След: Философия. История. Современность - Страница 92
Не случайно появление нового термина — народная принцесса. Плакальщики (а в основном плакальщицы) говорят, что Диана продемонстрировала свою идентичность с людьми: она такая же, как все. Этот сюжет уже вызвал несколько иронических комментариев — ничего себе, как все! — но все же его нужно рассматривать скорее серьезно, здесь есть тема. Процитирую еще одну английскую журналистку — Барбару Эмиел из газеты «Дейли телеграф»:
Она пыталась, и не без успеха, создать параллельный двор, в котором нашла бы реализацию ее жажда общественного служения. Желая охранить свою личную жизнь от взоров публики, она в то же время получала удовольствие от стиля, культивируемого голливудскими звездами: драматические любовные связи, публичные слезы и публичные же признания.
Это чрезвычайно важный пункт. Вот что пишет об этом очень серьезный американский колумнист Джордж Уилл:
Можно сказать, что принцесса Диана умерла на некоем перекрестке: между архаическим институтом монархии и современным складом умов, полагающим, что сохранение от глаз публики личной жизни является вызовом демократии и что общество имеет право знать все, что кажется ему интересным. Кажется, она понимала, что вся ее жизнь была одним непрерывным цирковым трюком — сохранением неустойчивого равновесия между требованиями традиционного королевского достоинства и стилем современных демократических королей и королев — знаменитостей, сотворенных масс-медией.
Вот этот последний стиль предполагает, сильнее — требует выставления на публику всяческого интима. Здесь начинается современная психология и философия — поделиться чувствами, показать людям, что ты такой же. Людям это нравится. Тогда они прощают вам вашу близость к королям или ваши миллионы. Бисер, которым вы обладаете, требуется метать. Вопрос в том, что называть бисером. По современным массовым представлениям, это ваше эмоциональное богатство: вы должны обладать всей гаммой чувств ординарного человека. Вы должны быть теплым. Ни в коем случае ни горячим, ни тем более холодным.
Эндриа Пейзер писала в «Нью-Йорк пост»:
Последнее, на что я надеюсь, — на то, что Чарлз — человек, продемонстрировавший всему миру свою змеиную холодность, — чему-то научится на примере Дианиной смерти. Для него есть только единственный путь искупления его идиотической жизни — сделать что-то, полностью выходящее за привычные рамки, например, жениться на Камилле Паркер-Боулс. Он любит эту женщину и изменил с ней своей жене. Может быть, для Чарлза настало время вырасти, освободиться от материнских пут и последовать своему сердцу. Это было бы истинным обновлением британской монархии.
Но Эндриа Пейзер, как сама она сказала, не сильно надеется на такую метаморфозу. Поэтому вывод она делает такой:
Может быть, настало время пересмотреть вопрос о монархии, этом обанкротившемся институте, давно уже не имеющем реальной политической власти, но удушающем в своих змеиных объятьях всех, кто попадает в его орбиту. Почему англичане должны терпеть подобное поведение этого монстра?
Эндриа Пейзер — американка, но и англичане, как мы уже видели, испытывают сходные чувства. Основная их претензия к королевскому двору: он не только всячески портил жизнь Диане, но и не проявил достаточно теплых чувств при известии о ее трагической смерти. Это — всеобщая реакция. Именно по этой причине вдруг возник вопрос об анахронизме института английской монархии.
Вывод в общем едва ли не однозначный: Диана — хорошая, едва ли не святая, а Букингемский дворец — змеиная яма. Потому что Диана не скрывала перед миром своих чувств и переживаний, а королевская семья открыто их не демонстрирует. И только поэтому.
Согласитесь, что здесь что-то не так: о каких-то пустяках люди говорят (не смерть Дианы, конечно, пустяк, а вот эти разговоры и реакции).
Объясняя этот феномен, нью-йоркский психотерапевт Шина Ханкин сказала в интервью радио «Свобода»:
Диана — знаменитость, а мы живем во времена культа знаменитостей. Мы сами создаем идолов, хотим знать о них как можно больше. Диана сама избрала жизнь знаменитости, ей нравилось быть в центре внимания. Но она вместе со славой несла в себе нечто трагическое, причем выставляла это напоказ. В наше время много говорят о ценности семьи, потому что семья перестала быть ценной. Она распалась на матерей-одиночек, на брошенных детей. Мужчины разучились быть мужьями и отцами, а женщины — женами. Чтобы завоевать популярность, политики и актеры заявляют о своем трудном детстве. Даже президент Клинтон любит упоминать об отчиме-алкоголике. Теперь в моде страдание, публичное покаяние, слезы раскаяния на экране крупным планом. Англичане буквально заставили королеву и принца Чарлза показать миру слезы. Раньше публика требовала, чтобы сильные мира сего были сильными, не как все, выше толпы, а теперь требуют, чтобы они проявляли слабость, были как все. Диана казалась человеком, заботящимся обо всех: о бездомных, о сиротах, о больных СПИДом. Но одновременно люди с удовольствием подглядывали за своей любимицей в замочную скважину, следили за ее бурными любовными связями. А любовники-то ее были ничтожествами. И нам становилось жаль Диану еще больше. Мы жалели Диану, малообразованную Золушку, ставшую принцессой, но оказавшуюся не в своей тарелке и взбунтовавшуюся. Бунт ее был самым настоящим нервным срывом. Она несомненно нуждалась в помощи психотерапевта, была человеком явно неуравновешенным. Поэтому постоянно искала любви, а в любви этой самоутверждения. Влюбившись, звонила предмету своей страсти по пятьдесят раз в день.
В христианской традиции принято делать из покаявшихся грешников святых, а раскаявшегося грешника ценить выше праведника. Поэтому политические лидеры и прочие знаменитости с такой легкостью грешат, а мы им прощаем. Умерла мать Тереза, действительно святая женщина. Но разве можно сравнить скорбь мира по ней с реакцией на смерть Дианы?
Это что касается Дианы — не такого уж и сокровища в реальной жизни (а не в созданном вокруг нее мифе). Что же касается якобы холодной королевской семьи, то тут пора вспомнить, что такое вообще король, королевское поведение, королевское достоинство — стиль, культура монархии и ее носителей. Этот стиль предполагает сдержанность, умение владеть чувствами, скрывать боль. Не демонстрировать слабости и не искать жалости. Это и есть джентльменское поведение. А уж кому быть леди и джентльменами, как не членам английской королевской семьи! Мне приходилось уже говорить, как я изменил свое отношение к принцу Чарлзу — человеку, к которому я не испытывал никаких чувств (кроме разве мужской солидарности по поводу его женитьбы на истеричке). Это было во время покушения на него в Австралии, зафиксированного, натурально, телевидением. Он глазом не моргнул — только манжету поправил. Вот это королевское поведение.
Королю, королям, принцам и не нужно ничего другого. Это чистая форма, церемониальная репрезентация. Но форма и репрезентация чего? Да культуры — как пути обуздания первичных инстинктов. Культура по определению репрессивна, требует подчинения нормам и правилам, созданным в целях общественного, коллективного выживания. Конечно, монархия как политическая система — анахронизм. Но она никогда не перестанет быть актуальной как память, напоминание о культуре и трудных ее путях. Конечно, она бесполезна. Но полезен ли скажем, спорт? Это ведь тоже символическая форма, демонстрирующая всего-навсего способность человека идти выше и дальше. И без таких символических форм человечество все еще ходило бы на четвереньках, то есть не было бы человечеством. И монархия, со своими сдержанными носителями, на самом деле по-настоящему человечна — не в эмоционально-чувственном, а в культурно-метафизическом смысле.
У великого Куросавы есть фильм «Кагемуша» — о воре, который должен был сыграть роль короля. Ему сказали, что во время битвы он должен сидеть — просто сидеть: и когда его войско побеждает, и когда терпит поражение. И вот, отсидев битву, он действительно стал королем — превратился из вора в короля, внутренне переродился.