Следствием установлено… - Страница 22

— А как, на ваш взгляд, слухи о связи директора с Ефремовой верны?

— Увольте, увольте, Вячеслав Владимирович. Я считаю для себя оскорбительным обсуждать эту тему. Игоря Арсентьевича я уважаю и не стану пачкать его разговорами на эту тему. Потом, такие дела знают только два человека.

— Чудак, — улыбнулся Вячеслав. — Кулешова несколько лет пачкают во всеуслышанье, даже в печатном виде, а вы говорить на эту тему считаете зазорным.

— Пусть это останется на совести людей, которые пишут, а я до слухов или сплетен по столь щепетильному вопросу опускаться не буду.

— Ну, хорошо, — устало сказал Вершинин, — оставим разговор. Я захватил с собой сегодня бумаги, поработать вечерком, среди них и материалы ведомственных проверок вашего завода. Тут и анонимные письма. Взгляните — может вам знаком шрифт пишущей машинки?

Он открыл закладку и, переломив толстый том надвое, передал его Охочему. Тот осторожно взял его и несколько минут внимательно изучал. Потом положил на стол и отрицательно покачал головой. Разговор угас сам собой. Посидев еще с полчаса, Охочий распрощался и ушел.

«Итак, надо подвести итог состоявшейся встрече, — подумал Вершинин, проводив гостя. — Что дал мне визит начальника цеха, на помощь которого я рассчитывал и рассчитываю?» — размышлял он, пытаясь отбросить все незначительное и второстепенное из услышанного сегодня и сконцентрировать внимание на главном.

«Охочий — человек осторожный, исключительно осторожный, — решил Вячеслав, припоминая отдельные фразы и характерные интонации гостя, — и его пугает фельетон: «Криминалист с сельмаша». Теперь многие на заводе, обжегшись на молоке, дуют на воду. Зачем он пришел, что хотел мне подбросить? Линию Раков — Колчин? Но она, скорее, следствие обычных человеческих взаимоотношений — симпатии или неприязни друг к другу. Представить таких людей анонимщиками трудновато. Возможно, что оба они недоброжелательно относятся к Кулешову, их устраивают идущие на него анонимки, они дают им ход, но это не главное, а производное. Нужен непосредственный исполнитель, кустарь-одиночка, съедаемый тайной ненавистью к директору. Где он? Как найти путь к нему? Придется проверять поголовно всех обиженных и недовольных. И все же Охочий — большой хитрец. Ловко он умеет подбрасывать информацию для размышлений».

Сон подкрался незаметно. Вершинин откинулся на спинку кресла и задремал.

Инесса Владимировна Кулешова выглядела несравненно лучше. Болезненная желтизна, прежде резко бросавшаяся в глаза, сейчас почти исчезла. Она как бы смягчилась, отступила внутрь, больше напоминая остатки южного загара. Изменилась Кулешова не только внешне. Не осталось следа прежней растерянности. Она выглядела как человек, решившийся на отчаянный шаг и спешащий сделать его поскорей.

Для Вершинина ее визит был неожиданностью. В его планы не входила встреча с ней. Он понимал, что любой разговор рано или поздно коснется сплетен о связи Кулешова с Ефремовой, и хотел оградить Инессу Владимировну от этого. Но она пришла сама. Судя по ее настроению, разговор предстоял серьезный и, как он смутно догадывался, скорее всего на тему, от которой ему хотелось бы уклониться.

— Вы по поручению Игоря Арсентьевича? Он что-нибудь просил передать? — вежливо поинтересовался Вершинин. — Как его здоровье?

Первый вопрос Кулешова пропустила мимо ушей.

— Игорь Арсентьевич чувствует себя лучше, — дрожащим от волнения голосом ответила она на второй. — Вчера ему разрешили полежать на боку. Однако поддаваться иллюзиям преждевременно: обширный инфаркт.

— Главное, первый месяц, а потом он пойдет на поправку, — неуклюже попытался успокоить ее Вершинин, — сейчас ведь у него состояние удовлетворительное.

— Это заболевание полностью излечить невозможно: поражено сердце, — твердо сказала Кулешова, не реагируя на попытку следователя успокоить ее. — Кто скажет, когда может произойти самое страшное — через минуту, через день, через месяц. Но я к вам по другому поводу. Я пришла по собственной инициативе, втайне от мужа. Я хочу поговорить откровенно. Мне известно ваше намерение восстановить доброе имя Игоря…

— Если говорить точнее, — прервал ее Вершинин, — я должен восстановить объективную истину.

— Для меня это одно и то же, — упрямо возразила она, — ибо я уверена — объективная истина и заключается в восстановлении его доброго имени, которое он не запятнал. Игорь Арсентьевич — человек кристально честный, прекрасный семьянин, и я рада, что именно он стал моим мужем, — с вызовом заключила Кулешова, словно ей возражали.

Озадаченный таким поворотом разговора, Вершинин внимательно посмотрел на собеседницу. Она покраснела.

— Извините меня. Я волнуюсь. Сейчас многие ставят, под сомнение эти качества Игоря, вот почему мне невыносимо обидно, вот почему я волнуюсь.

Вячеслав переждал, пока она успокоится, стараясь не замечать дрожащих рук и покрасневших глаз.

— Извините, Инесса Владимировна, — сказал он, когда Кулешова успокоилась. — Меня удивляет ваша уверенность. Разве вы в курсе производственных дел Игоря Арсентьевича?

— Производственных? — удивилась она. — Конечно, нет. Вернее, постольку-поскольку.

— Тогда, почему вы так уверены?

Кулешова помолчала.

— Я пришла говорить с вами не о недостатках в работе мужа, о которых тоже много пишут, — тут вы разберетесь лучше меня, я хочу говорить о другом, — она опустила глаза. — Распространились слухи о связи Игоря с какой-то женщиной.

Кулешова решительно открыла лакированную сумочку и достала из нее конверт.

— Вот, — положила она его на стол, — я получила это письмо еще до болезни Игоря. Он о нем не знает и не должен знать.

По привычке Вершинин осторожно взял конверт за уголок и положил перед собой. Нарочито корявым почерком на нем был выведен адрес Кулешовых. Вместо обратного стояла загогулина. Достав письмо, он аккуратно расправил его линейкой на столе. Почерк оказался тем же, что и на конверте:

Вершинин пробежал текст за секунду, но не поднимал головы, делая вид, что читает. Он боялся взглянуть на женщину. Письмо вызвало у него чувство глубокого омерзения.

— Не принимайте близко к сердцу, Инесса Владимировна, — осторожно начал Вячеслав, когда собрался с духом. — Подлецы, к сожалению, еще не перевелись. Знали бы вы, сколько подобной писанины поступает в прокуратуру.

Она едва заметно наморщила лоб.

— Я к вам не за сочувствием. Во мне уже все давно перегорело. А принесла письмо, так как уверена, что все это звенья одной цепи, которую затягивают вокруг Игоря Арсентьевича. Тот гражданин или гражданка, — указала она на письмо, — преследовал, как мне кажется, одну цель — заставить меня сорваться. Он рассчитывал, что я устрою скандал мужу, побегу выяснять отношения с Ефремовой. Тогда история приобретет пикантную огласку и, естественно, навредит мужу. Но этот человек просчитался. Я так не поступила бы, будучи даже на сто процентов уверена в связи Игоря с другой женщиной. Скажу вам откровенно, — продолжала она. — Истории о связях Игоря с женщинами вы обязательно коснетесь и выслушаете разные мнения. Одни будут отрицать, другие наоборот — рассказывать со смаком. Допустим, все это так — у него есть другая женщина. И все равно я не стала бы делать трагедии, если бы чувствовала, что он продолжает любить меня. В противном случае подала бы на развод и развелась без всякого шума и мелодрам. Но я знаю: мой муж любит меня по-прежнему, и я отвечаю ему взаимностью.