След черной рыбы - Страница 3
– Его – что, освободили?
– Не сегодня завтра вопрос решится. Мне звонили… Генеральный прокурор внес протест. Решен вопрос о его восстановлении в органах…
– Что же, он так сразу и приедет?
– Нет, конечно. Но мы год ждали. Еще пару месяцев подождем.
Откуда-то из глубины тюрьмы кого-то вели. Гулкие шаги арестованного и его конвоира, мерно шагавших сквозь лабиринт коридоров, оформляли звонкую тишину современного узилища.
Арестованным, покидавшим тюрьму в то утро, был Тура Саматов.
В канцелярии Туру вписали в какие-то книги. Дали расписаться. Незапоминающаяся личность – работник тюремного отдела глухо зачитал постановление. В нем разбирались две строчки:
– …«За отсутствием состава преступления… Из-под стражи освободить…»
Непохожим на себя – коротко остриженным, в телогрейке и немыслимых ботинках – шагнул он в ворота под традиционным девизом отечественной тюрьмы: «На свободу – с чистой совестью!»
За воротами Туру ждали. Офицер милиции поднялся со стоявшего у стены разбитого ящика.
– «…Я вышел зол и непреклонен, свободен, словно вор в законе, который вышел из тюрьмы!»[2]
Это был Силов.
На мгновение они коснулись друг друга лбом, щеками и тут же бегом бросились прочь от страшного этого здания.
За тюрьмой по широкой магистрали сверху от площади катил на светофор неудержимый вал машин, Силов и Тура в его немыслимом для столицы обличье подбежали к краю тротуара. Силач успел крикнуть на бегу:
– МВД отвело нам номер в своих апартаментах… Тут недалеко… Я перевез туда кое-какие твои вещи…
– А нельзя сразу домой?
– Нет! Завтра тебя ждут в министерстве… Форма должна быть соблюдена! Тебе вернут статус сотрудника МВД и звание…
Первый же притормозивший частник, с которым Силову удалось пошептаться, согласился их отвезти.
– Ну вот! Товарищ мечтает подвезти тебя, Тура, – торжественно провозгласил Силов, открывая перед Саматовым дверцу. – Ты окажешь честь, если прямо с казенных нар пересядешь в поролоновый рай моего нового друга…
В гостинице МВД было тоже много людей, как и в обычной гостинице. Ее отличало разве только то, что больший процент постояльцев был в форменных одеяниях МВД и милиции. Обгоняя офицеров, Силов и Саматов побежали вверх по лестнице к окошку администрации. На бегу Силов кивнул Type на офицера в форме, тащившего свернутый в рулон ковер, и его жену, в каждой руке которой было по автомобильной покрышке:
– Ай да майор! Едет в отпуск при погонах… Смотришь, в магазинах что-нибудь и выпросит… И жену приспособил!
Силов здесь тоже был уже своим, знаемым, любимым: администраторша о чем-то предупредила его. Ключ не дала, показала наверх.
Тура начал с душа, потом перешел к бритью. На двери ванной висел его форменный мундир. Человек военный, Тура переходил из одного состояния в другое, подчиняясь приказу.
Тура брился, смотрел в зеркало. С каждым взмахом бритвы лицо его становилось все более узнаваемым, преж-ним, жестким. Лицо мента… Вот он провел по щекам кремом, растер его. Застегнул милицейскую сорочку. Поправил галстук-регату. Теперь это снова был подполковник милиции Саматов, он ничем не напоминал человека, который несколько часов назад освободился из тюрьмы.
Силов возился с бутылками, с закуской. Номер был двухкомнатный, на тумбочке у кровати Туры стояла привезенная Силовым большая фотография.
Погибшие жена и сын и с ними он, Тура, взявшись за руки, бегут по тропинке между деревьями…
Тура поднес фотографию к губам.
– Все готово! – выглянул Силов из другой комнаты. – Прошу…
Тура поставил фотографию на место, вышел к столу.
– Помянем! – Силов показал головой в сторону тумбочки с фотографией. – Пусть земля будет им пухом!
Они выпили, не чокаясь.
Силов рассказывал:
– …В прокуратуре полная неразбериха. Прикомандированные следователи наломали дров. Потом разъехались… Свердловчане, ульяновские. С Украины… Лучших следователей никто не даст… Так что можешь представить. Местных обычаев никто не знал. Короче: нам крупно повезло.
– Да. Нам очень крупно повезло… – грустно заметил Тура.
Силов поправился:
– Прости. Я неточно выразился. Я хотел напомнить, что ты на свободе…
– Понимаю.
– Мы ходили к Генеральному, но Рекунков нас не принял. У него есть дела поважнее, чем вытаскивать посаженных в тюрьму честных ментов…
– Тогда как же я здесь?
– Расположение звезд… Вот так же у одного бродяги по пьянке в поезде сняли туфли… А он возьми и напиши Щелокову… Тысячи людей пишут жалобы, и ни одна не доходит. А здесь – для смеху, что ли! – дали министру… Тот резолюцию: «Разыскать! Доложить!» Милиция с ног сбилась… Туфли ищут! Наконец какой-то умник догадался. Притащил рваные штиблеты… «Пожалуйста!» Ему, конечно, благодарность! Премия. А дальше – полный отпад! Некому вручить. Бродяга уже сидит, а от штиблет амбре такое – хоть беги…
– Это ты так считаешь. – Тура мудро улыбнулся.
– А ты – нет?
Тура покачал головой.
– Это Хамидулла. Наш местный Аль Капоне. Я виделся с ним в тюрьме, и он мне обещал… Да ладно! – Он прервал себя. – Ты-то как?
– А что я? – Силов улыбнулся. – Зажило, как на собаке. Три перелома и вывих. Правда, при ходьбе хрустит что-то в колене. Как в протезе. Да Бог с ним!
Силов наполнил рюмки, подумал. Заткнул бутылку, убрал в холодильник.
– Пожалуй, больше ни грамма. Остальное – у себя!
– Во сколько нас ждут в министерстве? – спросил Тура.
– С утра. В четырнадцать у нас самолет. Вечером мы уже дома. В Мубеке…
Тура незаметно опьянел. Он сидел на террасе за столом, уставленным бутылками, жалкий, состарившийся, в будничном синем халате-чапане. Взгляд Туры сквозь раскрытые двери блуждал по жилищу, где он столько лет прожил с женой и сыном.
Он видел дорогие его сердцу приметы той, прежней, жизни – зонтик жены, сандалии сына, мячик, книжку, торчащую из-под дивана.
– Шесть лет вычеркнуто из жизни, Валек… – Язык его заплетался. – За что? За что погибли Надя и Улугбек? Даже если бы Аллах хотел меня наказать, он не выбрал бы такой жестокой казни! За что, Валек?
Силов в комнате включил телевизор.
Был час комментаторов за «круглым столом». На экране появились знакомые лица специалистов-международников: Сейфуль-Мулюков, Зорин, Боровик.
– …Своим мнением с телезрителями поделятся также Олег Беляев, Алексей Медведко…
– Я не могу видеть их лиц… – Тура стукнул кулаком по столу.
Бутылки перед ним задребезжали.
Силов поискал по каналам – передавали съездовскую программу.
– Выключи ты эту херню! Я не могу ее больше слушать… – Тура по-блатному скрипнул зубами.
Силов выключил телевизор, вернулся на террасу, смотрел на Туру: таким своего друга он никогда не видел.
Тура продолжал безнадежно:
– …Я ничего больше не понимаю. Не знаю, как дальше жить. Ясно, что в Мубеке мне нельзя находиться. Кончится тем, что я не выдержу – отправлю кого-то на тот свет… И тогда снова сяду, но уже за дело. Может, уволиться?
– А что ты умеешь еще хорошо делать, кроме как ловить преступников? – Силов мягко попытался его успокоить. – Может, я чего-то не знаю?
Тура промолчал.
– То-то…
Силов наполнил рюмки.
– Я думаю, ты должен принять предложение Агаева и поехать на Каспий. В водную милицию. Агаев – твой друг. А после того как ты спас его девочку на канале в Санзаре, он и его жена в тебе вообще души не чают… Поедешь, отдохнешь… А там, смотришь, и я подъеду… Чего мне тут одному?
От слов, а больше под влиянием голоса единственного оставшегося близкого ему человека Тура постепенно оттаивал. Выражение лица его смягчилось.
– Представляешь оперативную обстановку на Берегу… – Силов, как мог, поднимал настроение. – Шесть преступлений… За год! Тишина вокруг… Зеленое море. Красная рыба. Черная икра… А там, смотришь, я подъеду… – Силов поднял рюмку: – За это!..