След лисицы на камнях - Страница 5

Петька никогда такого не творил. И когда мелким был пацаном, и когда подрос. Бывало, ошибался, но чтобы пакостить – ни-ни.

Вот и после Красильщикова нужно их чистую вкусную жизнь хлоркой обрабатывать. Он это, может, и не со зла гадит. Мертвечина не выбирает, гнить ей или нет. Просто суть такова.

Возняк накинул куртку, вышел из дома и двинулся к терему.

Следователь, работавший по заявлению Красильщикова, поначалу был хмур и немногословен. В его голосе сквозили интонации занятого человека, вынужденного тратить время на докучливых бездельников. «Частные детективы из Москвы!» Илюшин видел, как ершом раздувается в следователе колючее предубеждение.

Однако узнав, что один из бездельников – его бывший коллега, тот подобрел.

Его рассказ совпал с тем, что говорил Красильщиков. Да, написал явку с повинной. Нет, тела они не обнаружили. Да, стали проверять информацию и установили, что Надежда Павловна Бакшаева продала по документам своей старшей сестры ее землю и полуразрушенный дом. Был отправлен запрос по последнему месту регистрации Веры Павловны Бакшаевой, однако выяснилось, что оттуда она выехала два года назад, и где пребывает с тех пор, неизвестно.

– На Надежду Бакшаеву заведено дело о мошенничестве. Она вину полностью отрицает. Утверждает, что совершила свои противозаконные поступки по просьбе сестры. – Следователь сбился с казенного обращения и заговорил по-человечески: – Ну, и это… Я на всякий случай водителей наших опросил. Они от автостанции народ развозят по местным деревням. Утром, значит, в область, вечером – обратно. Ни один из них Веру Бакшаеву по фотке не опознал. Там народу не сказать чтобы много катается. Запомнили бы, если что.

– А машина у нее есть?

– Пес ее знает. Я запрос послал, ответ пока не пришел. Одно точно могу сказать: ваш клиент в психушках Москвы и Владимира не наблюдался. Я проверил.

Бабкин смотрел на следователя с возрастающим уважением. Он был практически уверен, что Красильщикова отфутболили с его заявлением, едва выяснилось, что трупа нет. Но недовольный толстяк, закупоренный в тесной как гроб комнатушке, где ветер заколачивал в оконные щели острые сквозняки, поработал на совесть.

– Не возражаешь, если немного пошуршим? – спросил Сергей. – Пока не подписались, честно говоря, раздумываем.

– Да чего уж… Мне и самому… ну это… узнать бы, в общем. Чего там случилось.

Полицейский вдруг смутился, словно в его любопытстве было что-то неприличное.

– Ты с Красильщиковым давно знаком?

– О предпринимателе, который купил старый дом, я слышал давно, но увидел только тогда, когда он с заявой притащился. Черт знает… Не особо вменяемый он был. Но трезвый.

– Точно трезвый?

– За точностью – это тебе в палату мер и весов. Не пахло. А на анализы мы его не отправляли. Так-то про него разное говорят, но мужик он вроде неплохой.

– А кто разное говорит? – вмешался Илюшин.

Следователь поморщился и свернул тему.

– Телефон мой, если что… – Он оторвал клочок газеты, валявшейся на подоконнике, и нацарапал номер. – Найдете труп Бакшаевой – смотрите, не перепрятывайте.

На единственной улице Камышовки было пусто, однако Макара не оставляло ощущение пристального взгляда.

– Наблюдает кто-то, – заметил он.

– Ага. Тоже чувствую.

– Пойдем быстрее…

Они свернули к дому Красильщикова.

Лужи подернулись ледком; черными зрачками смотрела из-под него вода.

– Отказываемся? – Бабкин правильно расшифровал непривычную молчаливость напарника.

– Не знаю.

На самом деле Илюшин все уже решил. Но когда они подошли к крыльцу, на перилах их ждала придавленная деревянным бруском записка. Андрей Михайлович сообщал, что вынужден отлучиться на пару часов по делам. Дозвониться до сыщиков ему не удалось. Он просил дождаться его, чтобы поговорить, – пока их не было, в памяти всплыли еще кое-какие подробности ночи пятнадцатого августа, – и предлагал место, где они могли бы расположиться в его отсутствие. «Опасаюсь, что у меня вы будете чувствовать себя не совсем комфортно. Рад, если ошибаюсь. В таком случае устраивайтесь. Обед на столе, ключ у Нины Ивановны Худяковой, она предупреждена. Второй вариант – изба Сорокиных, дом сорок восемь. Там сейчас никто не живет. Дверь открыта. Простите, что вынужден бросить вас, но дело срочное».

– Ну, елки-палки! – сказал Сергей, прочитав записку. – Смыться по-тихому не получится.

Илюшин только поморщился.

Своей деликатностью Красильщиков их обезоружил. Уехать сейчас, когда у них просили всего пару часов, было бы грубостью.

– Пойдем глянем, что ли… – Бабкин сунул руки в карманы и спустился с порога. – Деваться все равно некуда.

Он присел на корточки перед конурой, в которой дремал хозяйский пес Чижик – длинноногая нескладная дворняга с умной мордой. Красильщиков предупредил, что пес совершенно беззлобен: его приютили строители, да так он и прижился.

– Что, парень, грохнул твой хозяин какую-то бабу или не было такого?

Чижик слабо махнул хвостом и зевнул.

По дороге Макар наступал на лед и вслушивался в сухой хруст, пытаясь угадать, что за надобность заставила Красильщикова покинуть дом. Когда поравнялись с горнистом, Сергей встрепенулся:

– Смотри, в тридцать первом объявился хозяин. Заглянем?

В окне ближайшего дома виднелась худая фигура.

Открыв дверь на стук, Татьяна непроизвольно отшатнулась – до того высоким оказался тот, кто стоял ближе. Славка тоже ростом почти два метра, но когда смотришь на него, на ум приходит слово «дылда». Всю жизнь выглядел мальчиком, после сорока начал выглядеть старым мальчиком. Есть такой тип мужчин: во взоре – бесшабашность и готовность к великим свершениям, в кармане мятая десятка и свечи от геморроя. Интеллектуал, вскормленный энциклопедической пылью. Духовный наследник эллинов.

Нынешнего же гостя породила каменная земля Ётунхейма, и если он кому и наследовал, то семейству великанов гримтурсенов.

На Возняка похож. Такая же глыба.

Мысль о сходстве с охотником всколыхнула в ней волну острой антипатии.

Однако второй гость несколько примирил ее с Глыбой. Сероглазый парень, похожий на студента, улыбался ей из-за плеча здоровяка. Улыбка у него была исключительная – не улыбка, а универсальная отмычка, отпирающая в людях дверцы, за которыми спрятан их смех.

Обаяние восьмидесятого левела, подумала Татьяна. Обидно будет, если сейчас они скажут, что журналисты и разыскивают Муру Маркелову.

– День добрый, хозяюшка. – Ей показалось, что Глыба, увидев ее, опешил. – Нам бы побеседовать… Много времени не займет.

Татьяна медлила. Ее захлестнуло необъяснимое ощущение, что если эти двое сейчас перешагнут через порог, они, уходя, унесут ее дом на плечах, точно пустую ракушку.

Татьяна давным-давно договорилась со своими страхами, что ей позволено смеяться над ними при условии, что она к ним прислушивается. А страхи согласились не отвоевывать больше пространства, чем было им выделено. Зная их склонность к экспансии, Татьяна была благодарна им за выдержку.

Гости ее испугали. День и без того складывался странно. Что-то непонятное творилось с самого утра; то ли ветер переменился, то ли чудо-рыба-кит, к спине которой лепились избы Камышовки, вдруг тяжело вздохнула, распахнула средний глаз и шевельнула хвостом; дрожь прошла по ее телу, и треснули иловые отложения, в которые вросло оно за тысячу лет.

– О чем побеседовать? – Татьяна по-прежнему преграждала вход в дом.

– Об Андрее Михайловиче Красильщикове.

– Он попросил нас расследовать убийство, – вступил второй.

– Убийство?

–…которое он совершил.

– И кого же убил наш Андрей? – с кривой улыбкой спросила Татьяна.

– Говорит, Веру Бакшаеву.

– О господи! – Она поменялась в лице. – Господи ты боже мой… Заходите, пожалуйста.