не было. Выжидал ли он специально, или все складывалось удачно по велению судьбы, но он и в этот раз остался незамеченным.

Я пустила его в кухню, налила чаю. Евгений сидел молча и смотрел в пространство, изредка бросая взгляды на меня.

— Спасибо вам за те деньги, – сказала я неловко, потому что молчание угнетало. Евгений кивнул, отводя глаза.

— Как вы поживаете? – задал все-таки вопрос, я пожала плечами, он продолжил. – Что планируете делать после школы?

Я снова пожала плечами и рассказала о возможном переезде к бабушке с дедом. Разговор завязался, мы проговорили около часа. Ночью он ушел, на утро уехал к себе. В следующий раз вернулся через месяц, тут даже я стала догадываться, что вовсе не приятельские чувства тащат его в глухую бедную деревню.

Я начала раздумывать на эту тему, но не могла представить, что тут можно сделать, все происходящее виделось размыто, словно я сунула голову под воду и открыла глаза. Я не строила предположений, мы провели с Евгением еще один вечер за разговорами, уходя, он оставил денег.

Наконец, после третьего посещения по поселку пошел слух, что гость зачастил к нам с определенной потребностью: повидать меня. Доказательств у них не было, только пересуды, которые я игнорировала, держась гордо и независимо.

Деньги, оставленные Евгением, тратила аккуратно. Но пересуды дошли до матери, и она словно с цепи сорвалась. Закатила сцену, напившись с дружками-алкашами. Было это в конце апреля, через полтора месяца я заканчивала школу и имела твердое намерение уехать в Раменское. Мать было жаль, но я надеялась, что со временем увезу ее, исполниться этому не было суждено.

В тот вечер пришла она пьяная и стала орать, что я малолетняя шлюха, ублажающая приезжего мужика, что обо мне все знают, а мне, бесстыднице, все равно.

— Ерунду говоришь, мама, – отрезала я.

— А ты на меня не задирайся, признавайся, где деньги?

— Какие деньги?

— Которые он платит за то, что ты перед ним ноги раздвигаешь.

— Да ты с ума сошла, – я встала, чтобы уйти в другую комнату, но мать неожиданно схватила меня за руку и больно вывернула.

— Говори, где деньги прячешь, стерва малолетняя.

Мне так обидно стало, что я брякнула:

— Да подавись ты ими, в верхнем ящике под бельем постельным.

Мать сразу оживилась, меня отпустила, схватив стул, побежала в комнату. Я села и постаралась успокоиться. Тут и раздался вскрик, а следом грохот. Я бросилась в комнату и застала мать, лежащей на полу: спьяну оступилась и полетела вниз. Со всего размаху врезалась виском в угол старинного пианино.

Оно принадлежало еще бабке Володьки Цыплакова, отца моего, было дорогим, только об этом, во-первых, никто не знал, а во-вторых, никто бы все равно не купил. Пианино было красивым, бежевого цвета с бронзовой окантовкой.