След из тайги - Страница 1

– Не скрипи, Сучья лапа.

– Рассыплюсь, Алеха!

– А ты глубже дыши тайгой и жди удачи. Пошевеливайся, бичара толстозадая.

– За тобой не угонишься. Прешь, как танк, только пыли нет. Может, привалить время?

– Рано, еще часок отшлепаем.

– Устал…

– Хреновый ты бич, Сучья лапа. Если б знал, что ныть будешь, не взял бы в пару. Дыхалку себе на водяре сорвал да на портвешке…

– Не, Алеха, я после тюряги по-божески пью. Давай передохнем, а? Сил нет…

– Терпи… и любуйся природой. Ишь, как вертит наверху мошкара – словно пепел от солнца осыпается.

– Тьфу, за ноги тебя да башкой об ту ель с твоей природой. Здоровый ты, как лошадь, Алеха. И тюряга тебя не размяла, и наша бичарная жизнь не обломила. Откуда столько силы?

Сучья лапа остановился и руками вытер пот с лица:

– Ух, как жарко…

Алеха обернулся и резко прохрипел:

– Пошли-пошли!..

И покатилось по таежной пади «шли-шли-ли-ли»… Вечер зажег по пихтовым гривам желтые свечи. Лишь в полной темноте устроились на ночлег. Костра не разжигали. Наломали кедровых веток, соорудили из них лежки. Закусили сухарями с салом, запили водой из ручья и повалились в таежную постель. Сон махом вышиб из людей усталость и заботы прошедшего дня. Ночная тайга медленно возвращала им силы.

Едва поднялось солнце, Алеха и Сучья лапа, наскоро перекусив, двинулись в путь.

– Сегодня дойдем,– уверенно пообещал Алеха.

– Не верится мне про золотишко, – снова заскулил о наболевшем Сучья лапа. – Какого хрена этот старый чеснок сам его, не выгреб? А?

– Говорю тебе, тяжко добираться. Ты молодой, и то сопли распустил, а деду сам бог забыл, сколько ухнуло. Разве он вскарабкается на эту гриву? Тут и у меня сердце трепыхает.

– А почему именно тебе он рассказал про золотишко? Что, у него родичей нет?

– От хайло неверующее, – разозлился Алеха. – Брошу в тайге, если будешь скулить. А насчет золота не болтай.

Им повезло на четвертый день. Утром Алеха заметил, что из каменистого пригорка выступает белый кварц. Алеха работал на золотых приисках и сразу понял, что это означает,

– Уда-а-ача! Живем, Сучья лапа!.. – захохотал он. – Кончили бичевать… Загоним барыгам золото и айда гулять-колесить по стране…

Сбросил Алеха куртку, схватил кайло и начал ошалело бить по кварцу.

В этот вечер они долго сидели у костра. Пили чай и до пьяной одури курили «Приму». Алеха даже охрип от своих рассказов.

– Понял теперь, чудило,– со мной не пропадешь. В один день разбогатели. Р-р-раз, и под дых удаче. Наша она теперь. Все рестораны Крыма и Кавказа подмигивают нам огнями.

– Вначале покупателя надо найти, – осторожно вставил Сучья лапа, – а потом уж подумаем, в каких ресторанах гулять. Сейчас за рыжевье можно схлопотать на всю катушку. Сам знаешь.

Алеха матернулся беззлобно:

– Воронье ты чертово, не можешь дня прожить, чтобы не покаркать. От тебя и солнце скиснуть может. Радуйся удаче, тухлятина, и мечтай, на что деньги тратить будешь. А золото мы будем сгонять зубным врачам и ювелирам.

Три недели они не разгибали спины. Вставали с зарей и долбили камень до самых сумерек, без обеда и перекуров.

Кончились сухари и крупа, доели сало и сахар. Зверь и птица стороной обходили эти места, и нечем было поживиться. Да и золота они добыли, сколько можно унести. Только вынести бы его из тайги без потерь.

Несмотря на голод, шли легко. То ли потому, что Дорога была знакома, то ли оттого, что согревало своей тяжестью золото.

И им снова повезло: Алеха срезал на болоте двух глухарей. Решили устроить передышку – выспаться и как следует поесть. Выбрали сухую поляну, развели костер. Не успели общипать глухарей, как из чащи послышалась песня.

Алеха и Сучья лапа переглянулись. Кого занесло в такую глухомань? Алеха подмигнул приятелю:

– Смотри, кто б там ни был: золото в тайге молчанье любит.

– Не маленький, сам понимаю, – проворчал Сучья лапа.

Хрустнули ветки кустарника, и на поляну вышел невысокий человек в сапогах, штормовке и с рюкзачком за спиной. Темно-серая кепка была низко надвинута на лоб, так, что под козырьком трудно разглядеть лицо.

– Добрый вечер таежным странникам, – весело произнес незнакомец. – Пустите к костру? Не потесню?

– Валяй, – махнул рукой Алеха. – Как раз глухарей варим. А вот чаем не угостим – кончился.

– Эхе-хе, да разве можно по тайге бродить без чая? – покачал головой незнакомец. – Ну да мы это устраним.

Он сбросил рюкзак и подсел к костру. Запустил руку в мешок и вытащил пачку чая. Потом извлек сахар, завернутый в целлофановую пленку, и сухари.

– Хорошо живешь, батяня, – оживился Сучья лапа. – А то мы соскучились по чайку.

– Давно по тайге ходите? – поинтересовался незнакомец.

– Давно, – уклончиво ответил Алеха.

– Чем промышляете?

– А ты что, из милиции? – ухмыльнулся Сучья лапа. – Так документики в порядке. Добываем мы ягодки, орешки, грибки собираем.

– Ягодки и грибки – дело хорошее, – кивнул незнакомец. – А документики мне ваши ни к чему – не из милиции я. Тоже собиратель ягодок.

– И куда ж ты их, батяня, собираешь? Больно рюкзачок у тебя маленький. – Сучья лапа изучающе разглядывал не знакомца.

– Да мне хватит. На рынке я не торгую, родственников не имею.

– Сирота, одним словом, – хмыкнул Алеха.

Незнакомец снова полез в рюкзак.

– Ну это, мужики, не разговор у костра. Чего мы прощупываем друг друга? Ведь свои – сразу видно. Тайгач тайгача понимать должен, – незнакомец вытащил из рюкзака поллитровую бутылку.

– Ого, вот это разговор, – засуетился Сучья лапа. – Водка?

– Обижаешь, паря… Спирт настоящий, неразбавленный. Так-то разговор пойдет веселей.

Алеха оживился.

– Сам бог тебя послал к нам. А то у нас печенки иссохлись. Давно не промывали…

Незнакомец плеснул спирт в подставленные кружки.

– Ну, под такой чаек не грех и познакомиться. Василий Степанович я.

– Вова, – представился Сучья лапа.

– Альберт, – поднимая кружку, прохрипел Алеха.

Бутылку опорожнили быстро.

– Вот и ладно, ребятки, – Василий Степанович перевернул кружку вверх дном. – Вот и ладно. Познакомились, пора и ко сну. Тайга любит, чтобы вместе с ней засыпали и вместе с ней просыпались. Пойдемте, лапника наломаем.

Достали ножи и разошлись в разные стороны. Только Василий Степанович задержался у костра, будто выронил что-то. Принялся шарить в траве у поленьев, да ничего не нашел. Правда, когда поднес пальцы к глазам, сверкнула между ними искорка – золотая песчинка.

– Ай да ребятки, ягодки-орешки, – усмехнулся он и отправился за лапником.

Когда Алеха и Сучья лапа вернулись, Василия Степановича еще не было.

– Слышь, Алеха, – заговорил Сучья лапа, – где-то я этого белоглазого видел.

– А как ты рассмотрел его глаза? Чего-то он рыло свое кепкой прикрывает…

– Где-то я его видел… – повторил Сучья лапа.

Алеха нахмурился:

– Может, легавый? Хотя с какой стати легавый один попрется в тайгу?

Сучья лапа хотел что-то добавить, но подошел Василий Степанович.

– Спите, ребятки? Ну-ну, не буду вас беспокоить. Сейчас тоже примощусь. Спокойной ночи…

Сучья лапа видел во сне белоглазого. Тот подмигивал ему, кривлялся по-дурацки и все что-то шептал. А что шептал, Сучья лапа никак не мог разобрать…

И тут он проснулся. Захотел пить. Потянулся за кружкой, а над ним белоглазый склонился. Приложил палец к губам и так хитро-хитро улыбается.

Стало жутко, вспомнил, где видел эту улыбку и выцветшие пустые глаза, хотел закричать, но не успел. Кольнуло в сердце, и все внутри загорелось от боли.

Полянка попалась лакомая – вся покрытая алым ковром брусники. А вокруг – старый сосновый лес. Тишина, лишь дятел где-то усердно долбил сушину. Высоко в небе, распластав крылья, медленно плавал коршун.