Славянский котел - Страница 63

— Я верю вам и готов на вас положиться.

— Не будем терять времени, пойдёмте.

Они вернулись в комнату с чёрной мебелью. Доктор Ной по-прежнему пребывал в состоянии крайней растерянности, он, казалось, потерял последние силы и ни от кого не ждал спасения. Кирилл взял его за локоть, сказал:

— Пошли!

И они направились к двери, но как раз в этот момент она отворилась и в комнату ввалились три негра. Один из них выступил вперёд, преградил дорогу. Он был здоров и могуч, как боксёр тяжёлого веса. Кириллу сказал:

— Русский человек пойдёт с нами. Вы останетесь здесь.

— Вы верно забыли, кто я такой! Я Кирилл Блинчик!

— Да, вы Кирилл Блинчик, и я это хорошо знаю. Но у нас есть приказ главного администратора. Русский пойдёт с нами.

Кирилл вынул из кармана маленький серебряный пистолет. Ледяным голосом проговорил:

— Русский человек — мой гость, я буду защищать его!

Негр молниеносно ударил по руке Кирилла, и пистолет упал на ковёр. Другой негр подхватил его. И в этот момент Простаков нащупал медальон и «пальнул» в негра своим лучом — и раз нажал кнопку, и два, и три. Медведеподобный негр дёрнулся и вскинул назад голову. Повёл вокруг ошалелыми глазами. Пробормотал:

— Чертовщина!.. Что-то треснуло в голове.

Повернулся к креслу, стал медленно в него опускаться. И пока он садился, Борис «угостил» той же дозой его товарищей. Эти схватились за головы и каждый проворчал что-то своё. И тоже стали искать стулья, сели. И смотрели то на своего вожака, то на русского, то на хозяйского брата. И вдруг кто-то всхлипнул и застонал. То тихо заплакал старший негр. За ним, точно дети малые, стали всхлипывать и его товарищи. Доктор Ной и Кирилл смотрели на них и не понимали, что с ними происходит. А Борис подошёл к негру, который подобрал с пола пистолет Кирилла, протянул руку:

— Дайте пистолет.

Негр не сразу, но достал из кармана оружие, подал Простакову. Из другого кармана достал и свой пистолет и тоже отдал Борису. А Борис подошёл к его товарищам и к ним протянул руки:

— Сдавайте оружие.

И они достали из карманов пистолеты и спокойно отдали. Борис им сказал:

— Вы сидите здесь, а мы пойдём.

Сделал знак товарищам, и они пошли из комнаты. Негры оставались на своих местах. Они проявляли покорность и не выказывали никакого желания сопротивляться. Энергия и воля в них были начисто подавлены. В глазах и на лицах недоумение. Борис, открывая дверь, подумал: «На острове мы наблюдаем облучённых полгода: агрессия в них погашена, разум не повреждён, интерес к жизни остался прежним, но важно бы знать, как они будут вести себя через год, два и более?..»

Из башни по коридору прошли на третий этаж и здесь, в левой стороне дворца, или замка,— он больше походил на замок,— находились помещения, в которых жил Кирилл и его прислуга. Зашли в комнату с диваном, камином и большим круглым столом посредине, и Кирилл сказал Ною:

— Вы, доктор, будете жить здесь, а мы пойдём в комнаты, где поселим господина Простакова. Увидимся завтра утром.

Пришли в первую комнату. Здесь были диван, письменный стол, стулья и кресла.

— Ваша гостиная,— сказал Кирилл.— А ещё будут спальня и ванная. Мы живём просторно, но мира и покоя в нашем доме нет. И сейчас я буду рассказывать вам о своей жизни. Только прежде хотел бы знать: что это вы сделали с тремя неграми, как вам удалось превратить их в бессловесных ягнят? Я много слышал о ваших чудодейственных аппаратах, но то аппараты. Говорят, они дороги, громоздки и непросты в управлении, а здесь без всяких аппаратов... Гипнозом, что ли?.. А как кончится действие гипноза, они снова придут в себя? Так, что ли? Вы мне говорите правду, я должен знать. В противном случае не смогу планировать свои дальнейшие действия. Раз уж взялся вам помогать, так буду идти до конца.

— Я верю вам — вы смело ринулись на мою защиту. Спасибо за готовность помогать мне. Что же до негров, вы можете не беспокоиться: они ещё долго будут находиться в состоянии покорности и дружелюбия,— год, два, а то и больше. Может быть, такими останутся навсегда. Я не волшебник, но заметил: общение со мной некоторых людей, особенно тех, кто замышляет против меня зло, умиротворяет, смягчает их нрав и превращает в моих доброжелателей. Уж так устроила меня природа. Я, как и вы, русский, а мы, русские, как, может быть, вы слышали, имеем мировую душу, мы православные, а это значит, угодные Богу.

У окна стояли два кресла, и они сели на них. Простаков продолжал:

— У нас в России ныне обострились национальные противоречия. Соплеменники вашего братца открыто возвестили миру: евреи взяли власть в России, и это для русских явилось большой неожиданностью. Им не понравилось такое за- явление. И Горбачева, и Ельцина, и всех прочих других кремлёвских начальников мы принимали за русских,— лица-то у них русские, и фамилии наши, славянские, а тут вдруг слышим: власть захватили евреи. Ну, а теперь скажите мне: вас-то такой афронт обрадовал?

Кирилл не отвечал. Он попросил разрешения открыть окно, и они теперь могли наблюдать игру света, падавшего на гребни волн, из окон дворца, слушать извечный и несмолкающий шум моря.

Замок был построен на выступе скалы, вдававшейся в океан, и здесь у окна Борису казалось, что они сидят в каюте корабля, плывущего к черте горизонта, горевшего в лучах недавно скатившегося с неба солнца.

Борис не заметил на лице собеседника и малейших следов неудовольствия, в глазах его светились сила молодой жизни и уверенность в правоте своего дела, в разумности всего происходящего, и не осталось следа от только что пережитых ими волнений; он был спокоен, и, видимо, ничто его не тревожило.

Продолжая смотреть в окно, он тихо проговорил:

— Как бы то ни было, а метаморфоза с неграми меня озадачила. Я вас понимаю: вы меня не знаете и потому не хотите посвящать в свои секреты, но я всё увидел своими глазами: вы обладаете силой таинственной, а вот что это за сила, я понять не могу. Одно мне ясно: не зря вас выкрали с берегов Дона и доставили на Русский остров. И мой братец не напрасно включился в тайную игру. Он как бы перекупил вас у своих конкурентов. Но скажите мне хоть самую малость, как это в одно мгновение вы парализовали этих получеловеков-полузверей? Они составляют ударный отряд охраны Ефима и всегда готовы выполнить любое его задание. Я представляю физиономию братца, когда явятся эти гориллы и разведут руками: ничего не сделали, ничего не смогли.

Тут вдруг Кирилл оживился, вскинул на Бориса свои синие доверчивые глаза:

— А что, если и его... так же! А?..

— Кого?

— Братца моего, Ефимушку? Вот был бы фокус!..

Борис задумался. Он бы не хотел, чтобы Кирилл шёл так далеко в своих догадках. Блинчик хоть и защищал его с пистолетом в руках, но и все-таки, он — Блинчик, из тех же, кто, как он выразился, «перекупил» его и приволок в логово «русского» олигарха. Как он поведёт себя дальше? Что у него в голове? — Борис не знает.

И он заговорил уклончиво:

— Я и сам не понимаю, почему это вдруг так сникли гвардейцы вашего брата. Может быть, ваш пистолет на них так подействовал или вы им знак какой подали? Мне судить трудно. Но, к сожалению, такого волшебства, которое вы мне приписываете, у меня нет. Но то верно, что я ищу средство подавлять людскую злобу. Такие средства в природе есть, но Господь не откроет их человеку, пока не убедится в нашей способности разумно ими распоряжаться.

— Вы верите в Бога?

— Я биолог и пока ещё только заглянул в мир мельчайших молекул, но уже понял: там, внутри атома, таятся такие силы, которые не могли зародиться сами по себе, они — плод Творца, которого нам не дано знать, но который есть и в него мы должны верить. Люди, отрицающие Бога, демонстрируют свою слабость и невежество. Слабость потому, что они боятся признать такую грандиозность, как Творец вселенной, а невежество у них идёт от скудости знаний. Из этих понятий я бы вывел формулу: чем больше человек знает, тем настойчивее он стремится узнать ещё больше. И, наконец, приходит к выводу, который сформулировал Иван Петрович Павлов: если бы у вас было две жизни, то и тогда бы вам не хватило времени, чтобы до конца раскрыть интересующий вас предмет. А я, ученик Павлова, возьму на себя смелость эту мысль продолжить: до конца раскрыть тайну даже самого малого явления природы никому не дано: эта тайна у Бога, и только Он один знает, какую меру могущества стоит доверить человеку.