След кроманьонца - Страница 7

Кто-то из них тогда оглянулся и увидел его. Эти люди сами с трудом передвигались после долгой голодовки и прекрасно понимали, что дети с таким истощением не выживают. Но у них был приказ, которого они не смели ослушаться: ребенка забрали и принесли в Поселок. Он почему-то не умер. Правда, потом он много раз жалел об этом.

Женька вернулся часа через два. Он прижимал к груди большого пестрого селезня. Птица была живой.

– Умик, я принес, Умик! Сейчас, сейчас. Ты попей крови, кровь – это жизнь! Сейчас я сделаю, открой рот, открой, пожалуйста!

Он перепачкал ему все лицо, прежде чем понял, что ребенок не реагирует – совсем не реагирует. Трогать его шею он не решился, а просунул руку под одежду и положил ладонь на грудь, на почти голые ребра. Все…

Что-то зацепилось за пальцы, когда он вытаскивал руку. Ожерелье. Такое же, как у всех – и детей, и взрослых. Что-то знакомое блеснуло в полутьме, и Женька наклонился еще ниже: черный полосатый агат.

«А почему детей нет рядом? Или уже неинтересно? Почему…» – додумать он не успел. Казалось, мышцы сработали сами: лицом в прелый хлам на полу, перекат в сторону и – на ноги!

Второй раз промахиваться Рам не собирался, и отражать удар пришлось предплечьем. Правда, нужный угол не получился, и дубинка осталась в руках нового вождя.

В голову плеснуло яростью – той, почти забытой, из первой жизни, когда как крыса, загнанная в угол…

Женька сделал медленный выдох: так нельзя. Он давно уже не тот мальчишка, которого вечно качает от голода и на которого охотится вся поселковая ребятня. Сейчас он может сделать с противником что угодно, но не будет, а просто – левой в голову, правой по корпусу!

«Добить? К черту!! Пошли вы все к черту!!!»

Он опять бежал по бескрайней холмистой равнине, принимал холодный ветер на грудь. Сейчас это был другой бег – рывок последней атаки на врага или добычу. Только не было впереди ни врага, ни добычи. Зато была цель: загнать, утомить тело, и тогда, может быть, станет легче.

Легче не стало, но вместе с усталостью пришло понимание. Женька замедлил свой бег, а потом и вовсе пошел шагом: кажется, он наконец понял, чего от них хотели те загадочные люди в мире Николая, почему и Вар-ка, и Коля согласились лезть в чужие миры.

Находящихся в комнате людей гость опознал сразу: на табуретке сидел Николай Васильевич Турин. Он занимался тем, что выбирал из тазика на столе наиболее крупные экземпляры арахиса в сахаре и со смаком их поедал. Из глубокого кресла с протертой обивкой поднялся Владимир Николаевич Варов и жестом предложил занять его место:

– Проходите, располагайтесь. С кем имеем честь?

Мужики как мужики: обоим слегка за сорок, полнеть еще не начали, рост средний или чуть ниже. Турин выглядит типичным славянином: нос картошкой, высокий лоб, неширокие скулы. Он светлый шатен с проседью, плохо побрит, и подстрижен, похоже, в домашних условиях («…к своей внешности равнодушен…»). Варов явно не южных кровей, но и на «словена» похож мало. Он идеально выбрит, у него ухоженные полуседые волосы до плеч («…все еще получает удовольствие от бритья и пользования шампунем, длинными волосами скрывает травмированную ушную раковину…»).

– Меня зовут Александр Иванович, – проговорил гость, неловко опускаясь в кресло.

Варов вытащил из угла большой кусок пенопласта – фрагмент упаковки какого-то прибора – и со скрипом уселся на него, скрестив ноги так, что стали видны многочисленные дырки в его трикотажных штанах. Воцарилось неловкое молчание: хозяева явно чего-то ждали и начинать разговор не торопились. Прошло несколько минут, в течение которых было слышно только, как Турин хрустит орехами. Потом входная дверь как бы сама собой открылась и закрылась. Казалось, никто не входил, но на одной из ступенек короткой лестницы уселся ничем не примечательный парень лет восемнадцати. Заметив, что все смотрят на него, он кивнул:

– Приветствую вас!

Явление этого персонажа произвело на гостя неприятное впечатление. Он вздрогнул, едва заметно поморщился и пробежался глазами по стенам как бы в поисках запасного выхода:

– М-м-м… Э-э-э… А нельзя ли как-нибудь… обойтись без…?

Турин вздохнул:

– Нельзя, Александр Иванович. Вы уж будьте добры: успокойтесь, расслабьтесь и излагайте. Конфеток хотите? Это способствует!

Гость внял просьбе: смирился с неизбежным и заговорил. Делать это он умел и, кажется, любил:

– Господа! Если я правильно понял тех, кто дал мне поручение, вам предлагают принять участие в исследовании, в эксперименте…

– Погодите, погодите! – Николай Турин перестал наконец жевать орехи. – Давайте по порядку. Значит, так: некая организация поручила вам…

– Насколько мне известно, никакой организации нет! Есть несколько человек, живущих в разных странах. Большинство из них профессиональные ученые. Объединяет их то, что в силу случайности или, наоборот, в результате целенаправленных поисков они получили доступ к информации, к информационным, так сказать, массивам, которые выходят за рамки традиционных научных школ.

– Ну, начинается… – Варов тоскливо посмотрел в окно. – Жили, жили, и вдруг – труба!

Солнца не было видно за низкой облачностью, но оно, вероятно, пришло в самую низкую точку своего суточного пути, когда Женька добрался до первых скал. Он залез в какой-то закуток между камнями и стал одеваться: напялил меховые штаны и рубаху, потом сжевал, не чувствуя вкуса, последнюю шоколадку.

Настроение было мрачным. Двигаться больше не хотелось, устраиваться на ночлег – тоже. Покрытое солью от высохшего пота тело слегка зудело, и единственное, чего хотелось вполне определенно, – это пить. Женька пристроил за спиной пустой рюкзачок и пошел искать воду. Он довольно быстро нашел ее, напился и стал бродить у подножия сопки, разглядывая склон.

Склон как склон: на пологих участках растет трава и низкорослый кустарник, выше начинаются осыпи и языки снежников по распадкам. Еще выше висит нечто, очень похожее снизу на обычный туман. Пару дней назад где-то здесь он спустился в Мамонтовую степь и специально минут пять стоял, запоминая рельеф.

Похоже, он не ошибся и вышел куда нужно: вот по этой промоине он спускался, за теми кустами перепрыгнул ручей и начал подниматься на пологий водораздел, по которому потом и двинулся в неизведанную даль этого мира. Там, наверное, еще сохранились его следы. Кажется, все правильно, все сходится… Но что-то не так: чуть-чуть, совсем слегка, совсем немного, но иначе. Наверное, это свет: тогда были тени, все было четким, а сейчас – сплошная серость, сплошные полутона.

Смешно, конечно, мучиться сомнениями из-за таких пустяков, но ведь это, на самом деле, никакая не сопка и не гора, а сплошная флюктуация. Даже представить трудно: похоже на многоуровневую транспортную развязку, на которой нет ни разметки, ни дорожных указателей, ни видимости – все погружено в белесое межпространственное марево, которое ползет и клубится как настоящий туман. В общем, перекресток вселенных, да и только!

В конце концов Женька решил начать подъем: раз головой не получается, он будет думать ногами – не факт, что это хуже. Впрочем, далеко идти ему не пришлось: на одной из последних травянистых проплешин шевельнулось что-то живое, и он надолго замер за скальным выступом с камнем в руке. Какой-то грызун, похожий на небольшого сурка, вылез примерно через полчаса – встал столбиком и начал принюхиваться.

Добыча оказалась, прямо скажем, не слишком вкусной. Без шкурки и потрохов в ней было граммов триста-четыреста весу, из которых половину составляло вонючее, терпкое сало. «Ну, ладно: все равно это еда! Может, сало целебное – помогает от чего-нибудь?» – утешил себя охотник.

Когда добытый зверек уютно разместился в пустом желудке, Женька решил больше никуда не идти: день опять получился слишком длинным. И черт с ним, с туманом: пусть себе ползет и клубится. А перед сном можно вспомнить что-нибудь приятное, беззаботное, что-нибудь из жизни в мире Николая. И чего ему, дураку, там все время не хватало?